В мире сновидений - Боснак Роберт

Какая точность наблюдений, вот что значит ученый.

— Что еще, какой она тебе кажется?

— Немного холодноватой, — говорит он после небольшой паузы.

Я вижу, как Дженни наклоняется вперед: «Мне кажется, ее можно немного погреть в руках». И сводит руки, показывает, что берет чашу в руки. Хотя глаза Джорджа закрыты, он улыбается ответ, он с этим согласен.

— Чаша напоминает отражение луны в озере, — добавляет Джордж. В том озере в Южной Америке, на котором он провел свой отпуск, посвятив его подводной охоте.

Сейчас можно уйти в сторону, отдаться свободным ассоциациям, спрашивать. Мы сможем проникнуть в самые сокровенные воспоминания и образы того отпуска и от них через цепь более далеких ассоциаций — в переживания сновидца, испытанные им в разное время. Но затем придется снова возвращаться к образам сна, пока мы совсем не заплутали в далеких сферах.

— Давайте вернемся к чаше, — предлагаю я. Джордж соглашается и продолжает:

— Во-первых, в ней что-то… Ну, она как- то связана с медициной, с больницей…

— Больница, больные, болезни, боль, — думаю я про себя.

— Чаша, полная боли. Чаша терпения

— Но она может легко изменить форму, например превратиться в серебряный потир. — Упоминание священного серебра потира вызывает обостренное внимание слушателей. Религиозный образ! Все чувствуют его красоту. Потир означает евхаристическую чашу, связь с таинством. Ну это уж слишком, так можно, впасть в экстаз.

— Действительно ли она превращается в потир или это твое предположение?

— Мне кажется, что она превратится в потир, если я до нее дотронусь

— Тогда давай, — говорю я небрежно, чтобы не вызывать сопротивления образа.

— Ну что, она меняется?

— Немного. Но не так, как я думал. Теперь он на месте, он держит чашу в руках, как и Дженни.

— Ты держишь чашу в руках? — спрашиваю я, чтобы закрепить образ.

Он кивает головой, внимательно наблюдая за собой с чашей в руках.

— Ну и как она?

— Тяжелая и живая, — быстро отвечает сновидец.

— Живая? Откуда исходит это качество? От чаши, воды или кролика? Или от образа в целом?

— Нет, — твердо говорит Джордж. — Живая, потому, что я держу ее в руках.

Теперь связь между сновидцем и образом укрепилась, можно сделать шаг в сторону

— Что это за чувство? — следует мой вопрос. — Хотя можешь и не говорить, — добавляю я. — Ты что-то вспомнил? Он кивает, как в трансе, и продолжает:

— Образ сильно меняется

— Эмоциональное переживание? Он энергично трясет головой. Я объясняю слушателям, что хорошо бы разобраться с этим воспоминанием и всеми вытекающими ассоциациями, но во время лечебного сеанса.

Я прошу Джорджа сосредоточиться на эмоциональной атмосфере воспоминания, которое остается неизвестным для нас. Даю ему на это минуту, затем спрашиваю:

— Как теперь выглядит чаша?

— Вода стала светлее, переливается как живая. Мне очень нравится.

— Потрогай ее. Теплая?

— Почти как моя рука. Температура тела. — В его голосе звучит вопрос, словно он ждет от меня объяснения.

— Какая вода? Морская или водопроводная?

— Очень упругая, у нее сильное поверхностное натяжение, — с удивлением замечает он. Искреннее удивление сновидца выдает, что его субъективное представление совсем не совпадает с объективной реальностью образа, в который он входит. Образ отвоевывает все большую независимость.

— Я могу опустить в воду руку, но…

— Подожди, — останавливаю его я. — Можешь подробнее описать, как рука входит в воду? Джордж слушается меня:

— Это нелегко, но я попробую. Поверхность воды словно заряжена электричеством. Чтобы всунуть руку в воду, я как бы должен одновременно давить на собственное сердце.

Внутреннее сопротивление отразилось в образе высокого поверхностного натяжения воды, которое трудно преодолеть.

— Что происходит, когда ты так давишь на свое сердце?

— Появляется теплота. Вода теплеет.

— Ты можешь на мгновение сосредоточиться на сердце?

— У него уходит на это несколько секунд. «Мое сердце переполняет, страстное желание», — говорит Джордж. Говорит буднично, без аффектации и прибавляет.: «Страстное желание опустить руку в воду».

— Тебе знакомо это страстное желание? — спрашиваю я осторожно

— Да. — В его памяти возникает какой-то образ.

— А ты можешь снова ощутить эмоциональную атмосферу этого образа? Его плечи напрягаются, он говорит: «Сейчас я испытываю почти боль. Все… весь образ потяжелел». Образ стал значительно тяжелее, потяжелел, я осматриваюсь, комната словно наэлектризовалась от напряжения.

— Твоя рука по-прежнему в воде?

— Да… или нет. Я держал руку в воде, пока ты мне об этом не напомнил. И тогда она как бы сама собой вышла из воды.

Я слышу вздох облегчения и смех. Напряжение в комнате спало.

— Как только ты подумал об этом, ты вынул руку из воды, — размышляю я вслух. — Точно также чаша опустела, когда мы о ней рассудочно толковали. Но я хочу спросить другое — это вопрос всем — кто-нибудь почувствовал потерю глубины образа, когда Джордж вынул руку из воды? — Две трети слушателей сразу соглашаются, остальные тоже не отрицают, что у них есть такое ощущение.

— Работа снами, — говорю я, — напоминает погружение на глубину. На глубинах вы чувствуете давление. Так же и в работе снами вы можете определить глубину по изменению. давления.

Вода стала значительно холоднее после того, как я вытащил из нее руку, — сообщает Джордж. Я не хочу копаться сейчас в причинах этого охлаждения и просто повторяю: «Холоднее, чем раньше. Но ты об этом уже не думаешь, и тебе тепло, ты внутри образа».

Сейчас возможны различные отступления (например, «Тебе вспоминаются такие моменты охлаждения?»), но я хочу добраться до кролика. Он все больше меня притягивает, манит к себе. Нужно воспользоваться этим притяжением образа, я раздумываю, как.

— Как ты думаешь, можем ли мы опять вернуться к образу? — осторожно спрашиваю я Джорджа, он кивает в ответ. Мы начинаем все заново, сосредотачиваемся на чаше, но я сразу понимаю, как много мы потеряли. Мое внимание легко отвлекается, я потерял связь с образом. Поэтому я решаю повторить все сначала. Медленное повторение направлено на то, чтобы выйти на прежнюю глубину.

— А как сейчас выглядит чаша?

— Она побелела. Немного напоминает фарфоровую. Да, теперь это фарфоровая чаша на пьедестале.

— Итак, — размышляю я вслух, — чаша вознесена на пьедестал, возвышена.

Вводя игру слов, я выделяю метафорическое качество образа, своего рода толкование. Более подробное толкование становится излишним. Возвышение чаши, ее преображение вытекает из таких слов, «вознесена, возвышена».

— Где ты стоишь?

— Перед чашей. Она на уровне груди.

— На уровне сердца? Он кивает головой.

Я отмечаю в уме, что чаша прошла стадию альбедо, отбеливания. Она уже сияет, как белоснежный фарфор. Осмысление оказало свое влияние на этот образ.

— Чаша пуста? — Нет, в ней по-прежнему сидит кролик, он двигается вводе.

— Как он выглядит? — Серовато-бурый с белым.