Мы все нарциссы? Феномен нарциссизма от мифологии до патологии - Витторио Линджарди

надменно-агрессивную форму нарциссического расстройства, пренебрегая гиперчувствительной и тревожной. Не случайно в качестве ответа на полученную критику в последнее издание включили сложную «альтернативную модель личностных расстройств», по которой врач имеет возможность диагностировать нарциссическое расстройство с учетом всей амплитуды колебаний самооценки пациента. И это правильно, ведь патологический нарциссизм выражается не только в завышенной самооценке, высокомерии, недостатке эмпатии и жажде привилегий, но и в неустойчивости самооценки, сверхчувствительности к критике (те самые тонкокожие нарциссы Розенфельда), ипохондрической уязвимости, молчаливых мечтах о величии и отмщении, стыде и страхе публичных выступлений. Аналитический опыт, который включает не только длительное знакомство с пациентом и отслеживание его состояния, но и наблюдение за друзьями, коллегами (и самими собой!), показывает, что два лика нарциссизма способны сосуществовать в одной личности, проявляясь в разных ситуациях. Во многих случаях эти два лика не что иное, как разные выражения, гримасы одного лица, столкнувшегося с драмой собственной ценности: уязвимый нарцисс всегда привязан к своей грандиозной части, грандиозный нарцисс вынашивает ощущение несоответствия и боится неудач. Диагностические подходы, более терпимые к часто противоречивым клиническим проявлениям нарциссизма («По-твоему, я противоречу себе? / Ну что же, значит, я противоречу себе. / Я широк, я вмещаю в себе множество разных людей»[37], – говорит Уолт Уитмен в «Песне о себе»), такие как «Руководство по психодинамической диагностике» (PDM-2), дают описания, которые предусматривают сосуществование явных и скрытых нарциссических черт и распределение этих черт по разным уровням организации личности: здоровой, невротической, пограничной и психотической. Это и необходимость подтверждения собственной значимости, возбуждение в случае получения этого подтверждения, и злоба или депрессия при его отсутствии; и потеря удовольствия от повседневных отношений; и пустые бессмысленные дни, часто после достижения той или иной цели.

Диагностический взгляд на нарциссическую личность претерпел немалые изменения со временем. И чем более детальным становится ее описание, тем выше показатели распространения нарциссического расстройства в обществе. Дошло до того, что несколько лет назад рабочая группа Американской психиатрической ассоциации предложила убрать нарциссическое расстройство из диагностических руководств в связи с ненадежностью диагноза. Потребовалось вмешательство крупнейших международных экспертов, чтобы подтвердить необходимость диагноза «нарциссическое расстройство личности» и его право на жизнь в психотерапевтических кабинетах, как и в залах суда, со всеми его ясными и теневыми сторонами.

Толстокожие и тонкокожие

Пока мы будем пытаться запереть нарциссизм в клетку одного-единственного определения, мы не сможем понять его. Здесь потребуются калейдоскоп и терпение, чтобы наблюдать за изменяющимися картинками. Наши нарциссические проявления, сглаженные в большей или меньшей степени, служат для сохранения ощущений стабильности и безопасности при жизненных вызовах, связанных с самодостаточностью, самооценкой, аутентичностью и в конечном итоге с чувством нашей идентичности. Количество переменных в этой игре таково, что число нарциссических конфигураций возрастает в разы. Я начну с описания двух его форм: экстравертной – показной, претенциозной, грандиозной, и интровертной – хрупкой, характеризующейся боязнью критики. Они кажутся противоположными, как день и ночь, но при этом делят единую солнечную систему, в которой спутники, пускай и освещенные с разных сторон, вращаются вокруг одних и тех же планет – самомнения, сосредоточенности на себе в ущерб вниманию к другим, ощущения отсутствия аутентичности, зависти, в большей или меньшей степени тайных мечтаний о всемогуществе, призрака неудачи. Отталкиваясь от этой общей базы, толстокожий нарцисс (еще Гадда говорил о «непробиваемой коже самовлюбленного бегемота») приобретет признаки, связанные с грандиозностью, агрессивностью и превосходством, а тонкокожий – с молчаливой и неуверенной грандиозностью, ощущениями несоответствия, некомпетентности, неэффективности.

Уязвимые нарциссы – это, как правило, застенчивые люди с тысячей антенн, настолько чувствительных к чужой критике, что в любых словах другого им видится повод для обиды, укол самолюбию. У тонкокожих нарциссов это связано с пережитыми негативными чувствами, у толстокожих – с глубоким и неизведанным страхом столкнуться с ними. Не менее заметно их различие в отношении стыда: сознанию толстокожих нарциссов он недоступен, а уязвимых преследует и терзает постоянно.

В плане стыда – ощущений несоответствия, тревоги, дискомфорта, вызванных страхом осуждения, осмеяния, унижения, – нарциссическое расстройство может многому нас научить. В каждом грандиозном нарциссе скрывается ребенок, которому стыдно, в каждом депрессивном и самокритичном нарциссе гнездятся грандиозные мечты всемогущего ребенка. Подобно тому как во всех заброшенных домах живут привидения, во всех нарциссах живут чувства несоответствия, слабости и стыда. Нарциссы могут по-разному компенсировать их – гневом, паранойей или меланхолией, часто проецируют на других, презирая и обесценивая их, или ревностно прячут, обесценивая самих себя и идеализируя некоторых людей, светом которых они подпитываются.

При этом важно отличать стыд от чувства вины: когда человек испытывает чувство вины, его негативные эмоции связаны со внутренним осуждением себя за отход от собственных моральных принципов, а в случае стыда осуждение возникает как бы извне, глазами другого. Депрессивное чувство вины – внутреннее, а нарциссическое чувство стыда – внешнее, это взгляд мира на наше несовершенство. Чувство вины – это уверенность человека в том, что он плох, стыд – убежденность, что его считают плохим.

Еще одно сильное неприятное чувство нарцисса – зависть: человек завидует другим или думает, что ему завидуют. Тот, кто живет, бессознательно шантажируя себя тем, что не соответствует требованиям и вот-вот будет раскрыт, вряд ли станет радоваться успеху других. Зависть, которую Сёрен Кьеркегор назвал несчастным скрытым восхищением, становится двигателем обесценивающего, гиперкритического, а в самых тяжелых случаях – деструктивного поведения: я не могу вынести того, что у тебя есть что-то, чего не хватает мне, и оттого, что этим владеешь ты, оно нужно мне еще больше. Такая зависть, как пишет Мелани Кляйн в одной из лучших своих книг[38], делает недоступным для человека чувство благодарности.

В блестящей работе «Тысяча лиц Нарцисса» Фабио Мадедду вслед за Джеймсом Гротштейном напоминает нам, что нарциссы «ненавидят одиночество, ненавидят то, в чем нуждаются, и отрицают, что завидуют, пряча в своих фантазиях то, что вызывает зависть, избегая таким образом и зависти, и благодарности». Но они не могут избежать стыда, который охватывает их, когда они понимают, насколько ненадежна их стратегия поведения. К этому следует добавить размышления Герберта Розенфельда о внезапной уязвимости некоторых пациентов в момент, когда их нарциссическая защита рушится под тяжестью разочарования и унижения. На теме унижения останавливается и другой кляйнианский психоаналитик – Джон Штайнер: он называет унижение истинным проклятьем нарциссической личности и замечает, что одни нарциссы пытаются спрятаться от него, другие, наоборот, бросаются в бой за чужое восхищение, третьи защищаются нападением на других и их унижением. Иногда в моменты стыда и смущения, возникающие из-за страха нарцисса, что его увидят обнаженным, как черепашку без панциря,