Оперировать немедленно - Николай Федорович Шахмагонов

часами, чаще не ради дела, а ради демонстрации свих амбиций. Вы ещё достаточно молодой человек, вам ещё предстоит руководить большими коллективами, а потому помните, из всего что говорится на совещании, подчинённым нужно две три фразы. Ну а для чего говориться остальное, это вопрос…

Я встал, обещал сообщить, когда появится публикация в Медицинской газете, ну и попросил разрешения, если темой заинтересуются другие издания, снова обратиться к нему.

Он согласился не сразу, думал. Ну а когда я уже надел шинель и сказал по-военному:

– Разрешите идти? – всё же он был полковником, а я в ту пору ещё толь-только получил майорское звание, сказал:

– Обращайтесь… Только помните, что у меня очень мало времени.

Уже потом, после многих встреч и долгих разговоров, я заметил, что Михаил Филиппович всегда старался, очень ненавязчиво передавать свой жизненный опыт.

Вот хотя бы несколько слов о весьма привычно – о совещаниях. А как точно сказано: действительно, если вспомнить все совещания, на которых мне приходилось присутствовать во время службы в ряде соединений, можно было точно сказать – разговоры были краткими и дельными, а вот когда командовал ротой и меня привлекали на совещание офицером базы боеприпасов, многочасовые говорильни просто убивали. Можно было выловить две три полезных для себя фразы – и то только в лучшем случае. Что же касается времени проведения подобных мероприятий, то в армии строго соблюдалось правило – совещания проводились только в рабочее время, хотя, конечно, для офицеров это понятие весьма условно. И всё же в те часы, когда обычно, если офицер не был ответственным в подразделении или не возникали какие-то особые задачи, и можно было идти домой, совещания не проводились.

Вспомнить же мне довелось тот самый первый разговор с Михаилом Филипповичем уже не в советское время, а в демократе-, нет, точнее, демокритизированное. К примеру, в поликлинике, где работает жена, совещания проводят только не в служебное, а в личное время врачей. То есть, врачи, пришедшие на службу примерно без четверти восемь утра, отработавшие минимум восемь часов в жуткой молотилке, принимая в каждые 12 минут одного больного, по истечении рабочего дня с добавками, после паузы в минут двадцать-тридцать, чтоб обслужили больных, впихнутых сверх нормы, вызываются – в нерабочее, повторяю, время – для слушания моновещания начальства. Совещанием и не пахнет. Говорят ведь только руководители, весь день просидевшие в кабине за решением каких-то насущных сует. Им же так хочется удовлетворить свои амбиции – ну и удовлетворяют на измотанных врачах, не отпуская их с работы своевременно. Причём, отнюдь не 15 минут вещают, а как правило, полтора-два часа. В то время как положено иначе. Хочешь повещать, сократи приём настолько, насколько хочешь, и вещай на здоровье.

Да, вот бы нынешним руководителям поинтересоваться школой Гулякина – школой тех поколений, которые выиграли войну, которые подняли страну, а не добивали, подобно нынешним, созданное ими.

Впрочем, тогда я ещё не задумывался над подобным, поскольку гражданской жизни совсем не знал. Находясь в воинском строю с суворовского училища, я полагал, что тот порядок, который видел в армии, где бы ни приходилось учиться или служить, существует во всей стране. Изъяны в этом порядке наблюдал лишь на центральной базе боеприпасов, которую охраняла моя огромная – в 238 человек по штату – рота, да и то потому, что там офицерство очень близко соприкасалось с элементами гражданской жизни. На заводе по изготовлению артиллерийских изделий работали вольнонаёмные…

Очерк о Михаиле Филипповиче я сделал быстро. Отнёс его в редакцию Медицинской газеты. Сдал и фотографию, которую взял специально для публикации.

– Гулякин на фото без звезды героя, – проговорил редактор и сам рассмеялся, – Ну-да, ведь она ещё не вручена. Что ж, дорисуем. Газета ведь должна выйти на следующий день после вручения.

Медицинская газета не имела таких возможностей как скажем «Правда», «Известия», «Советская Россия», и вряд ли могла получить фото со звездой Героя немедленно. В те времена электронной почты практически ещё не было, и никто даже не предполагал, что такое может быть.

Очерк я подготовил, по меркам Медицинской газеты, довольно большой, почти на целую полосу, ну и ждал, как всякий автор, солидной публикации. Газета вышла. Но очерка там не оказалось. Вместо этого я нашёл на первой полосе две фотографии – Гулякина и генерал-полковника медицинской службы Ефима Ивановича Смирнова, которому в один день с Гулякиным было тоже присвоено это высокое звание, о чём в Медицинской газете заранее не знали. Но не отозваться на это событие газета не могла. Тем более Медицинская газета ведь не военная, а к гражданской деятельности Смирнов был гораздо ближе, нежели Гуляки, поскольку занимал пост Министра здравоохранения СССР в 1947 – 1952 годах.

Я, конечно, позвонил в газету. Редактор, извиняющимся голосом, пояснил, что никто не предполагал такого поворота, и что подготовить очерк о Смирнове просто физические не могли. О полковнике очерк, а о генерал-полковнике заметка – это как-то не очень было возможно.

– Но вы можете использовать этот материал в любом другом издании, – сказал он.

Хороша отговорка… Впрочем, если бы не этот случай с материалом, может быть, я бы не стал искать, где ещё написать о Гулякине, да и всё слоилось бы иначе, нежели сложилось.

Я отправил очерк в журнал «Тыл и снабжение Вооружённых Сил», где в то время ещё никого не знал. А тут вдруг «Известия» опубликовали очередной мой материал о героях Таганрогского подполья. Я заехал в военный отдел «Известий», ну и рассказал о казусе.

Редактор «Известий» по военному отделу Валентин Петрович Гольцев заинтересовался:

– О таком герое?! Давай нам немедленно! Только сократи на две трети.

Что ж сокращать? Я взял и написал заново, стараясь использовать и те факты, что не вошли в очерк, посланный в журнал.

Мне ещё отец – писатель Фёдор Шахмагонов – говорил, что если работаешь в газете или журнале, то обо всех публикациях в иных изданиях должен докладывать своему главному редактору. Видимо, порядок этот был уже утрачен, потому что главный редактор «Советского военного обозрения», в то время полковник (а в последствии генерал-майор) Валентин Дмитриевич Кучин, которому я доложил о публикации в «Известиях» вместе с представлением о назначении на должность, сказал, чтобы я обязательно сделал очерк для журнала.

– Материал о таком человеке очень важен для нашего пропагандистского журнала, – сказал он. – Пусть знают за рубежом, какие у нас замечательные военные хирурги.

Таким образом, вместо одного очерка появилось в печати три. Это, кстати, стало предметом интереса отдела печати Главного