Горькие силлогизмы - Эмиль Мишель Чоран

можно только замаскировать свои раны, не говоря уже о своем отвращении к миру.

* * *

Жить, не ведая никаких амбиций, – великое счастье и великая сила. Я заставляю себя жить именно так. Но сам факт, что я принуждаю себя к этому, свидетельствует о моей тщеславности.

* * *

Время, свободное от размышлений, – на самом деле единственно наполненное. Не надо краснеть от стыда, подсчитывая, как много мгновений мы потратили ни на что. Эти мгновения только с виду пусты, в действительности же они поражают полнотой. Медитация есть высший вид досуга, секрет которого утрачен.

* * *

Благородные жесты всегда вызывают подозрение. О каждом из них мы сожалеем. Они фальшивы, театральны, вызваны стремлением к позерству. Справедливости ради добавим, что почти такое же сожаление вызывают и подлые жесты.

* * *

Вспоминаю отдельные мгновения своей жизни, от самых нейтральных до самых волнующих, и спрашиваю себя: что осталось от каждого из них и какая теперь между ними разница? Все они слились в одно, утратили выпуклость и реальность. Лишь в те минуты, когда я не чувствовал ничего, я приближался к истине, то есть к своему нынешнему состоянию, в котором я пытаюсь осмыслить свой прошлый опыт. Так что толку что-либо испытывать? Ни память, ни воображение не способны возродить к жизни ни один былой «экстаз»!

* * *

Ни один человек до последней минуты не способен полностью познать смерть: даже для пребывающего в агонии она таит чуточку новизны.

* * *

Если верить Каббале, Бог создал души сразу же, и все они изначально имели ту же форму, какую должны были обрести после своего воплощения. Когда приходит время, очередная душа получает приказ соединиться с предназначенным ей телом и каждая из них тщетно молит Создателя избавить ее от этой грязи и этого рабства.

Чем больше я думаю о том, что могло произойти, когда настал черед воплощаться моей душе, тем крепче во мне убеждение, что больше всех других упиралась и фыркала именно она.

* * *

Скептиков принято упрекать, и даже есть выражение «автоматическое сомнение», тогда как по поводу человека верующего никогда не скажут, что он впал в «автоматическую веру». А ведь вера проявляется гораздо более машинально, чем сомнение, которое имеет хотя бы то извинительное преимущество, что идет от сюрприза к сюрпризу – правда, ни одному из них так и не удается побороть смятение.

* * *

В каждом из нас мерцает искорка, зажженная задолго до нашего рождения, задолго до всяких рождений вообще, и эту искорку необходимо всячески оберегать, если, конечно, мы хотим снова вернуться в тот далекий свет, с которым по какой-то неведомой причине были разлучены.

* * *

Подлинное ощущение полноты бытия и истинного счастья я испытываю только при мысли, что дождался наконец мига, когда можно уйти навсегда.

* * *

Наступает момент, когда выбор между метафизикой и любительством, между непостижимым и смехотворным кажется нам бесполезным.

* * *

Чтобы осознать, каким откатом назад явилось христианство по сравнению с язычеством, достаточно сопоставить банальности, изрекаемые по поводу самоубийства Отцами Церкви, и мнения, высказанные на ту же самую тему Плинием, Сенекой и даже Цицероном.

* * *

Какой смысл в произносимых словах? Имеют ли фразы, составляющие речь, какое-либо содержание? И если рассмотреть их каждую по отдельности, имеют ли они какой-либо предмет?

Разговаривать можно, только абстрагируясь от этих вопросов или, во всяком случае, задавая их себе как можно реже.

* * *

«Мне на все плевать»… Если бы эти слова хоть раз были произнесены хладнокровно, с полным сознанием того, что они означают, история получила бы оправдание, а вместе с ней – и все мы.

* * *

«Горе вам, если все вокруг станут говорить о вас только доброе!»

Христос пророчествовал о собственном конце. Сегодня все без исключения говорят о нем только доброе, даже закоренелые безбожники, – они-то, кстати, особенно стараются. Он знал, что настанет день, когда он не сможет устоять против всеобщего одобрения.

Если на христианство не обрушатся гонения, столь же безжалостные, как в первые века его существования, ему конец. Оно должно любой ценой обзавестись врагами, само себе организовать ряд великих бедствий. Пожалуй, только новый Нерон мог бы еще его спасти…

* * *

Я верю в свежее слово и плохо представляю себе, какой диалог могли вести люди десять тысяч лет назад. Еще хуже я представляю себе, что какой-либо диалог вообще мог иметь место – не говорю, десять тысяч, но хотя бы тысячу лет назад.

* * *

В труде по психиатрии меня интересуют только рассказы больных; в сочинении критика – цитаты.

* * *

Эта полька была уже за пределами здоровья и болезни, больше того – за пределами жизни и смерти. Никто ничем не мог ей помочь. Разве можно вылечить призрак? Разве можно помочь живому, который отрекся от жизни? Исцеляют только тех, кто принадлежит земле и цепляется за нее корнями, какими бы слабыми они ни представлялись.

* * *

Переживаемые нами периоды бесплодия совпадают с периодами обострения сознания и ослабления помешательства.

* * *

Дойти до предела в своем искусстве и, шире, своем бытии – вот закон, которому должен следовать всякий, кто хоть в какой-то мере мнит себя избранным.

* * *

Только благодаря речи люди производят ошибочное впечатление свободных. Если бы они делали все то же, что делают и сейчас, но при этом не произносили ни слова, их можно было бы принять за роботов. Разговаривая, они обманывают сами себя и окружающих: если человек вслух объявляет о том, что он намерен делать, разве можно усомниться в том, что он хозяин своим поступкам?

* * *

В глубине души каждый ощущает себя бессмертным и верит в это, даже если жить ему осталось считанные мгновения. Все можно понять, все допустить, все осуществить — кроме собственной смерти, даже если неотступно размышляешь о ней и смиряешься перед ее неизбежностью.

* * *

Как-то утром я был на бойне и видел животных, которых гнали на убой. Почти все в последний момент начинали упираться. Их тогда стегали по задним ногам.

Я часто вспоминаю эту сцену, когда, вырванный из сна, не чувствую в себе сил встретить лицом к лицу каждодневную муку Временем.

* * *

Я льщу себя надеждой, что достиг совершенства в понимании временного характера всего сущего. Странное это совершенство – оно отравило все мои дни, хуже того –