Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов

точка зрения, которая рассматривает возникновение грамматической категории числа как результат непосредственно-чувственного восприятия количественной характеристики конкретных множеств предметов. Эта точка зрения была, в частности, высказана И.С. Тимофеевым. Говоря об этапах развития категории грамматического числа, он пишет:

«Сначала мышление и язык человека не имели форм противопоставления абстрактного „одного“ абстрактному „многим“. Поэтому первоначально развивались формы, в которых конкретное „одно“ противопоставлялось конкретным „многим“. При этом конкретные многие „два“, „три“, „четыре“ были доступны чувственному восприятию, а поэтому могли быть выражены в любых формах мысли и языка задолго до изобретения счета как такового»[619].

И далее:

«Являясь единственными средствами различения количества, конкретные мысли типа „одно – два“, „одно – три“ и т.д. стимулировали развитие языковых форм конкретного единственного и конкретного множественного числа (двойственного, тройственного и т.д.)»[620].

Из приведенного здесь высказывания следует также, что, по мнению И.С. Тимофеева, грамматическая категория числа сформировалась до того, как возникли соответствующие числовые обозначения ‘один’, ‘два’, ‘три’ и т.д.

Выше (гл. V § 3) уже говорилось о том, что этап непосредственно-чувственного восприятия количества не мог привести к возникновению каких бы то ни было числовых обозначений. Язык по самой своей природе возникает как средство осуществления абстрактного, обобщенного мышления, а чувственно-наглядные образы сами по себе не нуждаются в языковых средствах их становления и фиксации. Этап непосредственно-чувственного восприятия каких-либо конкретных множеств предметов и установления количественных различий между ними есть лишь предпосылка формирования категории количества как категории абстрактного, обобщенного мышления. Но при отсутствии на этом этапе понятий об определенных количествах (‘один’, ‘два’, ‘три’ и т.п.) и соответствующих числовых обозначений лексического характера не могли возникнуть и грамматические формы, которые бы фиксировали эти понятия в пределах грамматической категории числа. Те или иные грамматические значения и соответствующие формы их выражения не могут возникнуть в языке, если эти значения предварительно не получали того или иного выражения в лексической системе языка. Существует немало языковых данных, которые свидетельствуют о том, что грамматическая категория числа, включающая единственное, двойственное, тройственное число, могла возникнуть только в том случае, если уже существовали лексически выраженные понятия ‘один’, ‘два’, ‘три’. Известно, что существуют языки, в которых есть в той или иной степени развитая система лексических обозначений числовых понятий, но нет грамматической категории числа. Таковы, например, некоторые языки Юго-Восточной Азии (китайский, чжуан и др.), в которых есть лишь определенные грамматические средства выражения множественности, но нет грамматической категории числа. В то же время неизвестны случаи противоположного характера, т.е. когда при наличии грамматической категории числа в языке не существовало хотя бы нескольких числовых обозначений в пределах первого десятка. О том же свидетельствует и история развития некоторых языков. Так, специалистами по индоевропейским языкам (например Н.Д. Андреевым) установлено, что грамматическая категория числа возникла в них в тот период, когда уже существовало несколько числовых обозначений.

Если говорить о последовательности возникновения частных грамматических значений при формировании грамматической категории числа, то она также оказывается иной, чем это предполагает И.С. Тимофеев. Выше (гл. V § 11) уже отмечалось, что первоначальным этапом в процессе абстрактного познания дискретного количества является образование понятий ‘один’ и ‘больше чем один’ (≈ ‘много’). Этимологический анализ показывает, что числовое обозначение ‘два’ в ряде языков возникает как результат переосмысления того слова, которое обозначало понятие ‘больше чем один’ (≈ ‘много’). Из этого следует* что и возникающая грамматическая категория числа конституируется на основе оппозиции не форм со значением единичности и двоичности, а форм со значением единичности и множественности. И лишь затем во многих языках возникают также формы двойственного или даже тройственного числа, причем доказано, что во всяком случае в ряде языков для выражения двойственного числа используется грамматическая форма, ранее выражавшая множественное число[621]. В этой связи нельзя не учитывать также того обстоятельства, что если множественное число есть во всех языках, которые имеют грамматическую категорию числа, то в отличие от этого двойственное число (и тем более тройственное) свойственно далеко не всем этим языкам, даже если учитывать и их историческое прошлое. В этом отношении особенно показательны те случаи, когда двойственное число есть в одном из близкородственных языков, но его нет в другом из этих языков. Так, например, двойственное число (наряду со множественным) есть в корякском языке, но его нет в чукотском и отсутствуют какие-либо достоверные данные, которые бы давали основание предполагать, что этот последний утратил его на каком-то этапе своего развития.

В нивхском языке двойственное число есть лишь у местоимения 1-го лица; существительным и другим частям речи оно не свойственно и не сохранилось каких-либо данных, которые бы позволили считать, что они характеризовались им ранее.

Вместе с тем следует отметить, что двойственное число существовало в широком круге языков, но одна из тенденций развития категории грамматического числа состоит в том, что оно постепенно было утрачено большинством из них, как например, почти всеми индоевропейскими языками. Эта тенденция к утрате двойственного числа проявляется и в настоящее время в тех языках, где оно пока еще существует. Так, например, в современном ненецком языке эта тенденция проявляется в том, что вместо падежных форм двойственного числа имени все чаще употребляются падежные формы единственного числа в сочетании с числительным сидя ‘два’, а также множественное число имени[622].

Грамматической категории числа свойственна определенная структура, т.е. тот или иной тип соотношения значений, выражаемых формами единственного и множественного числа или единственного, двойственного и множественного числа для тех языков, в которых существуют не два, а три числа. Следует отметить, что, во-первых, эта структура будет неодинаковой в языках разных типов, а во-вторых, она может изменяться в процессе исторического развития одного и того же языка. Выше уже отмечалось, что существуют языки, в которых грамматическая категория числа отсутствует, хотя в них и существуют некоторые не только лексические, но и грамматические способы обозначения множественности объектов. В таких языках форма существительного, не имеющая каких-либо грамматических показателей числа, не образует оппозиции с теми грамматическими формами существительного, посредством которых указывается на множественность объектов, поскольку эта первая форма безразлична, нейтральна к количественной характеристике тех объектов, которые обозначаются этим существительным, и она употребляется в родовом значении. Такого рода явления наблюдаются прежде всего в языках аналитическо-агглютинирующего типа (китайский и некоторые другие языки Юго-Восточной Азии). В языках синтетическо- или полисинтетическо-агглютинирующего типа формам множественного числа существительного, которыми указывается на множественность соответствующих объектов, обычно также противостоит форма существительного с нулевым показателем. Эта форма используется для указания не только на единичность, но и на множественность