Пост-Европа - Юк Хуэй

В XX веке постколониальная критика пыталась разрушить иерархию культур – представление о превосходстве западной культуры и неполноценности незападных культур – которая, ко всему прочему, определялась по степени бледности кожи. Спустя более чем сто лет после Лю Шипэя и Кан Ювэя расовая политика стала политически некорректной в официальной риторике, но продолжала жить в умах людей. Сегодня азиатская мысль приобретает больший авторитет с точки зрения исторических и сравнительных исследований. Однако ее релевантность для современного общества по-прежнему не признается. Одна из основных причин заключается в том, что азиатская мысль, по всей видимости, не способна взаимодействовать с современным технологическим обществом: за исключением, возможно, этики технологий, основанной на буддизме, даосизме или конфуцианстве, она уже не говорит на языке современного мира. Именно поэтому сегодня мы должны рассмотреть вопрос о технике.

§ 7. Техника и предел сравнительных исследований

Европеизация и американизация Азии, несомненно, идет полным ходом, и это очевидно уже в работе Гуссерля «Кризис европейских наук», где говорится о «европеизации всех чуждых Европе человеческих общностей» [Europäisierung aller fremden Menschheiten][128]. Наш вопрос заключается в следующем: может ли Азия предложить иную точку зрения на становление мира? Может ли азиатская мысль внести свой вклад в современную философию? На этот вопрос можно ответить только в будущем времени: азиатская мысль, несомненно, обладает важными ресурсами для мышления, но их релевантность для современного общества еще предстоит установить. Однако это не означает, что они никак не заявляют о себе в настоящем. Не вызывает сомнений, что азиатские способы мышления – пусть и в неявном виде – играют значительную роль в повседневной жизни азиатских сообществ, выступая в качестве того бессознательного, которое формирует вкусы, жесты и ценности. Однако то, что Азия могла бы добавить в ландшафт современной мысли, еще требует уточнения и проработки.

В конце XIX – начале XX века Запад считался более развитой культурой, а Европа означала «мир». Однако, как утверждал в своей знаменитой работе «Китай как метод» (方法としての中国) японский историк и синолог Мидзогути Юдзо (溝口雄三, 1932–2010), стоит нам перестать использовать слово «мир» (то есть «европейский мир») как мерило для Китая, признать наличие в мире разнообразия, а Китай – уникальным элементом этого разнообразия наряду с Европой, как мы сможем переоткрыть для себя нооразнообразие. Отчасти Мидзогути писал в ответ на японские исследования, посвященные Китаю, в которых последний всё еще помещался на временную шкалу, определенную Западом, вследствие чего Китай неизбежно представлялся слаборазвитым и отстающим. С точки зрения Мидзогути, такие понятия, как «свобода», «государство», «закон» и «договор», могут быть поняты не только в европейском ключе. Тогда мир предстанет перед нами в своем разнообразии, а не в однородности, исходя из которой можно сравнивать достижения разных наций[129]. Мидзогути писал свою работу в 1989 году и уже тогда считал, что использование Европы в качестве монистического стандарта для Азии – это устаревший подход[130]. Нельзя не соотнести это с утверждениями Ниситани о периферийности Европы, сделанными до Второй мировой войны, и концептом пост-Европы, предложенным Паточкой после войны. Согласно им обоим, Европа перестала быть мировым центром – другими словами, она утратила привилегию быть доминирующей силой мировой цивилизации. Таким образом, переоткрытие мира как разнообразия или плюрализма уже означает конец европейского господства. Это нооразнообразие подразумевает разнообразие интеллектуальных историй, концептов и идей.

Тем не менее, я думаю, что идея освобождения от господства Европы может оказаться лишь иллюзией, пусть и продиктованной доброй волей. Мы находим эту иллюзию – однако в весьма любопытной форме – в работе Такэути Ёсими «Азия как метод», предшественнице книги Мидзогути «Китай как метод». Такэути, как и Мидзогути, был китаеведом. Он сравнивал модернизацию в Китае с модернизацией в Японии, руководствуясь наблюдениями Джона Дьюи и собственным опытом. Такэути утверждает, что модернизация в Японии имеет преимущественно внешнее происхождение, поэтому она была поверхностна и обречена на неудачу, тогда как в Китае модернизация происходила изнутри[131]. В качестве доказательства того, что модернизация в Китае вызвана внутренними факторами, он приводит протесты Движения «Четвертого мая» в 1919 году[132]. Так уж вышло, что в это время в Китае находились Джон Дьюи и Бертран Рассел – и оба они также сравнивали Китай с Японией. Во время протестов китайские студенты знали, что их могут арестовать, но всё равно выходили на улицы. Другими словами, с точки зрения Такэути, стремление к демократии в Китае не было вызвано внешними силами, а скорее возникло на почве самосознания и самоутверждения китайских студентов. Знакомство Такэути с трудами Лу Синя (鲁迅, 1881–1936) подтвердило его наблюдения и укрепило его во мнении, что модернизация в Китае обусловлена его «этнонациональными особенностями»[133]. Но разве здесь Европа всё еще не остается эталоном? Ведь за эталон и конечную цель нации для азиатских стран по-прежнему берется именно европейская модернизация и связанный с ней способ индивидуации[134]. Для Такэути, как ни парадоксально, модернизация в то же время означает сопротивление колониальной власти: Востоку необходимо догнать Запад, чтобы не быть побежденным[135]. Таким образом, дихотомия между Востоком и Западом ложна, а на ее месте скорее просматривается гегелевская диалектика. Этот диалектический характер раскрывается в заключении «Азии как метода»:

Скорее, Восток должен не просто заново принять Запад – он должен изменить его, чтобы раскрыть заложенные в западной культуре высшие ценности в большем масштабе. Такой откат культуры и ценностей приведет к универсальности. Восток должен изменить Запад, чтобы еще больше возвысить те универсальные ценности, которые сам Запад и породил. Именно в этом заключается главная проблема отношений между Востоком и Западом сегодня, и эта проблема одновременно является политической и культурной[136].

Как Восток может возвысить Запад до уровня подлинной универсальности? Делается ли это для того, чтобы произвести универсальное, которое будет современнее самого Запада? Возможно, Такэути имеет в виду именно это, но зачастую кажется, что он сам запутывается в «двойных структурах», которые создал[137].

О закате Запада уже заявляли Поль Валери, Освальд Шпенглер и многие другие. В своей небольшой книге «Человек и техника», вышедшей в 1931 году, Шпенглер утверждал, что Запад совершает огромную ошибку, экспортируя свои технологии:

Так слепая воля к власти к концу XIX века начала совершать ошибки решающего значения. Вместо того чтобы держать в тайне технические знания, величайшее сокровище «белых» народов, им стали хвастаться и предлагать всему миру в высших школах, да еще гордились, глядя на изумление индийцев и японцев[138].

В результате,