Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX – XX веков - Александр Николаевич Портнов

суммы и единства противоположностей. Разумеется, необходимо учитывать «не только единство противоположностей, но и переходы каждого определения, качества, черты, стороны, свойства в каждое другое», вплоть до переходов их в свою противоположность. Ну и в результате нужно, естественно, стремиться не только к бесконечному процессу раскрытия новых сторон и отношений, но к углублению процесса познания от явлений к сущности и от менее глубокой сущности к более глубокой[865]. Важно подчеркнуть, что диалектический метод не исключает, а, напротив, предполагает генетический момент, исследование развертывания как элементов данного качества, так и нового качества в целом. Не исключает он, но тоже предполагает, хотя и не прямо, антропологический подход к сознанию и языку, обусловленность их «положением человека в космосе», положением человека в мире общения («Я» – «Ты» – «Оно», «Я» – «Другой», различные варианты диалогизма и т.п.), обусловленность телесной организацией человека. Не исключается, а, напротив, предполагается и персоналистический момент – сознание обретает свой «личностный центр», а язык рассматривается не как некая абстрактная и надличностная система, не как воплощение неких надличностно и сверхличностно существующих значений, но как язык определенной личности (всегда соотнесенной с социальным целым).

Если стремиться быть более точным, то в отношении языка можно предложить такую схему развертывания сущности, основанную на категориальном аппарате диалектики:

1) на уровне всеобщего – универсальная семиотическая способность человечества, универсальная семиотическая мегасистема человечества;

2) на уровне общего – отдельные семиотические системы; национальное языки, взаимодействующие с другими семиотическими системами; коммуникация в национальных коллективах и социальных группах;

3) на уровне особенного – речевая деятельность как проявление семиотической способности индивидуума, выражение и объективация индивидуального сознания;

4) на уровне единичного – конкретные семиотические, в том числе речевые, акты.

Что касается феноменологии, то нас интересует в первую очередь тот инструментарий, который выработан в рамках этого подхода для анализа сознания, и прежде всего феноменологическая техника выявления различий и оппозиций, последовательное вскрытие слоев сознания и обнаружение в нем того, что можно отнести именно к опыту самого сознания.

Говоря об опыте сознания, мы полностью присоединяемся к мнению В.И. Молчанова о том, что опыт различений, возникающий раньше любых синтезирующих и идентифицирующих актов, пронизывает все другие виды опыта и присутствует во всех видах переживаний:

«Сознание – это опыт различия»[866].

Для наших целей важно выбрать из множества возможностей те виды различений, которые можно было бы положить в основу нашего анализа. Иными словами, это должны быть такие параметры, которые можно положить в основу генетически ориентированного рассмотрения сознания и которые бы хорошо согласовывались с имеющимся материалом генетической, когнитивной и клинической психологии. Кроме того, они должны быть ориентированы (хотя бы отчасти) и семиотически, т.е. служить основанием для рассмотрения семиотических феноменов и как таковых, и в их связи с сознанием.

Поскольку В.И. Молчановым проделана в этом направлении определенная классификаторская работа[867], мы можем воспользоваться некоторыми ее результатами, адаптируя и изменяя их для своих целей.

Прежде всего необходимо, вслед за В.И. Молчановым, выделить группу первичных, базовых различий; они образуют первичный опыт сознания, на базе которого, в свою очередь, формируются более сложные механизмы сознания. К этой первой группе мы относим различения первичных временных моментов («теперь», «только что», «еще нет»), различения в ощущениях прикосновения, вкуса, света, цвета, запаха; на этой основе формируются не различения пространственных форм, как думает Молчанов, а то, что он называет «первичными реакциями»: различение светлого и темного, горячего и холодного, тяжелого и легкого, сухого и влажного и т.д. Все это вполне можно соотнести с «чувственной тканью сознания», как она понимается в школе А.Н. Леонтьева (А.А. Леонтьев, В.П. Зинченко, Е.Ф. Тарасов и др.). В таком случае имеет смысл ввести еще одну дистинкцию: между чувственной тканью сознания и его предметным содержанием.

Все эти типы различий лежат в основе того, что в дальнейшем мы будем называть паракогнитивным уровнем сознания. Он выступает в качестве функционального базиса для следующего уровня, на котором происходит конституирование смысла и значения. Паракогнитивный уровень не может быть словесно оформлен. Прежде всего потому, что здесь еще не произошло конституирования смысловых актов сознания. Таковые нам видятся в следующей последовательности:

· различие акта сознания и содержания этого акта;

· различие акта сознания (восприятия, памяти и т.д.) и образа (наглядного образа, образа памяти и фантазии);

· различие акта сознания и знака, языка – сначала как различие знаков-признаков (Anzeichen), а затем и знаков-маркировок (Kennzeichen Гуссерля и Tokens Гоббса) и, наконец,

· различие акта сознания и знака, знакового выражения «несущего» значение.

Если придерживаться генетического плана, то практически одновременно должны появляться различия смысла и предмета, смысла и образа, смысла и знака. И лишь затем появляются смысловые дистинкции высших порядков. Здесь мы должны выделить прежде всего гуссерлевское различение Bedeuten и Bedeutung, т.е. акта сообщения, придания некоего смысла и реально получившегося результата, Bedeutungsintention и Bedeutungserfüllung, т.е. интенции, попытки выразить некий смысл и реального осуществления, а также того, что Гуссерль обозначал как Bedeutungen «an sich» и ausdrückliche Bedeutungen. Это следует пояснить. В первом случае он имеет в виду идеальные сущности, они имеют смысл, но вовсе не обязательно подлежат обозначению и уж, разумеется, не возникают в силу какого-либо акта сознания. Таков, по Гуссерлю, натуральный ряд чисел. А во втором случае подразумевается смысл, получивший определенное выражение. В этой связи Гуссерль говорит о потенциальных значениях, не получивших своего эксплицитного выражения вследствие ограниченности человеческого разума.

Думается, что эти различия могут быть истолкованы применительно к развитию и функционированию сознания следующим образом. На определенной ступени появляются не только указанные выше дистинкции между знаком, образом и предметом, которые, соединяясь с функциональным базисом знака, ложатся в фундамент семиотической функции сознания, но и способность к пониманию того, насколько полно и ясно воплотилась коммуникативно-когнитивная интенция сознания в знаковых выражениях. Это в конечном счете предполагает и определенный опыт понимающего и истолковывающего сознания. У последнего, в свою очередь, есть конкретный фундамент: различения безусловного и конвенционального, прямого и переносного смысла, описания и творческой конструктивизации понимаемого; «своего» слова и «чужого» (по Бахтину); того, что «уже сказано», и того, «что еще предстоит сказать» (по У. Эко). С этим тесно связан опыт отличения истинного от ложного, логически правильного от логически неверного. Все данные дистинкции могут осуществляться с разной степенью рефлексии. Решающими переходами мы считаем здесь обретение опыта различения безусловного и конвенционального, опыта использования знака для отделения себя от мира; опыта различения «своего» и «чужого» слова.

Все, что выделено в качестве второй группы дистинкций, может быть охарактеризовано как допредикативный и предикативно-рациональный уровни функционирования сознания. Если на первом