Микробиом. То, что убивает, и то, что делает нас сильнее - Игорь Олегович Стома

Завершая этот раздел, хочется сказать, что теперь мы знаем то, что наши микробы не только успешно защищают нас самих, но и помогают нашему виду дать потомство, выносить и родить детей и таким образом обеспечить выживание человечества. Вот настоящий пример добрососедства и дружбы между миром микробов и миром людей!

3.6. Невидимая пандемия устойчивости бактерий к антибиотикам

Начнем этот раздел с цитаты из Нобелевской речи (1945 год) Александра Флеминга, открывшего пенициллин. «Настанут времена, когда любой сможет купить пенициллин в магазине, поэтому есть опасность, что какой-нибудь несведущий человек может легко принять слишком малую дозу и вырастить в себе микроорганизмы под влиянием низких концентраций лекарства, которые будут устойчивы к пенициллину. Вот гипотетический пример. У мистера X заболело горло. Он покупает пенициллин и принимает его в количестве, недостаточном для уничтожения стрептококка, но достаточном, чтобы научить его сопротивляться пенициллину. Затем он заражает свою жену. У нее возникает пневмония и ее лечат пенициллином. Поскольку стрептококк теперь устойчив к пенициллину, то лечение оказывается неэффективным, и миссис X умирает. Кто изначально виноват в ее смерти? Ее муж, который халатным отношением к пенициллину изменил природу бактерии».

Слово «пандемия» не так давно перешло из разряда профессиональных терминов врача-эпидемиолога в разряд массового обихода. Причиной тому – новая коронавирусная инфекция, COVID-19, которая по степени своего вмешательства в современное мироустройство мало с чем может сравниться. Пандемия скорее отражает масштаб распространения заболевания, являясь по сути эпидемией, захватившей большую часть мира.

И действительно, пандемия меняет не только мироустройство, но и сознание людей. Прекрасно помню, что до 2020 года термин «полимеразная цепная реакция» (ПЦР) использовался в профессиональных научных и медицинских кругах и требовал пояснений, когда я говорил о ПЦР не в среде врачей. И после 2020-го – помню, как я был удивлен, когда водитель такси, подвозивший меня в городе начал рассуждать об эффективности ПЦР-диагностики, при этом не делая крупных методологических ошибок. Да, и кстати, медицинского или биологического образования у него не было, я уточнял. Не будем останавливаться подробно на социокультурных эффектах эпидемий, об этом подробно написано в серии моих книг «Инфекции, изменившие мир: чума, оспа, холера», а перейдем к «невидимой пандемии», которая идет прямо сейчас!

Для сравнения приведем официальные цифры смертей от некоторых медицинских проблем в мире в «допандемийном» 2019 году: от малярии погибло около 640 тыс. человек, от рака молочной железы погибло около 700 тыс. женщин, от ВИЧ-инфекции – 860 тыс. человек. А в связи с проблемой устойчивости бактерий к антибиотикам в 2019 году погибло в мире 1 миллион 270 тыс. человек! Повсеместная устойчивость бактерий к антибиотикам – эта та «невидимая пандемия», которая захватила больницы и поликлиники по всему миру, масштабы ее впечатляют, а потери человеческих жизней и финансовые расходы все растут. По данным Всемирной организации здравоохранения, если срочно не будут приняты меры, а динамика этой «невидимой пандемии» сохранится, то к 2050 году количество смертей от устойчивости микробов к антибиотикам в мире превысит количество смертей от рака. При этом, к сожалению, данная проблема до сих пор остается несколько в стороне от внимания общественности.

Почему это так важно? Изобретение антибиотиков, казалось бы, решило проблемы человечества. В эру до появления антибиотиков люди массово гибли от инфекционных болезней.

Вспомним историю Первой мировой войны (1914–1918). Луи Пастер, великий бактериолог, кстати, умер только в 1895 году, поэтому среди врачей на полях сражений Первой мировой было еще немало сторонников «старой школы» медицины, ретроградов, не очень воспринимавших микробиологические концепции многих болезней. В армиях на полях сражений Первой мировой от ранений гибло меньше людей, чем от инфекционных болезней, и в основном жизни забирали холера, брюшной тиф, столбняк, малярия, туберкулез и грипп.

Арсенал для борьбы с инфекциями у врачей был небольшой. К примеру, малярию профилактировали и лечили хинином, который вошел в состав легендарного коктейля «джин-тоник». Это сочетание, как многие считают, позволило Великобритании сохранить своих людей в южных странах, а самой стране стать крупнейшей колониальной империей. Фраза, которую приписывают Уинстону Черчиллю, говорит действительно многое: «Джин-тоник спас больше жизней и умов англичан, чем все врачи Империи». Ну а пандемии гриппа? Только представьте себе, что пандемия гриппа 1918–1919 годов («испанка») забрала около 50 миллионов жизней, что больше, чем все потери в Первой мировой войне!

Чтобы продемонстрировать, сколь недавно наука стала учитывать роль микробов, приведем еще один пример. При постройке Панамского канала (1904–1914) многие строители гибли от малярии и желтой лихорадки. Но идея о том, что эти болезни вызываются микробами, а микробов переносят москиты, казалась авторитетным врачам настолько невозможной, что ответственные за стройку не могли получить денег на борьбу с москитами. В итоге только обращение врача Уильяма Горгаса к Президенту США Теодору Рузвельту позволило получить финансы на борьбу с москитами, и Панамский канал был достроен. Кстати, Уильям Горгас в своих выводах ориентировался на труды великого ученого и врача с острова Куба, Карлоса Финлея, который первым и предложил считать москитов переносчиками инфекционных болезней, а именно желтой лихорадки. Интересно и то, что сегодня в Панаме, недалеко от канала, который построили благодаря победе над москитами, стоит памятник Карлосу Финлею. Теперь вы представляете, как непросто было врачам в ту эру?

Рис. 31. Появление новых антибиотиков и выявление устойчивости бактерий к этим антибиотикам.

Все стало намного проще, когда появился первый антибиотик – пенициллин. С его помощью начали выздоравливать, казалось бы, безнадежные инфекционные больные. Эффект пенициллина настолько впечатлял, что вера в антибиотики стала безграничной. Просто приведем один пример, когда Александр Флеминг приехал в Париж в сентябре 1945 года, местные газеты писали: «Для разгрома фашизма и освобождения Франции он сделал больше целых дивизий!»

Итак, казалось, что победа над инфекциями близка. Но микробы на уровне общества не зря существуют дольше, чем человечество. Они научились изменяться, приобретая защитные механизмы от антибиотиков. Причем, как только новый антибиотик появлялся в практике врачей – зачастую проходило всего пару лет, и появлялись устойчивые к нему бактерии (Рис. 31). Поэтому «книга инфекционных болезней» не только не закрыта, а продолжает писаться нашими современниками и сегодня. Более того, человечество все время является догоняющим в «гонке вооружений» с микробами, они всегда идут на шаг вперед, и нам приходится лишь быстро реагировать на их изменения.

Почему эта пандемия «невидима»? Оказывается, не существует простых «внешних» признаков, которые позволят врачу отличить «устойчивую» инфекцию от «чувствительной» инфекции. Это требует сложной и небыстрой работы в лаборатории и обычно выясняется уже при лечении, когда назначение антибиотика не приводит к улучшению состояния больного.