Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова

духа: Сталин виноват… нет, Ленин виноват… евреи виноваты… Нет, русские виноваты… Кто? Да все мы вместе (да, все мы) и виновны! Но осознать это трудно, почти невозможно, так как яд тоталитаризма проник в нашу кровь, отравил наше сознание. У нас всегда будет виноват кто-то другой, а не мы. И в нашем конформизме будет вечно виноват кто-то другой (например, «строительство эпоса»).

Тоталитарно-утопическое сознание стало массовым – и отказаться от него не в силах был ни Хрущев, объявивший построение коммунизма к 1980 году («еще рожь не поспеет…»), ни интеллектуалы-шестидесятники. Новая программа КПСС 1961 года была не более чем новой редакцией утопии: «Партия рассматривает коммунистическое строительство как великую интернациональную задачу, отвечающую интересам всего человечества» – это ли не дочерняя ветвь идеи мировой революции, носившей отчетливо утопический характер?

Утопизмом отличалась не только партийная программа, но и… программа журнала. «Новый мир» 1960-х годов: «… Никто в России не подходил так близко к коммунистическим идеалам, – справедливо отмечают П. Вайль и А. Генис в своей работе “60-е”, – как авторы и читатели “Нового мира”. Писатели, критики, ученые, печатавшиеся здесь, создавали немыслимый симбиоз веры и правды – они знали, как есть, и верили, что так не будет… В сложном деле строительства идеала всё и все должны участвовать в общем труде. Рычаги коммунизма – это и космонавт, и балерина, и сам критик, и персонажи, с которыми он имеет дело. Стратегия определяет тактику, цель – средства». Ради выполнения высоких стратегических задач, например, утописты и романтики-шестидесятники использовали, если надо, и определенный набор цитат «классиков марксизма-ленинизма», побивая им набор цитат противника. Романтическая утопия 1960-х протягивала руку утопии 1920-х: «И комиссары в пыльных шлемах склонятся тихо надо мной…» И, я думаю, совершенно не случайно, несмотря на определенные цензорские послабления, великие антиутопии XX века до последнего времени оставались под запретом.

Запрет на жанр был преодолен только в 1987 году. С этого времени антиутопия лавинообразно идет к читателю, воссоединяясь, как точно заметили Р. Гальцева и И. Роднянская, с печатавшимися буквально в тех же номерах толстых журналов художественными свидетельствами об антиутопической советской реальности: «1984» и «Скотный двор» Дж. Оруэлла одновременно с «Колымскими рассказами» В. Шаламова, «Мы» Е. Замятина и «Собачье сердце» М. Булгакова с «Факультетом ненужных вещей» Ю. Домбровского, «Прекрасный новый мир» О. Хаксли с «Архипелагом ГУЛАГ» А. Солженицына, «Большим террором» и «Жатвой скорби» Р. Конквеста, «Слепящей тьмой» А. Кестлера.

Ожидая от литературы «текущей», что она нам поведает о нашем дне, о процессах, идущих в стране сегодня, мы получили… опять антиутопию, то есть настороженный, упреждающий взгляд в ожидаемое будущее. Бестселлером стала антиутопия А. Кабакова «Невозвращенец» – надо отдать должное автору, почувствовавшему еще в 1987 году то, что раздирает страну сегодня. Ведь это сегодня почти каждодневно в стране льется кровь человеческая – Сумгаит, Фергана, Тбилиси, Баку, Ош… Сотни жертв. Число беженцев исчисляется сотнями тысяч. Пожилая армянка, потерявшая голос, показывает следы измывательств. А мы смотрим на это по телевизору, пьем чай, потом ложимся спать, а утром отправляемся как ни в чем не бывало на службу. Тут уж и вспомнишь Лизу Хохлакову из «Братьев Карамазовых» – младенца будут убивать, а я компот ананасовый есть буду… И ничто в нас не содрогается, мы не плачем, не кричим, не защищаем! Разве мы – люди? Людей вешали, сжигали живьем в кострах, рубили на части, насиловали, сбрасывали из окон квартир, подвергавшихся разграблению. Мы так и не осознали до сих пор, в какой реальности мы живем. Преступность за пять месяцев этого года выросла в несколько раз по сравнению с пятью месяцами предыдущего. Поход в магазин за продуктами превратился для миллионов людей в охоту против других. Агрессивность в обществе возрастает, и где ее пределы?..

Открываю газету «Известия» и читаю подпись под фотографией, на которой изображены растерянные, удивленные малыши, держащие по яблоку. Читаю подпись: «Работники одного из отделов Калужского НИИ… собрали деньги, заработанные от субботника, закупили на рынке свежих яблок, помидоров, чернослива, кураги, арахиса и привезли все это в детский садик деревни Мелихово… Дети, живущие в деревне, где дефицитом считаются даже рыбные консервы, смогли полакомиться недоступными для них продуктами». Вот эту картинку с подписью надо носить на сердце всем нам, вот наш грех, это же наши дети, в чеховской деревне, с недоступными им яблоками!

Разве это роман? Это самая настоящая, страшная антиутопия. Да еще и дети-то – из района, пострадавшего от Чернобыля.

За антиутопией А. Кабакова последовала антиутопия Л. Петрушевской – «Новые Робинзоны, или Хроника XX века». Но кто к ним прислушивается? Только ли мы, читатели? Или – и руководители партии и правительства, опять обещающие – хоть теперь уж и не рай земной, а стабилизацию – через 2–3 года? Неужели они не видят, что предпринимаемые ими заявления, обращения, всяческие полумеры пока лишь усугубляют тяжкую ситуацию?

Еще в статье 1987 года («Знамя», № 1) я сказала о наступлении катастрофического времени. Не о словах своих я жалею, а о том, что они оправдались.

Да, мы продолжаем жить в антиутопии, и литература – честная кричит об этом, но упоенные словесами практически не слышат ее сегодня.

Выход из антиутопии может, на мой взгляд, быть только в демократию и свободу. Для человека – и для народа. Польша, Чехословакия, Германия – живые современные примеры такого пути. Только Польше, как мы шутили, для этого потребовалось 10 лет, Чехословакии 10 месяцев, а Германии – 10 дней. Сколько же потребуется нам? Или же империя, создававшаяся ценою миллионов человеческих жизней, при своем распаде унесет тоже миллионы жертв?

Настойчиво предлагается сегодня и другой, как модно говорить, альтернативный путь: усиление централизации через укрепление «национального идеала», способного «открыть в нас океан энергии», через новое армейское «богатырство», способное на «великое мировое деяние» (опять – мессианская утопия, только теперь уже по А. Проханову). Если «случится страшная, немыслимая для русского сознания беда и расколется государство», то есть всякий народ обретет право на реальную самостоятельность, если «мы не в силах отговорить прибалтов, стремящихся в хаос восточноевропейской политики», то «пусть уходят», а мы, воплощая «русскую идею» политически, возродимся через «партию национального возрождения», которой «могла бы стать Российская коммунистическая партия», соединенная с армией, которая нынче «выдворяется из Европы ударами сухих кулачков новоявленных восточноевропейских политиков». «Разрушены буферные зоны… Армии необходимо вернуть ее идеологическое содержание – идеологию национального спасения и национального возрождения». В национал-утопии Проханова армия «должна резко включиться в общественно-политический процесс».

Только вот как это самое «резко» произойдет на деле, каков сценарий включения – об этом пока автор статьи «Заметки консерватора» («Наш современник», № 5) не сообщает. Не попытаются ли подстрекаемые