Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова

Боец последнего года службы Иван Чонкин – самый никудышный из всего воинского состава (да и мужеска пола); малорослый, кривоногий, лопоухий, с маленькими глазками, вечно гоняемый и шпыняемый старшиной, который денно и нощно (но безуспешно) пытается воспитать из Чонкина славного красноармейца.

«Неужели автор, – задает вопрос Войнович сам себе от лица читателя, возмущенного такой низменностью, тщедушием облика советского солдата, – не мог взять из жизни настоящего воина-богатыря, высокого, стройного, дисциплинированного, отличника учебно-боевой и политической подготовки?

Мог бы, конечно, да не успел. Всех отличников расхватали, и мне вот достался Чонкин».

Автор посмеивается, но говорит чистую правду: вспомним солдата Ивана Бровкина, Максима Перепелицу и прочие порождения «соцреалистического» кинематографа.

Чонкин дорог автору, «потому что свой», – это как с детьми – «у других, может, дети и получше и поумнее»; но ведь всем ходом событий Чонкин опровергает первоначальные характеристики. Ведь именно он, Чонкин, как фольклорный Иван-дурак, в конечном счете получается и всех сильнее, и всех трудолюбивее.

Если уж Чонкин, победивший всех, – самый ничтожный, самый отпетый, то каковы должны быть нормальные, средние рядовые?..

Чонкина и Нюра-то полюбила за искренность небывалую и за небоязнь показаться смешным, нелепым – в Нюрином переднике расхаживает да щи варит, пока она почту развозит. Но сама одинокая Нюра, в 24 года оказавшаяся в старых девах, чистая душа; недаром и корова Красавка, и кабан Борька, и даже куры относились к ней «как к человеку». Войнович пишет едчайшую сатиру с… двумя положительными (воспользуемся отработанной терминологией) героями в самом центре повествования.

Действие вокруг этой пары разворачивается беспредельно абсурдное, а Иван и Нюра держатся – здравым смыслом, трудом и любовью. Вот она, опора – не Режима, не Службы, а жизни.

И герой рассказа «Путем взаимной переписки» – человек тоже по-своему замечательный, привязчивый и деликатный; благодаря своей деликатности все более и более увязающий в семейной жизни, совсем даже ему не нужной, но – как же можно оттолкнуть рыдающую на твоих глазах женщину, хотя б и стервозную, и как можно отказаться от ребенка, который пищит у тебя на руках? В принципе герой рассказа – своего рода модификация Чонкина. Да, жизнь вокруг исполнена бреда, чуть ли не идиотизма (недаром бредовые сны Чонкина порождены фантасмагорической реальностью), но чудо состоит в том, что и Чонкин, и его родной брат по «Переписке» в нечеловеческих, кошмарных, гротескных условиях проявляют себя прежде всего как люди.

Читать «Чонкина» или «Переписку» как реалистическую прозу – значит не понимать художественных принципов сатиры как таковой. Отнюдь не над военными подвигами солдат и офицеров смеется автор – он осмеивает саму систему неразборчивого исполнительства, систему Службы Любой Ценой – Службы, ради которой готов пожертвовать всем верный Руслан.

В фильме «Наш бронепоезд», снятом по сценарию Е. Григорьева белорусским режиссером М. Пташуком (сценарий был написан еще в 1967 году), главным героем и главным «страдающим лицом» является бывший начальник лагерной охраны. Действие фильма происходит в 1966 году – и бывший охранник, ныне рабочий, ощущающий себя субъективно честным человеком («я лишь выполнял приказ»), переживает драму: и такие, как он, оказываются в конце концов тоже жертвами исполнительности, жертвами режима. Легче всего свалить все на Хозяина – вот уже и начальник лагеря всю вину нагружает на него, и вот при помощи какого неожиданного, изощренного изгиба мысли: «Так это ж он нас продал! Он! Он только о себе думал! Понаставил по всей стране этих идолов. А он умер, и мы что?! А мы при чем остались? Одних выгнали, другие на пенсию… Три года прошло и все, да? И весь твой порядок полетел к едрене-фене! Письмо о культе, и все! Так зачем же, спрашивается, мы столько лет грех на себя брали, по лезвию ножа ходили? Столько народу-то перепортили, Коля?»

Оставленность переживает бывший охранник. Оставленность – это то, что переживает и Руслан. Но он упорно ждет возвращения – так же, как ждет возвращения «утраченного порядка» и полковник в отставке, ныне добродушно выращивающий кактусы (его, кстати, в фильме все время сопровождает старая караульная овчарка Чара, как напоминание о лагере, – не родная ли сестра владимовского Руслана?). Ненависть отставного полковника к Сталину в фильме утрирована, шаржирована: «Учитель, ух… Я б его из этого самого… из кремлевской стены за ноги вытащил, чтоб духу его там не было, а в Гори бы такой кол вколотил, чтобы навеки была память!» Вряд ли реальный начальник лагеря способен на такие эмоции по отношению к Главному Хозяину, с образом которого связана (и им же как бы оправдана) вся его жизнь, – здесь явная натяжка. Но вот последующие слова экс-лагерника психологически точны: «А мы еще понадобимся. Вот поверь моему слову. Мы пока на пенсии. А если что… мы тут. Ну, если там враги народа, космонавты, космополиты, врачи, агрономы. Они никогда таких кадров нигде в мире не найдут! Молодежь образована, но у нее опыта нет. Мы с тобой – мирные люди, но наш бронепоезд стоит… на запасном пути. Вот мы с тобой и есть тот бронепоезд».

Полковник выговорил то, что Руслан ощущает всем своим существом, – свою необходимость порядку, который остался, только надо подождать. Немного выдержки, и прекрасный лагерный строй вернется. Сначала каждый день, потом изредка, но все же постоянно навещает Руслан и место бывшего лагеря, и стремится успеть встретить поезд – упорно ждет прибытия новой партии заключенных. Другие караульные собаки уже перестали ждать и верить, уже перешли на службу к «вольняшкам», изменили Службе настоящей, а Руслан все ждет. И терпеливое ожидание его, вера его, преданность, как ему кажется, вознаграждаются – в поселок прибывают молодые строители, которые сами выстраиваются в красивые, стройные колонны. И тут со всех концов поселка откуда ни возьмись возникают караульные собаки – и сначала сопровождают колонну, торжественно исполняя великую Службу, а потом и нападают на тех, кто допускает шаг в сторону.

Виноват ли Руслан в том, что он несет свою Службу так, как его выдрессировали? Виноват ли он в своей преданности? Виноват ли в том, что не может осознать и принять перемен? Вопрос этот относится отнюдь не только к караульной собаке – что с нее спрашивать; и Потертый не видит другого выхода, как добить пса с переломанным позвоночником.

4

Но сегодня обществу не уйти от проблемы: как объяснить людям, преданным старому порядку, с которым связана вся их жизнь, что порядок был античеловечен? Поток антисталинских разоблачений уже получил определение «истерического антисталинизма», причем отнюдь не от вульгарного сталиниста, а от человека пострадавшего, на себе самом испытавшего ужасы тюрем и концлагерей[38]. С бывшими охранниками, как показывает фильм «Наш бронепоезд», и то