Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

он. «Как я хочу, чтобы она привыкла к этой стране, которую я так полюбил», – пишет автор, наблюдая, как жена пишет красками в новом доме. Однако Элиан японские странности нравятся меньше, чем ее мужу. Во Франции она мечтала о них, в Японии их для нее чересчур много.

Бувье же снова вливается в японское общество. И чем больше времени он проводит среди японцев, тем сложнее ему представить себя где-то еще. Его тянет к ним с неодолимой силой. Швейцарец хочет разгадать их тайну. Открыть их секрет. И чувствует, что подходит все ближе и ближе к ответам на свои вопросы. Он ищет их прежде всего в повседневной жизни обычных японцев. Николя пьет с районной пожарной командой, посещает «кварталы удовольствий, подобные которым есть только в больших городах Дальнего Востока», пробует попасть в общественные бани, где не жалуют иностранцев. При этом Бувье ни на минуту не теряет самообладания, по крайней мере так пишет он сам, и спокойно воспринимает свойственные японской культуре ограничения. С необходимым для настоящего путешественника смирением он признает, что находится в гостях и это он должен приспосабливаться к хозяевам, а не наоборот.

Способность Бувье к интеграции восхищает меня в том числе и потому, что сам я не смог достичь ничего похожего ни в Гонконге, ни в Бангкоке, где за время моего пребывания в Азии прожил дольше всего. Я освещал происходившее в более чем тридцати странах, ежемесячно посещая две-три из них, и такой разброс мешал адаптации. Некоторым из моих редакционных начальников казалось, что Азия – это одна большая страна, а не бескрайний континент. Один из них как-то позвонил мне, чтобы сказать, что «Реал Мадрид» подписал контракт с Зиданом, который будет новым полузащитником команды, и вот кто-то шепнул редакции, что он отдыхает на Бора-Бора. Поэтому было бы здорово, если я сгонял бы туда, взял у него интервью и на следующий день отправил его в газету. Мысль провести несколько дней на тихоокеанском курорте показалась мне приятной, да и футбольная тема сулила неплохие барыши, но, когда я сказал, что Бора-Бора находится в двенадцати тысячах километров от Бангкока и что на дорогу уйдет три дня, пыл редактора несколько поутих. «Лучше позвони ему по телефону».

Моя неспособность к изучению иностранных языков тоже не помогала погружению в чужую культуру и мешала свободно общаться с местным населением. Между ними и мной всегда стоял переводчик. После нескольких лет в Азии я освоил индонезийский, китайский и тагальский в достаточной степени, чтобы поймать такси до отеля вечером после посиделок в баре. Я плыл по течению и больше общался с экспатами самого разного толка. И хотя я искал дружбы местных и кое с кем мне удавалось сойтись поближе, как правило, я сталкивался с неготовностью преодолеть пропасть между просто добросердечными отношениями и готовностью, скажем, пригласить меня на свадьбу своих детей. При этом я видел, что дело здесь не во мне. Ровно то же происходило и с другими иностранцами, прожившими в этом регионе гораздо дольше меня. Так, репортер агентства EFE Мигель Ровира, в свое время лично сообщивший из камбоджийских джунглей о кончине Пол Пота, к моменту нашего знакомства прожил в Таиланде больше десяти лет, женился на тайке, с которой у них была общая дочь, и говорил на тайском. Но все напрасно:

– Для них я всегда буду фарангом.

Киото, куда переехали Бувье, – удивительное место: время словно обходит его стороной. В этой древней японской столице сохранились не только гейши и украшенные фонариками улицы, но и дух императорского города. Американцы не стали бомбить исторический центр Киото из-за большой культурной ценности. По словам Бувье, это один из десяти городов мира, где стоит прожить какое-то время. Дух Хэйан-кё (Heian-kyō) – в переводе «столица мира и спокойствия» – омрачают разве что туристы, которых местные терпят скрепя сердце. Кстати, знаете ли вы еще хоть один город, чье название в более понятной и доступной форме объясняет, чего ждут от его жителей и гостей?

Стоическое дзен-спокойствие японцев тоже имеет свои пределы. Воинов императора Хубилая сменили орды туристов, которые приносят хорошие деньги, но не в состоянии соблюдать мир и спокойствие. В высокий сезон общественный транспорт не справляется с нагрузкой, цены на аренду жилья штурмуют новые высоты. Новые варвары не обучены ни учтивости, ни скромности и не блюдут столь возлюбленную японцами тишину. В переведенных на разные языки мира путеводителях туристам напоминают о базовых правилах поведения: снимать обувь на входе в храм и мыться с мылом перед купанием в термальных источниках онсэнах. Старшее поколение японцев жалуется, что тысяча лет сопротивления иностранному влиянию закончилась тем, что иностранцы превратили столицу империи в тематический парк аттракционов. В довершение ко всему прочему большинство туристов – китайцы, ближайшие соседи и соперники японцев. После долгих десятилетий развития они стали выезжать из своей страны не в поисках работы, а чтобы хорошо провести время. История любит переворачивать все с ног на голову: теперь не японцы вторгаются к соседям, а соседи к японцам, а те к тому же должны еще и улыбаться захватчикам.

В предпандемийный год Киото посетили более пятидесяти миллионов туристов. Когда границы страны закрыли, чтобы защититься от вируса, улицы города опустели и на них вновь воцарилась торжественная тишина. Жители Киото не очень-то скучали по туристам и их деньгам. Разумеется, местные турагентства, отели и весь бизнес, завязанный на туризме, терпели убытки, но для остальных пандемия стала ответом на их молитвы. Когда ситуация с коронавирусом улучшилась и власти начали проводить рекламные кампании, зазывая туристов обратно, интернет-аудитория отреагировала неодобрительно. «Вы это серьезно? После того как Киото, наконец, вернул свою красоту…», «Стоит мне подумать, что сюда снова вернутся все эти толпы, и я сразу впадаю в депрессию», «Если мы ничего не предпримем, они снова заполонят наш город, как раньше».

Николя Бувье несколько разочаровало его второе путешествие в Японию. Видимо, правы те, кто говорит, что не стоит возвращаться туда, где вы были счастливы. Но при этом швейцарец все равно согласен и с Франциском Ксавьером, и с моим горячо любимым профессором Кунгом: Япония – лучшая из всех стран мира. Несмотря на то что и она, как выяснилось, способна поддаваться тоталитарной индоктринации. Несмотря на свое мрачное, полное зверств прошлое. А может быть, и благодаря ему. Японцев отличает удивительная способность восстанавливаться – и физически, и морально. Я несколько лет подряд ездил в Фукусиму на годовщину страшного цунами, опустошившего побережье и вызвавшего ядерную аварию, и каждый раз поражался способности этого народа вставать на ноги. «Терпеть нестерпимое и выносить невыносимое», как выразился император Хирохито. В Токио практически нет исторических зданий. В 1923 году он был уничтожен землетрясением. В годы Второй мировой войны подвергся массивным бомбардировкам. И каждый раз его приходилось отстраивать с нуля. То же самое произошло и с Хиросимой и Нагасаки – но здесь власти решили не трогать некоторые полуразрушенные части города, вроде Купола Гэмбаку, чтобы люди помнили о произошедшем. Хиросима вообще странное место: хотя этот город сам по себе ярчайший символ ужаса войны, нигде больше нет такого ощущения мира. Люди здесь говорят медленно и спокойно. Они не помнят зла. Город был восстановлен как памятник примирения. Здесь есть Парк мира. Музей мира. Детский памятник миру. Огонь мира, который не потухнет, пока существует ядерное оружие.

– Японцы усвоили урок, – сказал мне мой друг профессор Кунг, сторонник аскета-революционера Хо Ши Мина.

– Не уверен, – ответил ему я. – Рассказ о прошлом в школьных учебниках истории все еще лишен раскаяния, а значит, оно может повториться.

– Они не делают этого из стыда, – ответил Кунг, – а не потому, что не раскаиваются. Японцы не умеют жить с чувством вины. Поэтому они стараются забыть.

К моменту моего знакомства с профессором на рейсе Бали – Бангкок я уже больше десяти лет путешествовал по Азии и твердо следовал собственному неписаному правилу не разговаривать с попутчиками по авиаперелетам. Кунга я приметил еще на очереди на стойку регистрации. На него сложно было не обратить внимания: пожилой