Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

мужчина с палочкой, одетый в длинную шелковую тунику. Он выглядел как тибетский аскет – в современной элегантной версии. Нас посадили на соседние сиденья. Я надел наушники, чтобы продемонстрировать, что к беседе не предрасположен. Но уже через пять минут после взлета мой попутчик показал мне жестами, чтобы я снял наушники, и спросил:

– Откуда ты?

Уж не помню как, но ему удалось разговорить меня. Это был самый короткий перелет в моей жизни. Каждая следующая фраза, вылетавшая из его уст, была мудрее предыдущей. Он цитировал по памяти писателей и философов. Рассказывал истории из своей и чужой жизни, которые невозможно было не дослушать до конца. И хотя это был совершенно незнакомый мне человек, с ним хотелось делиться собственными историями, хотелось раскрыться, что и вообще-то редко случается, а уж для меня и вовсе нетипично. Вернувшись домой после перелета, я сказал Кармен, что к нам на ужин придет мой попутчик. Жена, прекрасно знавшая мою нелюбовь к самолетным разговорам, только и сказала:

– Этот профессор Кунг, должно быть, очень необычный человек.

Так началась наша странная и тесная дружба.

Профессор звонил мне каждый раз, когда был проездом в Бангкоке, и мы встречались и разговаривали часами. Кунг родился в Маньчжурии в семье японских чиновников во времена японской оккупации. Когда Япония проиграла войну, в Маньчжурии начались репрессии и казни. Кунг осиротел и был вынужден бежать из Китая со многими другими, чтобы спасти свою жизнь. Ему удалось найти лодку. Продрейфовав на ней несколько дней, он оказался в Корее. Там его подобрали американские солдаты и взяли к себе чистильщиком обуви и посыльным. В качестве оплаты он получал уроки английского, кормежку и место для сна в одном из бараков. Японцы предались миру с тем же усердием, с которым до этого предавались войне. Для них это было нелегко: впервые в своей истории родина самураев перешла под внешнее управление.

Офицеры корейской военной базы, на которой работал Кунг, собрали денег и оплатили ему дорогу и учебу в Техасе. Он получил степень по антропологии и какое-то время преподавал в университете. Позже Кунг вернулся в Японию, осел в Киото, написал двенадцать книг и влюбился. По его словам, он был «молод и глуп» и не смог удержать свою жену. Его погубили деньги, порок и излишества. Кунг предался азартным играм и выпивке. Жил среди бандитов и художников. Его брак распался. Я так и не узнал, на чем он сколотил состояние, хотя кое о каких своих делах он мне рассказал. Профессор помог некоторым люксовым брендам вроде «Картье» выйти на японский рынок, покупал у своих друзей-художников картины и перепродавал их за большие деньги, был своего рода Марко Поло нашего времени, посредничая между Западом и Востоком. Возил на Запад нужные вещи с Востока и наоборот. Кунг был знаком с Пикассо, пил чай с Чильида каждый раз, когда оказывался в Испании, был вхож к звездам Голливуда и политикам разных стран. В один из его приездов в Бангкок мы отправились пообедать в отель Oriental. Едва мы оказались внутри, тотчас появился, чтобы поздороваться с нами лично, директор отеля – к сожалению, не легендарный Курт Вахтвайтль, вышедший к тому времени на пенсию; официанты почтительно образовали коридор, другие гости собрались поприветствовать профессора. Подобного приема на берегах Чаупхраи удостаивался разве что король Пхумипон.

Профессор рассказал мне, что своего дома у него не было. Он постоянно находился в дороге и жил в лучших отелях мира. Кунг не задерживался ни в одном городе больше чем на несколько дней. На его визитных карточках были указаны гостиницы и номер комнаты, он всегда выбирал одни и те же номера, чтобы друзья могли слать ему письма и оставлять сообщения.

– За год я трижды облетаю весь мир, – сказал он мне. – Ни у кого нет столько полетных миль. Я практически всегда лечу первым классом, потому что меня хорошо знают и делают мне апгрейд.

Как-то раз он позвонил мне и спросил, не хочу ли я выпить с ним чего-нибудь на следующий день.

– Я сейчас в Бразилии, а ты?

– В Мадриде.

– Вот и славно. Никуда не уезжай. Завтра буду.

И в означенный час он появился, чтобы скоротать со мной вечер и отправиться куда-то дальше. Он был нигде и везде одновременно. «Обеспеченный бродяга», как он сам себя называл. Во время нашего первого разговора в самолете, летевшем в Бангкок, он, однако, сказал, что нашел место, где стоит задержаться. Профессор купил себе дом в балийской деревне Убуд на берегу реки Вос.

– У меня никогда не было дома, и вот я, наконец, нашел его, – сказал он мне. – Тебе обязательно нужно там побывать.

Профессор решил, что таким местом нельзя наслаждаться в одиночестве. Поэтому он построил там еще несколько домов, и стиль каждого отражал определенные этапы в его жизни: балийский, хотару, фэншуй… Затем добавил к этому бассейн, ресторан и гостиничный сервис. Закончив свою работу, он назвал это место Michi Retreat и поручил управление им местным жителям. Отправил деревенскую молодежь в Таиланд на курсы массажа, крестьян – в лучшие кулинарные школы Европы, чтобы научиться поварскому искусству, будущих официантов – в академии гостиничного бизнеса. Себе он оставил один из домов с видом на рисовые террасы на другой стороне реки и заполнил его книгами. Там он работал над своей последней главной книгой.

Я трижды был у него в гостях и трижды был вынужден признать его правоту. Он действительно отыскал уникальное место. Из моего окна я видел, как крестьяне карабкаются на пальмы за кокосами, как женщины собирают рис и как солнце скрывается за вершинами гор. И никакого шума, кроме журчания реки и пения птиц. По ночам мы пили вино и разговаривали, и так до самого рассвета.

– По поводу этого места, Давид… Я боюсь, что когда-нибудь, когда меня не станет, оно пропадет. Поэтому я хочу тебе кое-что предложить.

– Давай.

– Я хочу, чтобы ты занялся Michi. Здесь ты будешь счастлив, сможешь писать свои книги. Твоей семье здесь будет хорошо как нигде.

– Профессор…

– Не отвечай мне пока. Подумай. Тебе не обязательно принимать решение в этом году. Я еще не собираюсь умирать. Просто держи такую возможность в голове.

В мой последний приезд профессор выглядел озабоченным и его предложения приобрели навязчивый характер. За прошедший год его духовная нирвана начала трещать по швам. Сотрудники курорта ссорились между собой и обворовывали профессора. Еще одно подтверждение тому, что процент негодяев что на Бали, что в Техасе примерно один и тот же. Если сорвать с человека обертку приличий, выясняется, что он представляет из себя гораздо меньше, чем ему мнится. Персонал игнорировал клиентов. Из-за постоянной влажности и дождей приходилось много вкладывать в ремонт. Дело осложнялось тем, что профессор потерял большую часть своего состояния из-за кризиса 2008 года. Один из консультантов посоветовал Кунгу вложиться в «Леман Бразерс», но компания обанкротилась, что способствовало его разорению. Ушлые инвесторы и крупные гостиничные сети, прознав о его трудностях, слетелись, как стервятники, с предложениями выкупить курорт. Но он не хотел, чтобы его шедевр стал просто очередным отелем. Профессор устал, и у него не было сил подыскивать себе другое место и снова мотаться по миру. Выпив бутылку вина, Кунг поведал мне о своих самых тяжелых временах: казни родителей в Маньчжурии, нескольких разводах, оставивших на нем свой неизгладимый след, и крахе его благосостояния. Пока он делился со мной подробностями своего бесконечного, удивительного и трагичного пути, своими успехами и неудачами, упущенными возможностями и историей того, как разваливается на части созданный им с таким трудом домашний очаг, мне показалось, что я в жизни не встречал такого одинокого человека. Я не раз жалел, что не записывал наши беседы, начиная с разговора в самолете Бали – Бангкок, где мы познакомились. Мы ужинали в ресторане совершенно одни, ночную тишину нарушал только шум реки. Пламя свечи освещало его круглое озабоченное лицо.

– Ты согласен? Возьмешься сохранить мое наследие в Michi?

– Я не смогу этого сделать, профессор…

Грустный и понимающий взгляд.

– Но когда-нибудь я напишу