Журнальный век. Русская литературная периодика. 1917–2024 - Сергей Иванович Чупринин

На его месте Казьмин[285], – 12 мая 1979 года записал в дневник Лев Левицкий. – Наблюдая его в «Новом мире», не заметил в нем особой приверженности ко злу. Бесцветен. Озабочен только тем, чтобы не слететь. А для этого приходится держать нос по ветру[286].

Мстислава Борисовича Козьмина, насмерть перепуганного ответственностью еще в должности заместителя главного редактора «Нового мира» при С. Наровчатове (1975–1979), в редакции и вокруг звали не иначе как «жареным тараканом» или «бледной немочью» либо вспоминали к слову горьковскую «Девушку и смерть». То, что с Озеровым раньше всего лишь согласовывали, теперь через Козьмина надо было пробивать или ждать месяцами, пока он рискнет принять какое-либо решение. Журнал, – вернемся к мемуарам Кацевой, – пережил период «стагнации» – не без некоторых прорывов, но не благодаря Главному, а скорее вопреки, привлекая для особенно горячих споров членов редколлегии, главным образом, как ни неожиданно, Михаила Борисовича Храпченко, без которого мы не напечатали бы, например, статью, наделавшую много шума и положившую начало литературному пути знаменитой ныне, а тогда работавшей младшим редактором в издательстве Академии наук Татьяны Толстой[287].

Храпченко же неизменно голосовал и за остро полемические статьи Натальи Ивановой, помог пробить в печать критическое выступление Игоря Дедкова о расхваленном сверх всякой меры романе Юрия Бондарева «Игра»[288]. И – сейчас в это трудно поверить, – вообще это был какой-то феномен: некоторые из членов нашей редколлегии, имевшие определенную репутацию борцов отнюдь не за либерализм, в стенах редакции, в общении с сотрудниками словно преображались и действовали вразрез с этой репутацией, в совершенном несоответствии с их высокими служебными постами[289].

Хуже Козьмина в роли главного редактора, казалось, и быть не может. Но оказалось, что может, когда в 1988 году на этот пост заступил автор книг о британской литературе и о лошадях, о конном спорте Дмитрий Урнов. Он, в отличие от предшественника, был как раз очень энергичен, деятелен, но тесно дружил с вожаками «русской партии» и, предположительно, мог склонить либеральный журнал в эту сторону. «Этому назначению, – признается Е. Кацева, – я отчаянно пыталась помешать, писала письма А. Н. Яковлеву и в отдел культуры ЦК», но однако же ничего из этих хлопот не вышло.

Урнов закрепился в редакции на 3 года, и, судя по журнальным комплектам, никакого особого поворота в идеологии «Вопросов литературы» не произошло. Возможно, в силу сопротивления редакционного коллектива малоприятным переменам, а возможно, благодаря вроде бы безбашенной, а на самом деле половинчатой и переменчивой натуре самого Дмитрия Михайловича[290]. Так, вопреки собственному негативному отношению к «Прогулкам с Пушкиным» Андрея Синявского, он распорядился целиком поместить в журнале и эту книгу (1990, № 7–9), и стенограмму ее совместного с ИМЛИ обсуждения (1990, № 10). А ведь знал же, не мог не знать, какую бурю в среде патентованных ультрапатриотов всего лишь год назад вызвала публикация четырехстраничного отрывка из этой книги в журнале «Октябрь» (1989, № 4). Все знал – и напечатал! Ровно так же, как, без всякого энтузиазма относясь к Солженицыну, на 5 журнальных номеров разверстал перевод монографии Ольги Андреевой-Карлайл «Солженицын. В круге тайном» (1991, № 1–5).

Служившая тогда в редакции Ирина Винокурова недавно напомнила обо всем этом в «Знамени», хотя рассказала и о том, как Урнов попытался ее уволить: «мол, работает-то отлично, но с ее появлением в редакции образовался явный перевес в сторону левых сил, а этого он допустить не хочет»[291]. Однако всего лишь попытался и, столкнувшись с сопротивлением Лазаря Лазарева, быстро отступился.

Так же быстро отступился он и от своего редакторства в «Воплях». Известие об августовском путче ГКЧП застало Урнова в Соединенных Штатах, где он в интервью для телепрограммы The Today Show назвал действия путчистов всего лишь «попыткой навести порядок»[292], а кто-то неленивый заснял это выступление и кассету прислал в Москву. Время было раскаленным добела, и легко догадаться, с каким негодованием в редакции встретили бы своего главного редактора, вернись он в Россию.

Но Урнов не вернулся, и, устав от варягов, коллектив выбрал на этот пост Лазаря Лазарева, на котором и до того все держалось в журнале. Теперь можно было работать спокойно, в меру сил превозмогая ставшее хроническим безденежье, сопротивляясь покушениям на просторное редакционное помещение в центре столицы и прочим прелестям недоразвитого русского капитализма.

Другие литературно-критические журналы с советским опытом – «Литературное обозрение», «Детская литература», «Литературная учеба» – кто раньше, кто позже закрылись, да и «Воплям» в 1990-м пришлось сократить периодичность с двенадцати до шести выпусков в год. Но живая мысль в нем билась, число авторов не умалялось, а публикационный уровень не падал.

Так на чистом энтузиазме, с одной только божьей помощью прошло семнадцать лет, пока ближе к концу нулевого десятилетия Лазарь Ильич не стал чувствовать себя все хуже. Силы уже отказывали, и постепенно становилось ясно, что управление журналом надо передавать в другие руки. Кандидатуры, как рассказывают, обсуждались разные, но постепенно все большую власть в редакции стал забирать профессор РГГУ и «начальник», как он сам себя называл, Букеровской премии Игорь Шайтанов: компаративист, специалист по английской литературе, заметно выступающий в печати и как критик современной российской словесности – ну кто может быть лучше?

Так что Игорь Олегович занял должность первого заместителя еще при Лазареве, а незадолго до его кончины в январе 2010 года стал уже и главным.

Сказать, что смена руководства прошла без сучка и задоринки, было бы рискованно. Редколлегия, а ее члены всегда играли в журнале важную роль, раскололась. Но шайтановская метла действовала жестко, и тех, кого шокировал директивный стиль нового руководителя, и из редколлегии, и из редакции удалили. Устав «Вопросов литературы» был теперь отредактирован так, что вообще выводил главного редактора из-под какого бы то ни было контроля, с привычными для сотрудников вольностью и разномыслием покончено…

Впрочем, всех, кому интересны эти внутриредакционные раздоры, можно отослать к развернутому мемуарному фельетону Геннадия Красухина «Ш-ов», где среди прочих выразительных деталей приведена и фраза Шайтанова: мол, «либеральная риторика от меня столь же далека, как и патриотическая»[293].

Она-то, вместе с многократно повторенным «терпеть не могу радикалов», и стала если не программной, то многое определяющей в позиции журнала на очередном витке его истории.

Но об этом позже. А пока скажем о том, что на тематике журнала, разумеется, сказались и личные авторские интересы нового главного редактора: Шекспир (появилась даже специальная рубрика «Шекспировская мастерская»), классическая русская филология, представленная прежде всего Александром Веселовским, современная романистика – в зеркале, естественно, подведомственного Шайтанову русского Букера.

И, это еще важнее, журнал все решительнее стал поворачиваться к литературному сегодня. Вот хотя бы 2009 год