Литература для нервных - Вера Владимировна Калмыкова

– единичный случай проявления какого-то типа в данном произведении.

Тот же Зурин в «Капитанской дочке» и Максим Максимыч в «Герое нашего времени» – типичные представители русского офицерства, хотя черты их характеров различны. Один играет в карты, не брезгует шулерством, волочится за женщинами, второй очень сдержан в поведении, но для обоих служба превыше всего.

Типизация

– намеренное возведение героя к литературному типу, наделение его чертами, свойственными любому другому другому представителю типа.

В первой главе «Капитанской дочки» Пушкин намеренно, чтобы не сказать навязчиво, подчеркивает сходство условий формирования личности Петруши Гринева с теми, которые обусловили особенности личности Митрофана-недоросля у Фонвизина. Однако уже со второй главы между их художественными характерами обнаруживается пропасть. Пушкин вводит типизацию для того, чтобы отказаться от нее и создать неповторимый художественный характер.

Естественный человек

– тип героя, зародившийся в эпоху просветительского классицизма первоначально в трудах философов Д. Локка и Ж.-Ж. Руссо. Естественный человек живет на лоне природы, сообразуясь с ее законами; он свободен от искусственных рамок цивилизации; слияние с окружающей средой предопределяет его мышление и поведение; он не тяготеет к излишествам, т. к. не знает их.

Классический пример такого героя – абориген Пятница в романе Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» (1719). Согласно Руссо, маленькие дети с их органичным поведением также могут быть причислены к этому типу, и следует как можно дольше позволять им оставаться в состоянии единства с окружающим миром. Культ детства как особого времени жизни начался с Руссо, до этого считалось, что ребенка следует как можно скорее превратить в маленького взрослого.

Как только естественный человек попадает в рамки цивилизации, начинаются проблемы, и частое их завершение – гибель героя. Трудно говорить об этом типе литературного героя в чистом виде, исключая разве что лермонтовского Мцыри. Скорее проявляются его черты, например, в образе бедной Лизы из повести Карамзина. Конечно, она не дикарка, а дочь зажиточного поселянина, но ей чужды соблазны, она трудится по мере сил, пребывая во внутренней и внешней гармонии. Встреча с Эрастом и любовь разрушают ее картину мира:

Наступила ночь – мать благословила дочь свою и пожелала ей кроткого сна, но на сей раз желание ее не исполнилось: Лиза спала очень худо. Новый гость души ее, образ Эрастов, столь живо ей представлялся, что она почти всякую минуту просыпалась, просыпалась и вздыхала. Еще до восхождения солнечного Лиза встала, сошла на берег Москвы-реки, села на траве и, подгорюнившись, смотрела на белые туманы, которые волновались в воздухе и, подымаясь вверх, оставляли блестящие капли на зеленом покрове натуры. Везде царствовала тишина. Но скоро восходящее светило дня пробудило все творение: рощи, кусточки оживились, птички вспорхнули и запели, цветы подняли свои головки, чтобы напиться животворными лучами света. Но Лиза все еще сидела подгорюнившись. Ах, Лиза, Лиза! Что с тобою сделалось? До сего времени, просыпаясь вместе с птичками, ты вместе с ними веселилась утром, и чистая, радостная душа светилась в глазах твоих, подобно как солнце светится в каплях росы небесной; но теперь ты задумчива, и общая радость природы чужда твоему сердцу. – Между тем молодой пастух по берегу реки гнал стадо, играя на свирели. Лиза устремила на него взор свой и думала: «Если бы тот, кто занимает теперь мысли мои, рожден был простым крестьянином, пастухом, – и если бы он теперь мимо меня гнал стадо свое: ах! я поклонилась бы ему с улыбкою и сказала бы приветливо: «Здравствуй, любезный пастушок! Куда гонишь ты стадо свое? И здесь растет зеленая трава для овец твоих, и здесь алеют цветы, из которых можно сплести венок для шляпы твоей». Он взглянул бы на меня с видом ласковым – взял бы, может быть, руку мою… Мечта!» Пастух, играя на свирели, прошел мимо и с пестрым стадом своим скрылся за ближним холмом.

Мцыри был насильно вырван («спасен») из родной среды обитания, лишен не только семьи, но и родных могил и заключен в монастырь. Побег юноши – встреча с первозданной природной стихией, родственной ему по духу. Недаром, едва поняв неосуществимость своей мечты – достичь края отцов, – он вступает в поединок с барсом, который изображен автором как существо, равное человеку: сходятся два бойца, два брата, и ситуацию мы можем трактовать как близкую к мифу.

Катерину из «Грозы» Островского также можно соотнести с этим литературным типом. В родительском доме она жила в гармоничном состоянии, куда входили, правда, радости не только природные, но и культурные, религиозные. Особенность этой пьесы – что художественное пространство в ней отличается неразрывностью природы и культуры. Это встречается в литературе XIX в. сравнительно редко и скорее характерно для модернизма. Катерине до замужества были свойственны состояния экстаза, полного, до неощущения себя, слияния с идеальным миром красоты и веры.

Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Знаешь, как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы, – у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать: где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было! <…> И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается. А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облако, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану – у нас тоже везде лампадки горели – да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась