Страшное: Поэтика триллера - Дмитрий Львович Быков

сборник рассказов, в каждом из которых гротескно, фантастически и притом доступно преодолевается ситуация мировой войны. Один рассказ об инопланетянине, который является мужской сущностью, но ему надо притвориться женщиной, и это мучительно, и это очень интересно, и он трансгендерно является к генералиссимусу и ему отдается. А другой — история о смертельной болезни, когда болеют только плохие. Третий — комический сценарий о тотальной нескладице. И этот сборник будет нашим заклинанием. Я лично берусь написать туда рассказ, я еще подумаю какой.

И все-таки я хочу вернуться к проблеме классификации монстров, потому что мы увлеклись, как всегда, собственным творчеством. Уже на сне Раскольникова о трихинах в финале «Преступления и наказания» было понятно, что главное зло переселяется внутрь человека. И вот, в 1888 году произошли два почти синхронных события, доказывающие, что законы самодвижения литературы не управляются никакими объективными закономерностями — или управляются непознаваемыми. Одновременно два ровесника, два писателя очень разного темперамента, представитель неоромантизма Стивенсон и пионер неоготики Мопассан (он, конечно, основатель неоготики, потому что у Мопассана миром управляют страшные непознаваемые силы — Эрос, проклятие, безумие и так далее) пишут два рассказа, совершившие революцию в жанре. Ужас перемещается в глубь человека. У Стивенсона это самое известное произведение о раздвоении личности — «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». А повесть Мопассана «Орля», как всякая неоготика, написан гораздо сильнее, но, как всякая неоготика, имеет гораздо меньшую сферу влияния. Я рассказывал вам версию о том, что Путин является Хайдом Ельцина. История о раздвоении личности в основе своей имеет самую страшную догадку, особенно отчетливую в «Орля». Решение принимаем не мы. Решение принимает наш мозг, логика которого нам не ясна. Достоевский спрашивал, знает ли преступник — убьет он в следующую секунду или нет? Вопрос о том, кто принимает решение, становится главным вопросом XX века. Этот вопрос перемещает проблему во внутренний мир человека. Монстр переселяется в нас. Собственно, что описано в «Орля»? Формально это клинически точная картина обсессивнокомпульсивного расстройства, синдрома навязчивостей, о котором мы уже говорили. Это тревога, страх, повторяющиеся ритуалы. И вот у Мопассана поставлен самый страшный вопрос. Иногда мы понимаем, что надо закрыть форточку. Но этого хотим не мы. А что в нас этого хочет, мы не знаем. Обсессивнокомпульсивное расстройство — это мост к человеку будущего, потому что в человеке будущего не одна личность. Вообще цельность личности в наше время нарушена бесповоротно, и большинство психологических голливудских сюжетов — «Головоломка», «Идентификация», «Жатва» — повествуют об этом. Дэниел Киз в «Таинственной истории Билли Миллигана», само название которой отсылает к «Странной истории Джекила и Хайда», ввел понятие светового барабана. Это понятие из ток-шоу: на барабан выходит управляющая личность. Но эта управляющая личность не всегда одна и та же.

К сожалению, то, что человек делает, — объективно не результат его желания, его хотения. Это результат какого-то знания, которое живет в нем бессознательно. Мы контролируем не все свое сознание, а весьма незначительную его часть: пока контролирующая личность стоит на световом барабане, другие ведут свою жизнь, и настроение наше зависит не только от этой управляющей личности, а от всей совокупности нашей психической жизни, о большей части которой мы попросту не осведомлены. Повесть Стивенсона — как раз история о том, как управляющая личность потеряла тормоза и Хайд начал вылезать неконтролируемо. Любопытно, что помимо Джекила и Хайда в этом персонаже наверняка жило гораздо больше субличностей, но не все они были манифестированы. Дописать за Стивенсона было бы крайне любопытно: все они погибли в тот момент, когда отравился Джекил, а ведь многие могли спасти положение, если бы у них хватило сил достучаться до него. Может быть, неправильная примесь в этом зелье раскрепостила бы другую личность, законопослушную и адаптивную, которая нашла бы выход из положения.

— А вы говорили, что сами страдали ОКР, но излечились.

— Не совсем «излечился». Меня излечил профессор Жолковский.

— Каким образом?

— Я должен был делать доклад на его семинаре, но я, пока не раскрыл «Сапера», — знаете игру? — не мог выйти из дома, вообще тронуться с места. Возникает ощущение невыполненной миссии, ну, сами знаете. А в Штатах нельзя опаздывать на семинар, тут гениальную рассеянность не уважают — это считается просто оскорблением студентов. И он ходил вокруг меня кругами, потом бегал, потом окончательно взбесился — и просто вырвал шнур из розетки. И я спокойно пошел докладывать.

Кстати, от аэрофобии я тоже излечился не сам. Меня ужасно накрывало в самолете на взлете, турбулентность меня вообще выводила из себя... А тут я полетел в Камбоджу писать про девушку-маугли, которую поймали в лесах в провинции Ратанакири, — очень интересная, страшная история, она есть у меня в сборнике «Палоло». И мне так страшно было в этой провинции, в дикой камбоджийской глуши, в совершенно чужом мире, что когда самолет-кукурузник с совершенно изрытой взлетной полосы, по которой гуляли куры, все-таки унес меня оттуда — у меня всякая аэроофобия прошла стремительно, до того мне хотелось оттуда исчезнуть. Жизнь — лучший доктор, это еще Чехов понимал.

— Страх страхом вышибают.

— Ну разумеется! Говорит же Владимир Леви: вылечить зависимость нельзя, это черта психики, но можно пересадить с одной зависимости на другую. Скажем, из алкоголика сделать трудоголика. В некотором смысле «Орля» об этом же, потому что вместо ОКР у героя возникла мания суицида. Он понял, что покончить с Орля — значит покончить с собой. Для начала он поджигает собственный дом, но и после того, как дом сгорел, сущность остается в нем. Она ускользнула из запертой комнаты.

«Орля» — переход триллера на качественно новый уровень. Это перемещение зла в область нашего я, которая само себе не подотчетно. Некоторые черты того же расстройства личности мы наблюдаем в истории Джеймисонов, которую я просил проработать к этому семинару. (Читатель, поищи эту историю в сети — она подробно изложена во множестве мест: это загадочное исчезновение семьи в лесах Оклахомы 8 октября 2009 года или чуть позже — вы сами поймете, почему нет точной даты.) Что в истории Джеймисонов является самым страшным?

— То, что их нашли в пяти километрах от места, где искали. От машины.

— Ну да, потому что это в принципе алогично. Но я бы сказал, что самое страшное — это лицо девочки на последней фотографии. Она улыбается, но улыбается очень нехорошо. Словно что-то знает. И отдельный ужас — это хроника камеры наблюдения из их дома,