Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова

копейки, так рубли»[92]. В словах Л. Григорьевой звучат те же самые ностальгические нотки – допускаю, что бессознательно, – что и в «остальгических» высказываниях, фильмах и выставках немцев. Проанализировать эту (н)остальгию мало кто способен, зато проэксплуатировать ее – масса желающих.

При этом хочу оговориться раз и навсегда: литература, музыка, кинематограф советского времени, в том числе и легальные, от Трифонова до Шостаковича, от Искандера до А. Германа, оставили блестящие результаты: только не благодаря, а вопреки обстоятельствам.

Наше спасение, то, чем всегда отыгрываемся, – победа над фашизмом. Но нельзя ее отобрать у народа и вручить государству – хотя бы Астафьева почитайте… А ведь еще и не начата эта важнейшая умственная работа: разграничение народа и государства. Да и начнется ли?.. Судя по тому, что единство, наоборот, государственно-национальное, куется нашими новыми сусловыми, – и не светит в ближайшем будущем. Только литература эту тяжелую работу делала – но ведь те, кто делал, уходят, а новые… новые пытаются (Олег Ермаков, Сергей Говорухин, Евгений Даниленко – см. публикацию его «Дикополя» в «Знамени»). И все остальное в советской государственной истории этой кровавой победой, за которую народ наш заплатил десятками миллионов жизней, – а как ими бессовестно жертвовали военачальники, про то перечитайте романы Г. Владимова, Вс. Некрасова, – не отмывается, как бы ни старались политтехнологи. Оптимистический стиль спортивных парадов 1930-х годов, так же как и песни тех лет, вызывает лишь у немногих пожилых людей радость молодых воспоминаний, а у других – либо ничего, либо образ архипелага ГУЛАГ. Но если навязывать эти песни новому, малоосведомленному поколению, то можно добиться их распространения в широкие массы и сегодня. (Я уж не говорю о болезненной музыкально-идеологической точке – о гимне.) Национальная идея через приятие всего, что было в истории, есть оправдание всего, что было: почему-то этот простейший силлогизм в головы устроителей празднеств не приходит.

И почему они, эти праздники, такие длинные?

Именно потому, что государство хочет обрести идентичность через сложение, суммирование празднеств. (Это как бы к языческому празднику прибавлялся – на следующий день – христианский. Не вытесняя, а мирно уживаясь: рядом.) Нет, все-таки при всей толерантности надо выбирать и формировать свои убеждения. Иначе их выберут для тебя (и – за тебя. Или – против тебя).

Патриотизм, получается, есть сумма опытов: идеологических, эстетических, этических. Здравая мысль о том, что один опыт на самом деле противостоит другому, что он направлен против другого, – государственные головы политтехнологов не посещает. Видимо, большие зарплаты и близость к начальству влияют на состояние ума не всегда положительно. То, что не каждый опыт был сказкой с хорошим концом, – тоже. Обществу пихают в нос аргументацию «от французской революции»: подумаешь, французы и сейчас «Марсельезу» поют! А они ее поют, потому что либеральная идеология во Франции все же победила, и сегодня Франция – республика, а не монархия.

Что же касается России, то при такой государственно-поисково-политтехнологической концепции неудивительно будет, если завтра рядом с Петром I на очередном красноплощадном маскараде появятся Сталин с трубкой, Ленин на броневике, Горбачев в Форосе, а Ельцин на танке. При Алиеве – секретаре ЦК – говорят, такие ряженые, загримированные Ленин и Сталин ездили 7 ноября и 1 мая на грузовике по Баку…

3

Отсылая читателя к своей книге «Ностальящее» (М., 2002), еще раз повторю ее главный тезис: постсоветская интеллигенция («интеллектуалы») стебалась по поводу и при помощи знаков советской культуры, фактически погрузив страну в стилевой гибрид эстетики советского прошлого и постсоветского настоящего, – ностальщее. Этот стилевой гибрид или, лучше сказать, стилевой кентавр оказался на удивление жизнеспособным, но год за годом, месяц за месяцем, день за днем из него вытеснялся, выпаривался стеб – оставалась радость беспримесного погружения в коллективный советский стиль, как бы лишенный идеологии. Как бы с вынутым жалом. Или – оскопленный. Но со всеми внешними, дорогими слуху и глазу, атрибутами. Песни, марши, знамена, буденновки[93]. Пионеры. Не в зюгановском, конечно, смысле, – в нашем, либеральном, с подмигиванием. Мол, и вы, и я, мы все понимаем, что это такая игра. Ничего серьезного. Как предупредил правильно понимающий жанры и их различия – в том числе и свои собственные жанровые роли – Михаил Швыдкой перед очередной записью «Культурной революции», – помните, что это всего-навсего игра, поэтому: никаких оттенков, только согласен – не согласен.

Так вот: без оттенков невозможно. Потому что оттенки воздействуют на целое, постоянно и постепенно меняя его состав.

Но вернемся к главному сюжету.

А главный сюжет сегодня – это постепенное, но уверенное и не без реваншистского сладострастия возвращение, реставрация определенных знаков, складывающихся в очень определенную систему.

В беседе с А. Максимовым в передаче «Ночной полет» Владимир Маканин сказал, что в литературе он предпочитает играть черными – они способны втянуть противника, сделать так, чтобы весело начавший партию белыми завяз. Постепенно навязать ему свою волю.

Это наблюдение, вернее – эта закономерность распространима, как это, кстати, почти всегда бывает в выверенных мотивировках Маканина, и на другие области проявления человека.

Вот Сталин.

Казалось бы, освободились – за исключением небольшого в процентном отношении количества маргиналов, присутствующих в любом обществе.

Но не таковы показатели.

Именно в процентном отношении количество людей, отмечающих Сталина как несомненно положительную фигуру, возросло за последнее десятилетие более чем в три раза. И когда подошел юбилей – 50 лет со дня смерти, – начался обвал «сталинских» передач, и редкий телеканал, редкая газета обошлись исторически точными статьями (и оценками). Получилось, что либеральствующие интеллектуалы на потоке изготовления культурного продукта настолько увлеклись предметом, что само количество отразилось на качестве восприятия. В своей игре черными товарищ Сталин предстал объектом увлекательным, втягивающим, концентрирующим на себе силы и внимание. Разоблачать – скучно, уж сколько разоблачали, в этом нет ничего нового; а Сталин нужен как ньюсмейкер; потому давайте поищем какую-нибудь человечинку, попробуем сделать его амбивалентным, так – интереснее, чем «плоское» отрицание… К дате два толстых журнала вышли каждый со своим слоганом: «Новый мир» – «Полвека без Сталина», а «Наш современник» – с благообразным портретом вождя на второй полосе обложки. Между полюсами расположилось огромное количество материалов, так или иначе настойчиво возвращающих читателя/зрителя к фигуре генсека. Сосредотачивающих на нем внимание. Что вынудило А. Германа и С. Кармалиту обратиться в «Известия» с тревожным письмом об ответственности СМИ в использовании Сталина как главного ньюсмейкера.

Но их письмо на фоне предпринятого массированного обстрела общества «сталинскими» материалами – тоньше комариного писка.

Не срабатывает.

Срабатывает другое: за что платят деньги, тем и будем, цинично говоря, заниматься. Кто заказывает музыку.

Кстати, о песнях.

И о такой деликатной теме, как День Победы.

Никто, и я в том числе, не собирается умалять значение жертвенно-победного вклада народа во