Элиас Лённрот. Жизнь и творчество - Эйно Генрихович Карху

на гору Аавасакса в Лапландии, чтобы с ее величественно-суровой вершины увидеть полночное полярное солн­це. Время выбрали подходящее — было летнее солнцестояние. Как рассказывал Грот в письме к Плетневу от 25 июня 1846 г., именно в эту пору Аавасакса привлекала и других путешественников, хотя добрать­ся до нее было нелегко. Остановившись предварительно в крестьян­ской избе и дождавшись вечера, Лённрот и Грот вместе с проводником направились к горе, «которая возвышается версты на полторы и усы­пана крупными, острыми каменьями, так что всход на нее для людей нежных или слабых очень был бы тягостен. Но мы не отставали от про­ворного провожатого. Там, на вершине, мы уже застали четыре обще­ства приезжих, которые бродили вокруг огня, разложенного на уступе, заслоненного скалою от сильного ветра. Солнце закрыто было тучами, и все уже отчаивались увидеть его. Но ровно в полночь облако перед ним раздвоилось — и солнце запылало ярко, хотя без лучей, на некото­рой высоте над вершиной отдаленных гор. С полчаса оно стояло поч­ти на том же месте, тихонько подаваясь к западу». Добавим, что эта поездка на Аавасаксу надолго запомнилась Лённроту, он вспоминал о ней в одном из последних писем к Гроту (от 12 февраля 1882 г.).

В своей книге-путешествии Грот описал посещение летнего дома Лённрота неподалеку от Каяни. Лённрот как врач был тогда в слу­жебном отпуске, его замещал доктор А. Линд, и оба они сопровожда­ли Грота в его прогулке.

«Уединенная, тихая жизнь в Каяни, — писал Грот, — чрезвычай­но благоприятствует неутомимому трудолюбию Лённрота. Верстах в трех от города живут в маленьком геймате (усадьбе) старые его роди­тели. Вчера перед обедом я отправился к ним вместе с обоими докто­рами. Мы шли пешком до места, где надобно было переехать через реку Каяни, чтобы попасть в Полвилу (так зовут геймат). Мы пере­правились на самой утлой лодочке, которая при малейшем наруше­нии равновесия легко могла опрокинуться. Ведя трудолюбивую, но спокойную жизнь посреди сельской простоты, родители доктора Лённрота в глубокой старости сохраняют еще полную свежесть сил и бодрость духа. Восьмидесятилетний отец ходит пешком в город и от­туда назад. По прямому стану матери и приветливому лицу ее никак нельзя бы угадать, что ей уже 74-й год. В одной из комнат их стоял большой шкап с книгами: это часть библиотеки доктора Лённрота, который, навещая своих родителей почти каждое утро, продолжает и здесь свои занятия. Старушка угостила нас превосходным кофеем. Самовар, который я здесь увидел, поразил меня, потому что на всем северном пути от Куопио я не встретил еще ни одного. В Каяни поч­ти во всяком доме есть самовар. Этот город много посещается рус­скими купцами, особенно из Архангельской губернии: в феврале ме­сяце здесь бывает значительная ярмарка, на которую приезжают осо­бенно с пенькою и запасаются, между прочим, мехами».

Далее Грот описывал карельских коробейников, занимавшихся в Кайнуу разносной торговлей, и затем продолжал: «Перед уходом из Полвилы мы выкупались в речке и решились ехать до самого города водою. Мне хотелось испытать плавание по порогам: теперь их было на нашем пути до четырех, впрочем, почти все малозначащие в срав­нении с другими. Перед первым из них — Нискакоски — мы прича­лили к берегу и взяли лоцмана. Он сказал нам, чтобы мы для верно­сти расположились на дне лодки. На третьих порогах кипение волн было всего сильнее; казалось, они, яростно скача вокруг лодки, напе­рерыв старались втянуть ее в пучину. Доски под нами дрожали, но мы неслись так быстро, что жаль было, когда кончились пороги».

Желая доставить гостю удовольствие спуском по речным поро­гам, Лённрот вместе с тем проявил, как видим, необходимую осто­рожность: взял в лодку опытного лоцмана, и сделал это не случайно.

С порожистой рекой Каяни у Лённрота был печальный опыт: за несколько лет до этого с ним и близкими ему людьми произошел не­счастный случай с человеческими жертвами. Дело в том, что хотя от города до усадьбы Подвила по прямой было всего три версты, но в ве­сеннюю распутицу и дождливую погоду по суше надо было добирать­ся извилистыми и сильно увлажненными тропами либо плыть по по­рогам, что было небезопасно. До поры до времени все обходилось благополучно, но 19 мая 1839 г. при возвращении из Каяни с вос­кресного богослужения вверх по реке лодка в порогах перевернулась, и все пять пассажиров оказались в холодной, еще ледяной вешней воде. Все произошло так неожиданно, что малолетний племянник Лённрота сразу же утонул и был унесен потоком; чуть погодя не удер­жалась за опрокинувшуюся и зацепившуюся за камень лодку работ­ница-служанка и тоже погибла; двое молодых мужчин сумели про­держаться на поверхности воды до прибытия помощи и были спасены; сам Лённрот, мгновенно решив, что попытка еще одного челове­ка ухватиться за лодку лишь увеличит опасность для всех, добрался вплавь до берега. Он хорошо плавал и справился с бурным течением.

Лённрот глубоко переживал случившуюся беду и гибель близких людей.

ДЛЯ ЧЕГО НУЖНЫ БЫЛИ РУНЫ

Город Каяни стал отправной базой для многих фольклорных экс­педиций Лённрота. Отсюда было сравнительно близко до Беломор­ской Карелии, до деревень пограничной волости Вуоккиниеми, из­вестной своими рунопевцами.

Но у современного читателя, если он не очень искушен в сложно­стях исторического развития культуры, может возникнуть вопрос: для чего нужны были древние руны и мифы, которые забывались уже в самой народной среде? Ради чего понадобилось спасать от полного забвения их последние остатки, сохранявшиеся лишь в самых глухих лесных деревнях, в памяти преимущественно престарелых людей?

Ведь сегодня все равно никто больше не поет этих древних рун, — например, о мудром старце-заклинателе Вяйнямейнене, отправив­шемся зачем-то в мифическую страну Туонелу, царство усопших; или о волшебном кузнеце Илмаринене, выковавшем в мифические времена звездный небосвод и чудо-мельницу Сампо. В наше нынеш­нее время рок-музыки и видеотехники разве что эстрадного испол­нителя уговорят в дни юбилея «Калевалы» сымитировать нечто похо­жее на древность — разнообразия ради.

Вопрос: для чего? — неизбежно должен был присутствовать, при­чем с достаточной ясностью, уже в сознании Лённрота, когда он от­правлялся в свои далекие и нелегкие странствия за рунами. Ведь для этого требовалась не только молодая увлеченность и энергия сами по себе, но и некая национально-культурная цель, ради которой стоило потрудиться. Как мы видели, Лённрот-врач и без того был обременен заботами сверх всякой меры