Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы - Алим Хусейнович Ульбашев


Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы читать книгу онлайн
Всесильный Воланд, трусливый Хлестаков, плутоватый Бендер, принципиальный Левин — все эти персонажи знакомы нам со школьной скамьи. Но мало кто задумывается о том, как тесно связаны литература и право в России. Мог ли Раскольников не совершать преступление? В чем суть аферы Чичикова? Как Онегин, князь Болконский и братья Карамазовы помогли юристам написать Конституцию и другие законы? Алим Ульбашев — кандидат юридических наук, правовед и писатель — рассматривает современные законы сквозь призму отечественной литературы. Эта книга — попытка осмыслить, как художественная литература меняла представления о человеке, его правах и свободах и задавала тон общественным дискуссиям в нашей стране на протяжении целых столетий.
Действующий Гражданский кодекс, принятый после распада Советского Союза, разорвал порочный круг бесправия.
Собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц, в том числе отчуждать свое имущество в собственность другим лицам, передавать им, оставаясь собственником, права владения, пользования и распоряжения имуществом, отдавать имущество в залог и обременять его другими способами, распоряжаться им иным образом.
Это значит, что граждане могут свободно продавать, покупать, завещать, сдавать в аренду и многими другими законными способами реализовывать возможности, заложенные в праве собственности.
Человеческое счастье хотя и зависит не только от материального благополучия, но и во многом обусловлено им. Поэтому жители и Дома на набережной, и комнаты на Профсоюзной сегодня обрели если и не полное счастье, то, по крайней мере, личную свободу.
БАНКРОТСТВО НЕ ПОРОК
Гражданское законодательство достаточно подробно говорит не только о том, как управиться с деньгами, но и о том, как выбраться из безденежья, то есть о банкротстве. Об этом сказано в 25-й статье Гражданского кодекса.
Гражданин, который не способен удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей, может быть признан несостоятельным (банкротом) по решению арбитражного суда.
Нет более колоритных героев для комедий и трагедий, чем те, что остались с пустыми карманами.
Взять, например, Любовь Андреевну Раневскую из «Вишневого сада» Антона Чехова, которая промотала все свое имущество, а потом была вынуждена выставить на торги семейное имение с вишневым садом[83]. Такие ситуации ничем не примечательны и не были бы достойны внимания писателя, но в этом случае продажа поместья глубоко символична: она знаменует прощание героев с родным домом и прошлым.
Словно на основе университетского учебника по банкротству написана пьеса Александра Островского «Свои люди — сочтемся!». Здесь также денежный вопрос приводит к семейной драме. К слову, Островский, действительно служивший в московском коммерческом суде стряпчим[84], имел представление о законах того времени, поэтому история кажется вдвойне реалистичной и оттого трагичной.
По сюжету зажиточный московский купец Самсон Силыч Большов решается на аферу. У него множество кредиторов, рассчитываться с которыми он никак не хочет. Большов задумывает переписать имущество на кого-нибудь другого, например жену. Однако стряпчий Самсона Силыча, Рисположенский, отговаривает его от этой идеи: «Незаконно, Самсон Силыч! Это незаконно! В законах изображено, что таковые продажи недействительны. Оно ведь сделать-то недолго, да чтоб крючков после не вышло. Уж делать, так надо, Самсон Силыч, прочней»[85]. В качестве альтернативы Рисположенский предлагает кандидатуру главного приказчика Большова — Подхалюзина.
К своему несчастью, Большов, ведомый страстью к деньгам, прислушивается к совету стряпчего. А ведь прежде он его ни во что не ставил, называл пиявкой, кровопийцей, подлым народом и знал о пристрастии друга к выпивке.
Ослепленный алчностью, Самсон Силыч вызывает Подхалюзина на разговор. Тот быстро соглашается участвовать в афере, не упуская редкой возможности присвоить себе богатства Большова.
В результате Подхалюзин оставляет ни с чем незадачливого купца и его кредиторов. Большов, надеясь обвести вокруг пальца весь мир, вдруг сам оказывается обманутым. Самого же Самсона Силыча разгневанные кредиторы упрятали за долги за решетку[86].
Подхалюзин, завладев огромным состоянием, тем временем убеждает дочь Большова Липочку выйти за него замуж.
Подхалюзин. Хорошо, как даст-с! А как дать-то нечего? Вы дел-то тятенькиных не знаете, а я их оченно хорошо знаю: тятенька-то ваш банкрут-с.
Липочка. Как банкрут? А дом-то, а лавки?
Подхалюзин. А дом-то и лавки — мои-с!
Липочка. Ваши?! Подите вы! Что вы меня дурачить хотите? Глупее себя нашли!
Подхалюзин. А вот у нас законные документы есть! (Вынимает.)
Липочка. Так вы купили у тятеньки?
Подхалюзин. Купил-с![87]
Девушка, выбирая между любовью к тятеньке (отцу) и деньгам, отдает предпочтение последним. Тем самым Самсон Силыч лишается не только денежного достатка, но и семейного благополучия.
Пьеса «Свои люди — сочтемся!» вышла в 1850 году. Как говорили современники, «зеленая книжица» журнала «Москвитянин», в которой была напечатана комедия, пользовалась бешеной популярностью в Москве.
Цензура, сначала одобрившая публикацию, отнеслась к успеху пьесы с запоздалым подозрением: «Изображая нам среднее купечество и клеймя заслуженным образом его странности и пороки, неужели автор не мог найти в среде его и вставить в свою раму, для противоположности, одного из тех почтенных наших купцов, в которых богобоязненность, праводушие и прямота ума составляют типическую и неотъемлемую принадлежность? <…> Наконец, заключение комедии — торжество черной неблагодарности в двух лицах, дочери и приказчика — оставляет самое печальное впечатление…»[88]
Бюрократы середины позапрошлого века были крайне озабочены защитой традиционных ценностей. Сюжет любого художественного произведения мог быть признан вредным, если изображаемые там семьи были недостаточно дружны из-за вражды между родственниками. Здесь дочь Большова предает отца и выходит замуж за Подхалюзина, который обобрал его до нитки (впрочем, по вине самого Самсона Силыча), что никак не соответствовало заведенному канону.
О большом успехе «Своих людей» донесли и государю Николаю Первому. Ознакомившись с придворной критикой, император наложил резолюцию: «Напрасно печатано, играть же запретить»[89]. Как интерпретировать вето высокого начальства в николаевской России, знал любой чиновник. Пьесу незамедлительно положили под сукно. Она появится на сцене московских театров спустя десять лет уже при новом императоре — Александре Втором. До смерти Николая Первого в 1855 году и сам Островский останется под негласным надзором полиции как склонный к неповиновению бунтарь.
Начав с таким трудом путь к широкому зрителю и успев навлечь гнев правительства, «Свои люди» потом не раз появятся на сцене родного для Островского Малого театра. Этот спектакль станет частью репертуара лучших театров России и мира.
Нарочитая комедийность сюжета удивительным образом не лишает произведение реалистичности. Фиктивное банкротство, о котором рассказывается в пьесе, встречается удивительно часто и сегодня.
С XIX века российское законодательство о банкротстве пережило несколько этапов развития: от полного разрушения в советское время и до ренессанса в последние годы.
Попади дело о банкротстве гражданина Большова Самсона Силыча в производство арбитражного суда города Москвы в XXI веке, его наверняка разрешили бы иначе. Аферу Большова, конечно же, разоблачили бы. Подхалюзину не удалось бы доказать, что он законно приобрел имущество накануне банкротства Самсона Силыча. Поэтому кредиторы Большова в полной мере получили бы свое. Суды поднаторели в таких тяжбах, а столь примитивным