Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы - Алим Хусейнович Ульбашев

Выходило, что Чичиков мог «инвестировать» в покупку мертвых крестьян по рублю, а то и меньше, не тратиться на их содержание, прикрепить их к бесплатным землям в Новороссии, а потом еще получить в опекунском совете кредит за каждого в несколько сотен рублей.

Чичиков, конечно же, чистой воды мошенник, и его действия выходят за рамки гражданского права — за них он должен отвечать перед уголовным правом. Но и у гражданского законодательства есть что сказать по этому поводу. История Чичикова чем-то похожа на сделку Антонио и Шейлока из «Венецианского купца»: там тоже гражданско-правовая сделка была порождением злого умысла. За аферой всегда стоит желание использовать закон не во благо, а во вред. Поэтому договоры, которые заключили Чичиков и глуповатые помещики, прямо и безусловно не только нарушают общественную мораль, но и противны духу закона, его интенции.

В «Золотом теленке» Ильи Ильфа и Евгения Петрова упоминается второстепенный персонаж, некий зицпредседатель Фунт, всю жизнь служивший главой учреждений в различных фирмах-однодневках. Нехитрые махинации рано или поздно раскрывались, а Фунту, как номинальному директору, полагалось отправиться в тюрьму — для этого его, собственно, и брали каждый раз на службу. «Я всю жизнь сидел за других. Такая моя профессия — страдать за других»[54].

Своей работы мошенник не только не стыдится, но и по-своему гордится ею. «Я всегда сидел. При Александре Втором “Освободителе”, при Александре Третьем “Миротворце”, при Николае Втором “Кровавом”. <…> При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при нэпе! Как я сидел при нэпе! Это были лучшие дни моей жизни! <…> А теперь я хожу и не узнаю нашего Черноморска. Где это все? Где частный капитал? Где первое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я вас, второе общество взаимного кредита? Где товарищество на вере? Где акционерные компании со смешанным капиталом? Где это все? Безобразие!»[55]

Понятно, что Чичиковы и Фунты никогда не будут полностью изжиты. Поэтому в Гражданском кодексе им посвящается специальная статья о злоупотреблении правом.

Не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом).

О злоупотреблении правом говорят в тех случаях, когда действия человека или организации формально соответствуют закону, но фактически они продиктованы некой дурной целью. Цель Чичикова — не купить крестьян, а обмануть опекунский совет. Фунт, соглашаясь возглавить очередные «Рога и копыта», изначально знает, что реально он ничего делать не будет, а нужен на своем месте лишь для прикрытия афер. Такая дурная цель заражает собой плоды Гражданского кодекса, заставляя их гнить на дереве еще до того, как они поспеют.

Гражданский закон наделяет нас огромными правами, но требует пользоваться ими с умом и с чувством меры. В противном случае наши планы разобьются на тысячи осколков, а нас самих будет ждать участь Чичикова и Фунта.

ВСЕ УЖ ЛУЧШЕ НА СВОБОДЕ

Сколько бы злые языки ни ругали гражданское право за его интерес к деньгам, нельзя не заметить, что его нормы так или иначе посвящены живым людям. Даже название у этой отрасли права соответствующее — гражданское. Сравните со всеми другими отраслями правами: уголовное, земельное, трудовое, процессуальное, финансовое. Как будто бы и не замечают граждан! А гражданское право в самом своем названии выразило любовь к людям. Так повелось со времен древних римлян, вдохновивших последующие поколения юристов заботой о гражданах в jus civile, — вот и сегодня немцы говорят о Zivilrecht, французы — о droit civil, а итальянцы — о diritto civile. Cо всех языков эти слова переводятся одинаково — гражданское право.

О гражданах — или, как их еще называют, физических лицах, то есть представителях рода человеческого, — обстоятельно сказано в 17-й статье Гражданского кодекса[56].

1. Способность иметь гражданские права и нести обязанности (гражданская правоспособность) признается в равной мере за всеми гражданами.

2. Правоспособность гражданина возникает в момент его рождения и прекращается смертью.

Прав и обязанностей в частном праве и в самом деле целое море. Как начать собственный бизнес, торгуя на бирже? Можно ли купить квартиру в новостройке и не попасть на крючок жадных застройщиков? Найдется ли управа на врача, неверно поставившего диагноз и чуть не угробившего доверчивого пациента? На каждый из этих вопросов отвечает Гражданский кодекс.

Гражданское право дает не простые, но всегда правильные решения. Знание закона позволило бы Раскольникову урезонить старуху-процентщицу из «Преступления и наказания», наживавшуюся на несчастных заемщиках, не переступая при этом границ дозволенного.

В очерке «Хорь и Калиныч», входящем в «Записки охотника» Ивана Тургенева, представлены два образа крестьян — трудолюбивый, деятельный, преуспевающий Хорь и мечтательный, живущий в безденежье идеалист Калиныч.

«Оба приятеля нисколько не походили друг на друга. Хорь был человек положительный, практический, административная голова, рационалист; Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных. Хорь понимал действительность, то есть: обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и с прочими властями; Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как. Хорь расплодил большое семейство, покорное и единодушное; у Калиныча была когда-то жена, которой он боялся, а детей и не бывало вовсе» — такими словами описывает Тургенев своих персонажей[57].

Несмотря на все попытки писателя противопоставить Хоря и Калиныча, есть в них одно разительное сходство: оба они зависимые крепостные, а значит, по законам своего времени почти не имели никаких прав. Крестьяне до отмены крепостничества в 1861 году мало чем отличались от скотины в хлеву, телеги или плуга в сарае: полезная в доме вещь — не более того, разве что говорит да по воскресеньям ходит на службу в церковь.

Даже Хорь, чью хозяйственность так старательно подчеркивает Тургенев, не представляет жизнь без барина.

— Послушай-ка, Хорь, — говорил я ему, — отчего ты не откупишься от своего барина?

— А для чего мне откупаться? Теперь я своего барина знаю и оброк свой знаю… барин у нас хороший.

— Все же лучше на свободе, — заметил я.

Хорь посмотрел на меня сбоку.

— Вестимо, — проговорил он[58].

О Калиныче Тургенев сообщает, что тот и вовсе благоговел перед своим помещиком. Удивительным образом ни Хорь, ни Калиныч не ищут свободы, не бьются в неволе, как дикие птицы, заточенные в клетку.

Рождаясь и всю жизнь проводя в личной зависимости, фактическом рабстве, люди перестают чувствовать горечь несправедливости и беззакония, воспринимая ее как подлинный вкус жизни. Хозяйские розги и капризы больше не порождают протеста, кажутся заповеданными