Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

Ничто не препятствует развивать что и где угодно. Но культурная жизнь Империи, вообще-то весьма ин­тенсивная, делает именно в Петербурге какой-то не­объяснимый «пик». В лучшем случае некоторые иные города разделяют с Санкт-Петербургом почетное место «первых», в которых нечто началось (как Харьков, в ко­тором одновременно с Петербургом появились аэроди­намические трубы).

Не менее характерно, что в любой из областей куль-туротворчества активную роль играют местные уро­женцы, потомственные петербуржцы. Более того, им очень часто принадлежит в явлении ведущая роль — при том, что «конкурентами»-то является все население Российской империи.

Я не говорю уже о поразительной склонности санкт-петербуржцев ко всевозможной фронде, их постоянно­му дистанцированию от властей, нелюбви ко всяческо­му начальству. Черта, замечу, объяснимая у жителей Ленинграда в СССР, но решительно непостижимая для жителей столицы Российской империи.

Что интересно — в данный момент в Петербурге этого почти нет.

Можно сформулировать несколько вытекающих из этого... то ли принципов, то ли правил... не знаю, как назвать.

1.  Культурные явления, наиболее значимые в мас­штабе Российской империи и СССР, возникают именно в Санкт-Петербурге.

2.  Если явление культуры зарождается вне Санкт-Петербурга, оно обязательно проявляется в Санкт-Петер­бурге (даже если вне одного города-родины и Санкт-Петербурга оно больше не проявляется).

3.  Культурные явления, начавшиеся в России и по­лучившие общеевропейское или мировое значение, как правило, исходят из Санкт-Петербурга; культурные явле­ния, возникшие вне Санкт-Петербурга, приобретают об­щероссийское или общеевропейское значение только по­сле трансформации этого явления в Санкт-Петербурге.

И эти принципы культурной жизни России сказыва­ются вне зависимости от того, является ли Санкт-Пе­тербург столицей. Более того, они сказываются в пол­ной мере, когда он становится «столичным городом с областной судьбой» — и притом городом, весьма нелю­бимым, постоянно выкорчевываемым, «расчищаемым», усмиряемым властями.

Классикой культурной жизни СССР было наличие московской и петербуржской школ. С одной немаловаж­ной разницей: московская школа, к которой был и при­ток средств (порой огромных), и внимание начальства, фактически была школой всесоюзного масштаба. Конеч­но, «прописка» была лимитной и там и здесь. Но в Моск­ве «обходить» было проще. В Москву не только люди из ВПК, но и ученые из Академии наук, из вузов порой по­падали из «провинции». Если специалист был уж очень нужен — «находили способ», и прописку «делали».

Научные же школы Санкт-Петербурга из-за все той же лимитной прописки, гораздо более «непробиваемой», чем московская, все более становился «городом без под­питки». Помню, как меня в молодости уговаривали же­ниться на ленинградке — и тем решить свои проблемы прописки. Другого способа друзья и родственники не видели.

Это обстоятельство необходимо учитывать при срав­нении московских и петербуржских научных школ. Фактически сравниваются школы общесоветские и ме­стные, санкт-петербуржские.

Санкт-Петербург своей «советской» судьбой област­ного города вполне доказал, что он в состоянии сущест­вовать и проявлять свои удивительные качества, будучи не центром колоссальной империи, а только экономиче­ским и культурным центром своей округи — Северо-За­пада. Россия очевидно потеряла от того, что город пере­стал быть ее столицей. А вот потерял ли Петербург?

Глава 3

ПОПЫТКИ ОБЪЯСНИТЬ ФЕНОМЕН

Верь мне, доктор, Кроме шутки! —

Говорил раз пономарь.

От яиц крутых в желудке

Образуется янтарь!

                     Граф А.К. Толстой

Три века существует Санкт-Петербург. Два века поражает он воображение людей. За эти три столетия сложилось целое море легенд о городе. Родилось еще большее количество противоречащих друг другу и здравому смыслу «объяснений» феномена Петербурга. Тут и «столичность» Петербурга: мол, не был бы он сто­лицей Российской империи, так и не стал бы уникаль­ным и удивительным городом.

Мол, ведь именно во времена, когда Петербург был центром Российской империи, возникли прекрасные памятники и храмы. Большая их часть возникла при прямом участии государственных лиц и посвящена им­ператорам, государственным деятелям, путешественни­кам и полководцам, расширявшим пределы империи.

Естественно, в числе объяснений» фигурируют «бе­лые ночи». Разводимые на ночь мосты. Непривычная планировка. Наводнения. Близость моря. Близость Ев-ропы.

И конечно же, все это предельно неубедительно. Город на краю русской Ойкумены? Город, где для россиянина слишком холодно, слишком высокие широты, пугающие россиян северными сияниями и короткими днями в декабре? Но помилуйте, в Новосибирске и да­же в уральских городах значительно холоднее! Ну лад­но, будем считать, что эти города расположены слиш­ком далеко на востоке и вообще вошли в состав России слишком поздно.

Но существует ведь огромный и многообразный Русский Север — Каргополь, Вологда, Архангельск, Холмогоры... нет, даже и перечислять неудобно. Край интересный, яркий и самобытный — нет слов. Но. ли­шенный начисто всего, что составляет духовный «оре­ол» Санкт-Петербурга. Русский Север — интересная, но по большому счету обычная часть земель, населен­ных исстари русским народом, — хотя и расположен Русский Север в тех же широтах и живут там в тех же климатических условиях.

Нет, дело не в климате.

Столичный город? Но Петербург столицей был не­долго. Москва — столица с несравненно более устой­чивыми традициями главного русского города. Она, как п подобает «настоящей» столице, лежит в центре Рус­ской равнины, в самом сердце исторической России. По мере приближения к Москве просто зрительно вид­но, как концентрируется вокруг нее Россия, как словно бы «сбегаются» к ней деревни и города, как уплотняется население. Ну, и храмы, крепости, сопровождающие их легенды, сказки, исторические предания.

Не говоря уже о том, что столиц-то в русской исто­рии, строго говоря, не две. Все-таки их, столиц, было как минимум четыре, если не пять: кроме поздних Москвы и Петербурга, на звание столиц Древней Руси вполне могут претендовать и Киев, и Новгород, и Владимир[13]. Не говоря о том, что столицей самостоятельного княжества хотя бы недолго побыли почти все крупные, известные города Русской равнины (Кострома, Рязань, Чернигов, Смоленск, Псков, Тверь... перечисление мож­но продолжать) и великое множество ныне незначи­тельных, но когда-то очень крупных и известных (Галич, Серпухов, Ростов, Суздаль, Муром — этот список тоже можно продолжить).

Причем и Киев, и Владимир, и Новгород тоже стоят в центре земли русской, а не жмутся где-то на окраине национальной Ойкумены. Все они богаты исторически­ми памятниками, да такого возраста, какой трехсотлет­нему Петербургу и не снился. Каждый из этих городов поздно или рано, но собирал русские рати против внеш­него врага. Петербург же даже во время Отечественной войны 1812-го центром национального сопротивления не был. После Киева, Новгорода, Москвы, Владимира Петербург оказывается столицей и самой молодой, и са­мой недолгой, и городом с самыми слабыми традициями столичного, сплачивающего народ города.

Большой каменный город? Но из камня умели строить еще в киевско-новгородское время. А центральные части всех без исключения губернских городов и многих уезд­ных — каменные. Площадь каменной застройки Москвы, даже Одессы, Харькова, Нижнего Новгорода — сравнима с площадью каменного исторического центра Петербурга. Так что и в этом он совершенно не уникален.

«Воплощенная в камне история»? Но это в несрав­ненно большей степени относится к «первым трем сто­лицам» — да и вообще почти ко всем старым городам русской равнины, Прибалтики. Не только Ярославль или Калуга, но даже Старый Оскол, Серпухов или Бо­ровск гораздо в большей степени — города старые, хранящие память об исторических событиях.

Город, построенный с особой, исключительной жес­токостью?  Город,   возведение  которого  потребовало особых усилий и особых, потому запомнившихся челове­ческих потерь? На такое невежество только руками раз­ведешь. Можно подумать, Рим строился не на костях сотен тысяч, даже миллионов рабов. Можно подумать, Акрополь не был построен на совершенно страшные деньги: награбленные, скопленные войной, сколоченные работорговлей! Да при одном строительстве Версаля по­гибло больше, чем в Петербурге, — и это вовсе не страш­ная тайна истории, а факты, хорошо документирован­ные, давно известные всем (кто хочет знать, конечно).

Огромные и роскошные памятники? Но после Мос­ковского, Псковского, Новгородского кремлей двор­цы Петербурга вовсе не производят впечатления громад­ных. Петропавловская крепость сильно проигрывает в размерах Азовской и Нарвской крепостям. Есть, конеч­но, в нем такие громадные сооружения, как Исаакиевский собор, Зимний дворец и такие высокие, как Адми­ралтейство. Но возведены они с таким совершенством пропорций, так гармонично и красиво, что громадные размеры памятников скрадываются, становятся менее вызывающими и проигрывают хмурой громаде Нарвской крепости или Псковского кремля (да объективно все-та­ки Нарвская крепость побольше размерами).