История Российской научно-популярной прессы в социально-культурном контексте - Коллектив авторов

другая, высшая сторона… что дает тот оттенок университетскому знанию, который должен быть назван духом университета… Этот дух состоит исключительно и всецело, в существе, только в одном: в стремлении достигнуть истину во что бы то ни стало, – не практическую пользу, не личное улучшение… – все это сбоку, все это придатки… И вот это-то понимание истины во всей ее чистоте и совершенстве и составляет единственный, исключительный дух университетов»[122].

В главном российском высшем учебном заведении страны – Императорском Санкт-Петербургском университете – можно было слушать лекции физика И. И. Боргмана, в 1905 г. он стал первым избранным ректором Петербургского университета; химика Л. А. Чугаева; зоолога В. А. Догеля; лингвиста И. А. Бодуэна де Куртенэ, филолога А. А. Шахматова. Среди студентов историко-филологического факультета особой популярностью пользовался Пушкинский семинарий С. А. Венгерова (1855–1920). Убежденный последователь господствовавшего тогда культурно-исторического метода Венгеров воспитал целую плеяду блестящих деятелей культуры и филологов, причем последние создали новую методологическую школу – формальную школу в литературоведении. Семинар более напоминал литературное общество, где не было казенного порядка. Фактически это была своего рода молодежная научная дискуссионная площадка, формирующая ту самую среду, о значении которой говорилось выше. Будущие формалисты: Ю. Н. Тынянов[123], Б. М. Эйхенбаум вынесли оттуда еще и представление о «веселой науке» (именно так называлась одна из основных книг Ф. Ницше). С. А. Венгеров – не только крупнейший отечественный литературовед, но и литературный критик, публицист, редактор, одним из первых стал внедрять точные методы анализа, собрав обширную картотеку анкет для своего фундаментального (но не оконченного) «Критико-биографического словаря русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней)» (Т. 1–6. СПб., 1889–1904).

Конструктивные изменения происходили в первые десятилетия ХХ в. и в средней школе. Опыт организации школьного дела в этот период отчетливо свидетельствует о том, что для погружения школьников в образовательную среду требуется параллельное развитие внешкольного воспитания. Среди таких популярных в начале ХХ в. культурно-досуговых форм, как спорт, экскурсии, кружки, выделяется школьная пресса. Этот сегмент прессы представляет собой, выражаясь современным языком, гибридное, или инверсивное, медиа, где происходит объединение науки, журналистики, просвещения, эстетики. Процесс усвоения знаний в данном контексте осуществляется имманентно, на основе коллективных действий, подражания и игры[124].

Но, пожалуй, главным просветительным результатом в сфере образования явился тот факт, что «к 1915 г. страна вплотную подошла ко всеобщему обучению»[125].

Переходя от сферы просветительства, реализующей себя через разные общественные институты, к интересующей нас области – научной популяризации, отметим, что ведущим каналом по-прежнему была пресса, а точнее – научно-популярный журнал. Собственно говоря, журнал как тип издания возник именно в своей научной ипостаси (первые журналы появились во Франции и Англии именно как научные).

В XIX в. научно-популярные произведения на постоянной основе публиковались сначала в энциклопедическом, а затем и классическом толстом журнале. Эта тенденция сохраняется и в начале ХХв., даже на фоне потери толстым журналом своих лидирующих позиций. Один из лучших журналов дореволюционной России – литературный, научный и общественный журнал «Русское богатство» (1876–1918). При этом в 1900-е годы наука контаминируется с критикой, как, например, в символистском научно-литературном и критическом ежемесячнике «Весы» (1904–1909), редактируемом В. Я. Брюсовым, или с публицистикой, как в значимых для эпохи социально-философских сборниках «Проблемы идеализма» (М., 1902) и «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции» (М., 1909).

Одним из прообразов отечественных научно-популярных журналов были британские иллюстрированные журналы, отразившие моду рубежа веков на все английское, замечательно описанную В. В. Набоковым в «Других берегах». Новинки зарубежной науки и литературы регулярно доводились до сведения образованного читателя эпохи модерна[126]. «Новый журнал иностранной литературы, искусства и науки» Федора Булгакова (СПб., 1897–1909) позиционировал себя в следующем – довольно эпатажном – ключе: «Первое в России общедоступное иллюстрированное ежемесячное издание. (Вдвое больше лучших заграничных иллюстрированных ежемесячников)». Его издатель – Ф. И. Булгаков (18521908) – журналист, сотрудник и ответственный секретарь газеты «Новое время». Присутствие научной тематики особенно ощутимо в разделе хроники, как, например: «Новости научной техники», «Атмосфера (популярная метеорология)», «Тайна Южного полюса», «Воспоминания польского легионера о походах Наполеона I», «Женщины в мужском костюме», «Игральные карты прежде и теперь»[127].

Симптоматичен факт появления отдела «Новости науки и цивилизации» в популярном «тонком» богато иллюстрированном журнале «Всемирная иллюстрация», оказавшем – вместе с приложениями – существенное влияние на последующее развитие научно-популярных журналов. В газетах появляется должность хроникера (репортера) научных обществ. Массовые газеты начинают формировать из околонаучной повестки дня информационные поводы в ключе сенсационности (обстоятельства поимки кита и т. п.). Отметим, что массовые издания как таковые в принципе тяготеют к научно-популярной составляющей: так, один из первых новейших отечественных таблоидов – перестроечная газета «Спид-Инфо» – до сих пор позиционирует себя как массовую газету научно-популярной направленности. Это обстоятельство также свидетельствует о латентном интересе к науке у массовой российской аудитории, который необходимо эксплицировать. О присутствии такого рода интереса, как было сказано выше, писал еще академик П. Л. Капица. В этом смысле – со стороны аудитории – в России с ее самоучками-Кулибиными есть широкие, на сегодняшний день реализованные не в полной мере возможности для популяризации науки.

Переходя к типологии научно-популярных журналов начала ХХ в., отметим принципиальное их свойство: в системе научно-популярной периодики рассматриваемого периода доминировали специализированные (монотематические) журналы и сборники, посвященные, главным образом, вопросам техники, медицины и освоению воздушного пространства[128]. М. Вебер проводил разграничение между универсальным и узкоспециальным знанием в таких дефинициях: наука как призвание и наука как профессия. Вот что он писал: «В настоящее время отношение к научному производству как профессии обусловлено прежде всего тем, что наука вступила в такую стадию специализации, какой не знали прежде, и что это положение сохранится и впредь»[129].

При этом общее количество разноплановых журналов, связанных с наукой и ориентированных на разные группы читателей, в описываемый период очень велико.

Основную типологическую группу составляют научно-популярные журналы универсального (общего) типа. Ключевой бренд российской и советской научно-популярной периодики – журнал «Наука и жизнь» (СПб.: 1890–1900, 1904–1906; М.: 1934 – по настоящее время). Уже на первоначальном, дореволюционном, этапе выпуска в свет «Науки и жизни» концепция издания из научно-промышленного еженедельника конца XIX в. трансформировалась в типично модернистский журнал с доминированием отделов литературы и искусства. Одновременно структура «Науки и жизни» 1904–1906 гг. представляется знаковой для отечественного научно-популярного журнала как типа в целом. Данный тип характеризуется погруженностью науки в литературно-общественный контекст.

Журнал общего типа «Научное обозрение» (СПб., 18941903) позиционировал себя как ежемесячный научно-философский и литературный журнал. Как пишет составитель первого обозрения научно-популярной прессы в России справочного характера В. А. Парафонова, «основатель и редактор… журнала… доктор философии М. М. Филиппов (1858–1903) “с самого начала не мыслил