Велесов Ключ. Сакральные коды русских сказок - Галина Ивановна Пономарёва

нас, в детстве мы доверчиво беседуем с животными и растениями, уверенные, что они слышат и понимают нас. Мы и не догадываемся, что прикасаемся к древней магической практике — языку живого Естества.

Многочисленные опыты подтверждают, что с животными можно общаться посредством создания образных картин — казания. Сказывать по глубинной сути своей означает казать. Возможно, что древние сказители чаровали слушателей именно сменой живых картин и ярким цветением образов.

Самые первые сказки родились и созрели в лоне охотничьей магии времен неолита, с их помощью первобытные шаманы и охотники заговаривали дух зверя, и успокаивали Природу до полного покоя, когда на ловца и зверь бежит.

С незапамятных времён обряды охотничьей магии строятся на всём многообразии чувств, объединяющих зверя и человека-охотника, сполна наделённого охотничьей страстью и… любовью. Так, корень хот (хоть) обозначает не только волю и жажду обладания, но и возлюбленную жену («Слово о полку Игореве»). Санскритский корень khat (желать) одинаково созвучен и с украинским кохать (любить), и с русским хотеть (желать).

В мире лесных Богов таинство любви равнялось таинству смерти, а гибель открывала врата нового зачатия. Во имя этой идеи стены неолитических пещер расписывались сценами магических превращений, игр и танцев.

Суть охотничьих таинств состояла в глубоком единении человека с Душою Природы, персонифицированной в её детище: Змее, Волке или Медведе и в переживаниях этого нового опыта. Наиболее ярко и полно это состояние жалости, умиления и бережной ласки к уходящему зверю передано в руне сорок шестой финского эпоса Калевала, когда, герой Вяйнемейнен обращается к убитому им медведю: «Осто, яблочко лесное, красота с медвежьей лапой… Не сердись ты понапрасну, — я не бил тебя, мой милый. Сам ты с дерева кривого, сам ты ведь свалился с ветки, разорвал свою одежду о кусты и о деревья… Ляг, усни в траве зелёной на прекраснейшем утёсе…»

Загадочные образы зверей-прародителей тысячелетиями питали человеческую фантазию и рождали самые невероятные сюжеты о духах-помощниках и проводниках по мирам. Во времена лесной религии для посвящения строили уединённые лесные дома, отмеченные символическим родством с тотемным зверем; иногда они полностью воспроизводили образ тотемного животного и даже Демиурга, Создателя Мира, некогда разделившего верхние и нижние воды. Чаще всего могущественный Первопредок являлся к нашим прародителям в образе Змея: И был их род старше людского, и мудрость змеиная была велика… В его извивах заключены Агни и Сома, и даже Дух Божий в христианской апологетике, носившийся над водою, подобно птице, в глубочайшей древности был представлен образом Змея.

Архаичное сознание вознесло Змея до небывалых высот. В эталонных вариантах сказок Змей-великан проглатывает героя, а после учит его Птичьему языку.

Пребывание внутри Первопредка: проглатывание, зашивание в шкуру или путешествие за море в животе Змея, Рыбы или Лягушки и иные образы духовного зачатия, инициатической беременности и второго рождения выводили неофита в мир феноменов и чудес. В шаманской культуре это путешествие по мирам, в сказках — падение в глубокий колодец, блуждание в подземельях, плаванье по бурному морю в запечатанной бочке или иные образы временного заключения в земной утробе или в тоннеле.

Другие собственно шаманские мотивы — варка в котле, сдирание кожи и расчленение тела — также свидетельствовали о пройденной инициации. В одной из русских сказок герой попадает к лесному старцу. Дед-Всевед режет героя на куски, варит в котле и бросает в печь.

Но столь архаичные образы посвящения со временем стали непонятны слушателям, и рассказчики стали заменять их более утончёнными формами испытаний и общения героя с Душой Природы.

В долганском фольклоре змей дует в ухо герою, и тот начинает понимать язык рыб и птиц. В вятской сказке змея, обвившись вокруг шеи, «жалить — не жалит, а давит». К этому времени окончательно угасла память о лесных домах, забылись охотничьи обряды прощения и умиротворения духа убитого зверя, исчезли из обихода многие магические предметы. И сказка оказалась готова отразить эту ступень «взросления» человека.

Новое время — новые песни: теперь сказочному герою достаточно было съесть кусочек волшебной рыбы или попробовать суп из мяса змеи, чтобы мгновенно получить знание птичьего языка. Дабы восполнить отсутствие драматизма и одновременно сохранить память об инициации, рассказчики вводят в сказку новые мотивы. Теперь это новое-старое знание даруется герою за его милосердие и вдумчивое сострадание Природе. Обычно герой спасает животных, которым грозит гибель. В словацкой сказке «Златовласка» Иржик съедает заветный кусочек, предназначенный самому Царю. В этом первом глотке сокрыта вся глубина сокровенного знания. Без подпитки этим знанием духовная мощь старой династии угасает и переходит к юному волшебнику, наделённому единственным даром — даром Любви и Понимания.

Отражая этот новый мотив, сказка — наша народная Веда — восходит на новую ступень. Она учит: земная власть (корона и богатство) имеет весьма относительную ценность. Любое земное царство может быть исчислено и взвешено на весах, но в духовных мирах действуют иные законы и измерения. Там мера всякого понимания есть Любовь. Самое обширное Знание не даёт всей полноты Истины, её даёт только трепетное, сочувственное Понимание, и мы до конца понимаем только то, что истинно любим.

Слово и мысль имеют волновую природу, а высокие, праведные мысли, имеют больше силы, — их, в первую очередь, слышит и понимает земная Природа и Мироздание. «Мысль не является видом энергии, но действует подобно энергии», — писал об этом феномене В. Вернадский.

Итак, Птичий Язык — это «эсперанто Любви», язык духовных возможностей, данный нам для постижения тайн Природы и общения со всем живым в Мироздании. Его понимают животные, ему подчиняются стихии, и в этом смысле он — подлинный язык естества и наречие пашей души.

Остатки этого древнего языка общения с Матерью-Природой и миром духов мы называем белой магией, или магией сотрудничества. К ней можно отнести большинство практик народного целительства, таинственную науку заговора и такое древнее, но весьма востребованное явление, как волховская кобь.

Сколь правомерно сближение сказочного Птичьего языка и загадочной Коби, читатель может судить сам, прочитав нижеследующую статью. Также автор предоставляет читателю выбор: целиком пропустить столь пространное описание летописного и иного наследия или предпринять собственное захватывающее путешествие в мир древнерусской магии.

III. Велесов ключ

Что имя твоё и что ти кобь?

Лаврентьевская летопись

Мир наших предков — загадочная и неисследованная земля, лежащая у края нашего духовного горизонта. Мы изучаем её по книгам и разглядываем сквозь музейные витрины, однако древние, известные только по летописям и работам историков явления всё ещё