Языковые основы русской ментальности - Владимир Викторович Колесов

(XII), привязчивость ← привязчивый (1731), принужденность ← принужденный (1704), проницательность ← проницательный (1731), противоположность ← противоположный (1704), протяженность ← протяженный (1627), прочность ← прочный (1073), пышность ← пышный (1472), странность ← странный (XI), сохранность ← сохранный (1704).

Только у отпричастных прилагательных идентификация происходит в момент их образования, что понятно, поскольку такие прилагательные возникают в спонтанной речи, сравните:

зависимость (1780) — зависимый (1780), независимость (1780) — независимый (1780), преданность (1771) — преданный (1771).

Еще через полвека идентификация усиливается, и на тех же буквах алфавита находим неизмеримо больше имен на -ость; сравнение таких имен по академическому Словарю 1847 г. и первому изданию Толкового словаря В. И. Даля (1863—1866) с производными показывает:

бренность ← бренный (1499), даровитость ← даровитый (988), землистость ← землистый (1809), землянистость ← землянистый (1780), личность ← личный (XII), напыщенность ← напыщенный (1627), нетерпимость ← нетерпимый (XII), односторонность ← односторонний (1822), ответственность ← ответственный (1822), отвлеченность ← отвлеченный (1792), почтенность ← почтенный (1554), пошлость ← пошлый (1382), праведность ← праведный (1076), прибрежность ← прибрежный (1834), причинность ← причинный (1704), продажность ← продажный (1464), промозглость ← промозглый (1731), самонадеянность ← самонадеянный (1847), самостоятельность ← самостоятельный (1704), свилеватость ← свилеватый (1789), скороспелость ← скороспелый (1771), скучливость ← скучливый (1731), связность ← связный (1771), сжатость ← сжатый (1704), слезливость ← слезливый (XVII), слоистость ← слоистый (1731), смазливость ← смазливый (1793), сметливость ← сметливый (1893), смолистость ← смолистый (1731), смышленость ← смышленый (1793) и др.

Также заметно, что в дело включаются недавно образованные имена прилагательные, особенно от заимствованных имен, сравните: наивность (1864) — наивный (1864), серьезность (1865) — серьезный (1865); то же положение сохраняется у отпричастных, сравните: непогрешимость (1864) — непогрешимый (1864) и т. д.

К концу XIX — началу XX в. увеличилось количество образований на -ость, созданных на основе недавних прилагательных со значением моральной оценки; так, приводятся в Словаре под редакцией Грота (1891—1899) и в 3-м издании Толкового словаря В. И. Даля под редакцией И. А. Бодуэна-де-Куртене (1903—1909):

значимость ← значимый (1676), общественность ← общественный (1731), открытость ← открытый (1731), обнаженность ← обнаженный (1731), скучноватость ← скучноватый (1847), смягченность ← смягченный (1792), складчатость ← складчатый (1847) и т. д.

Особенно интенсивно образования на -ость развиваются в литературном русском языке к середине XX в. и далее; согласно Толковому словарю под редакцией Д. Н. Ушакова (последний том вышел в 1940 г.) и большому академическому, в 17 томах, Словарю русского литературного языка (последний том вышел в 1966 г.) на исследованные буквы Н, О, П, С находим следующие результаты идентификации:

надоедливость ← надоедливый (1864), нарочитость ← нарочитый (1057), насыщенность ← насыщенный (XII), натянутость ← натянутый (1731), истинность ← истинный (XI), отзывчивость ← отзывчивый (1792), повседневность ← повседневный (XV), повсеместность ← повсеместный (1801), порядочность ← порядочный (1731), предельность ← предельный (XV), предметность ← предметный (1847), пространственность ← пространственный (1939), своевременность ← своевременный (1847), секретность ← секретный (1782), семейственность ← семейственный (1847), сердечность ← сердечный (XI), сердитость ← сердитый (XI), систематичность ← систематичный (1865), скоропалительность ← скоропалительный (1865), слащавость ← слащавый (XI), слитность ← слитный (1794), сменность ← сменный (1793) и т.д.

Эти образования выделяются некоторыми особенностями.

По-прежнему отпричастные прилагательные становятся базой для имен на -ость спонтанно, но число их увеличивается:

перевоплощенность (1939) — перевоплощенный (1939), слаженность (1940) — слаженный (1847), одаренность (1938) — одаренный (1938), одержимость (1938) — одержимый (1938), осведомленность (1938) — осведомленный (1938), предрасположенность (1939) — предрасположенный (1939), пресыщенность (1939) — пресыщенный (1939), примиренность (1939) — примиренный (1782), слиянность (1940) — слиянный (1940), слышимость (1940) — слышимый (1940) и др.

Во-вторых, новые заимствования сразу же подвергаются идентификации — это слова родового смысла, и они требуют соответствующего оформления, сравните: силуэтный (1940) → силуэтность (1940) при силуэт как более конкретное по значению слово; сравните выше: секретность, систематичность и подобные заимствованные слова.

В-третьих, сложные слова недавнего образования также образуют имена на -ость, и во все увеличивающемся количестве; они также обладают родовым значением и нуждаются в идентификации такого значения, сравните; предрасположенность (1939) ← предрасположенный (1939), пространственность (сер. XX в.) ← пространственный (1939), скачкообразность (1940) ← скачкообразный (1940), сногшибательность (1940) ← сногшибательный (1940), см. выше: скоропалительность и др.

Приведенный материал (который можно увеличивать бесконечно, и каждый может это сделать, просматривая словари в хронологическом их появлении) дает основание для некоторых выводов.

Существует несомненная хронологическая последовательность в появлении имен прилагательных и имен существительных, образованных от них посредством суффикса -ость; первые служат для выделения типичного признака исходного имени (идеация), а вторые закрепляют его в отвлеченном по смыслу новом имени существительном (идентификация), сравните:

правда → правдивый (XI в.) → правдивость (1672),

правда → праведный (1076) → праведность (1847),

правило → правильный (XII в.) → правильность (1731) и т. д. Это значит, что идентификация следует за идеацией, составляя непременный результат последней — идеация направляет семантический процесс обобщения существенных признаков и свойств.

Только что приведенное сопоставление показывает, что актуализируются только те результаты идеации, которые чем-то важны именно для данного времени; к примеру, правдивость актуальна в XVII в., правильность — в век Просвещения, а праведность выработана в русле идей славянофилов в первой половине XIX в. То же относится к любому из предъявленных примеров, стоит только задуматься над ним и вписать в культурную парадигму того времени, когда он появился.

Наконец, скажем и о причинах, почему сегодня так трудно уяснить логическую последовательность моментов (в широком смысле) идеации, т. е. выделения абстрактных признаков средствами родного (в данном случае — русского) языка. То, что в истории имело свою последовательность развития и становления: ментализация → идеация → идентификация — теперь происходит одновременно, и не только по причине ускорившихся жизненных ритмов. Дело в том, что выработанные системой способы идентификации — доведения до понятия вычлененных признаков — теперь можно безболезненно использовать одномоментно (по историческим меркам).

Вот пример, который кажется убедительным.

В эпоху недавней «перестройки» и «гласности» на страницах печати появились выражения волосатая рука, мохнатая рука, косматая рука и другие, выражающие отвращение к незаконному обогащению и разным проявлениям «блата». Исторический корень такого выявления типичных признаков слова рука понятен: этимон слова, его словесный образ, предполагает указание на «хватание», «цапание». После принятия христианства и развития ментализации, путем семантического калькирования соответствующего греческого слова, появилось и символическое значение слова рука: рука стала пониматься как символ власти. Таким образом, в перестроечном типичном признаке — волосатая, косматая, мохнатая — на фоне символического