Языковые основы русской ментальности - Владимир Викторович Колесов

значения проявилось исходное образное значение славянского слова, выражающего осуждаемый обществом захват собственности под покровительством власти. Лет через десять, но уже в начале 1990-х годов, состоялась идентификация нового понятия, которое выразилось в хлестком слове волосатость («у него такая волосатость!» — и речь не об орангутанге). Почему именно «волосатый» признак был избран, объяснять не нужно: это также лежит в сфере славянского подсознательного (ментального), именно с волосом связывающего мистические силы черного колдовства.

Так на протяжении 10-15 лет состоялось развитие нового понятия, которое пока что стыдливо избегают словари, даже Большой словарь русского жаргона (2000 г.), который под словом волосатый отделывается указанием на хиппи, а также многочисленные словари воровского жаргона (и для них волосатый — только хиппи). А это значит, что цензура не исчезла — как не исчезла и глубокая потребность русского человека неожиданным оживлением славянского слова выразить суть происходящих жизненных процессов.

Вопросы для обсуждения:

1. Что означает термин идеация ?

2. Назовите периоды идеации в русском языке.

3. Раскройте суть смысловой цепочки: ментализация → идеация → идентификация.

Темы для рефератов:

1. Суффиксы русского языка как показатель процесса идеации.

2. Словообразование русского языка как показатель развития мышления.

3. Паронимы русского языка с позиций русской ментальности.

Литература:

1. Колесов В. В. Философия русского слова. — СПб.: ЮНА, 2002. — 446 с.

2. Колесов В. В. Идеация как ментальный процесс // Язык. История. Культура: к 50-летию Кемеровского государственного университета и 25-летнему юбилею кафедры исторического языкознания и славянских языков КемГУ / отв. ред. М. В. Пименова. — Кемерово: ИПК «Графика», 2003. — С. 11-16. (Серия «Филологический сборник». Вып. 5).

1.6. «Судьба» и «счастье» в русской ментальности

В русском подсознании эти два концепта соединены общностью проявлений и расположением на линии жизни, которую следует пройти своим путем: воспоминание о прошлом → переживание в настоящем → предвкушение будущего.

Человеку нечто суждено с рождения — это судьба; он проживает жизнь в настоящем — это страдания свободы; и всё это с тем, чтобы обрести счастье. К счастью идут, к нему стремятся, его предвкушают как награду. «Счастье — состояние (говорит наш современник), — в котором пребывает человек, достигший любой цели, которую считает особенно ценной»; надежда на ожидание счастья важней самого счастья. Что суждено — того не миновать, но страсти в миру способны отчасти изменить судьбу. Судьба — не рок-фатум, изначально обрекающий на неизменность приговора. Судьба — проявление видовых оттенков, это и доля, и участь, и удача, и знаменитый русский авось. Действие судьбы распространяется и на настоящее время, потому что свойственное русскому пониманию представление о прошлом и будущем как реально существующем в настоящем предполагается верой в судьбу. Судьба охватывает все три отрезка времен. По мнению А. Ф. Лосева, напрасно «забросили это понятие “судьбы” и заменили его понятием “причинности”, ведь “судьба — совершенно реальная, абсолютно жизненная категория... жесткий лик самой жизни” и распоряжается нами только судьба, не кто-нибудь иной».

Но также и счастье неопределенно во времени. Его не только ждешь как цели, его и переживаешь как прошлое; счастье понимаешь «задним умом», когда уже поздно: «Счастье не действительность, а только воспоминание» (В. О. Ключевский).

В силовом поле между Законом и Благодатью живет человек, и судит его Судьба; судьба — не закон, а напряжение личной совести. Уже греческие хронисты отмечали, что славяне не верят в судьбу-фатум. Отношение к судьбе проясняет и понимание свободы воли, свободы вообще. Судьба — это символ всего, что происходит с человеком помимо его воли, и случайности, и предопределения, и предрасположенности в этических категориях добра и зла, суда и приговора, мести и возмездия, награды. Так говорят нам нынешние исследователи концепта «судьба». Русский язык множит оттенки, воспринимая латинские термины, но фатум и есть рок, фортуна и есть жребий, и незачем множить неприятности удвоением слов — удвоением сущностей, за которыми тот же референт.

Но есть и русские оттенки. Много спорят о русском междометии авось. Анна Вежбицка ссылкой на него пытается доказать «антирациональности» русского характера и его фатализм. На самом деле сложная форма а-во-се в толковании Владимира Даля («может быть сбудется!») — всего лишь современное осознание старого слова. Исходя из смысла составных элементов речения можно думать, что исконный смысл его «а вот поглядим!» — «пусть хоть так!» — словом, «авось хоть брось!», в современном изложении упрямое «а вот и сделаю!» — наперекор судьбе. Не только русским присущ этот жест отчаянной храбрости; у испанцев duende предстает как необъяснимая сила «гибельного восторга», которая бросает человека в самые безнадежные предприятия, когда шансов на успех уже нет никаких. Не фатализм, а готовность мужественно идти на риск, а вместе с тем и осуждение тех, кто надеется только на у-дач-у, не доверяя собственной суд-ьбе. То, что случится, не обязательно случай-случайность, которую получают как награду; «хорошо» или «плохо» зависит как раз от удачи. Сегодня словечко авось не часто используют, может быть потому, что бесшабашная удаль поступков уже не в чести.

Судьба связана с надеждой («необоснованной надеждой», — говорил наш филолог, академик Виноградов), как счастье связано с любовью; и в ту и в другое нужно верить. Историческая последовательность в восприятии судьбы славянами подробно представлена многими фактами, которые можно изложить в таком порядке.

Вера в жребий как в глас судьбы (судьба безлика, фатальна, человек перед ней беспомощен) → вера в добрые и злые силы, на которые можно воздействовать магией → вера в великих матерей, подательниц благ (их можно утихомирить жертвами) → вера в судьбу как в силу Бога (в ритуальном действии с ним можно говорить) → вера в предопределение, данное Богом, и тогда человек сам становится творцом своей судьбы, хотя и об-реч-ен, т. е. осужден. Предопределение — католическая и особенно протестантская проблема, говорил Бердяев, отказывая ей в существовании у русских; все первые проявления «веры в судьбу», перечисленные здесь, остались в прошлом. Остается вера в судьбу как вера в личного Бога. Впрочем, в различных системах этических измерений судьба предстает то как причинность, то как время, а не только как воля Божья, и каждый оценивает её по внутреннему смыслу приемлемого для него слова: причина, время, Бог.

В частотном словаре русских слов нужные нам имена от самого частого судьба до самого редкого рок, располагаются так:

судьба — доля — участь — удел — жребий — рок.

Русские пословицы, в которых рок и судьба представлены как личности, показывают Судьбу судьей,