Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

Вот и получалось: царь велит жить в городе? Ис­полним повеление, хотя смысл его никому и не понятен. Но опять же — представится случай — сбежим.

Зимой 1721 —1722 годов общество праздновало в Москве Ништадский мир. Весной царь отправился с ар­мией в персидский поход и вернулся только в конце го­да. Двор все это время был в Москве, и когда Петр да­же вернулся в Петербург — никто вслед за ним не то­ропился.

В 1723-м началась высылка дворян из Москвы в Пе­тербург. Длилась эта высылка несколько месяцев, доку­менты составили целое архивное дело в фонде Сената: «О высылке дворян на жительство в Санкт-Петербург, осмотре их доктором и описи имущества ослушавшихся приказа»[33].

Это позиция дворян — ближайших слуг, многие из которых были лично знакомы царю. Тех, кто хотя бы попытаться мог представить, зачем вообще нужен Пе­тербург. Представляете, как саботировали приказы, как нарушали их простолюдины?

Естественно, им очень «в жилу» были рассказы о са­мых что ни на есть ужасных ужасах Санкт-Петербурга. Миф пустой, не населенной никем земли, ужасного климата, бедных почв, чудовищных наводнений — все эти мифы очень хорошо поддерживали, обосновывали друг друга. И все эти мифы работали на миф о десятках тысяч погибших. Если страна была безлюдной до Пет­ра — так есть ведь на это причины?! Ясное дело, есть — ужасный климат, голодный нищий край. Вот-вот, и мы тоже из Петербурга убежали...

А вольнонаемные?! Вероятно, для вольнонаемных мифы Петербурга тоже по-своему полезны. И запла­тят побольше, и в родной деревне посмотрят уважи­тельно: гляди-ка, Андрюха пятый год в гиблом Санкт-Петербурге!

Глава 9

КОМУ НУЖНА ВСЯ ЭТА МИФОЛОГИЯ?

—  Про призрак альпиниста — сами придумали?

— Сперва сам, потом помогали...

—  Кто?

— Да пожалуй, все... По мере сил.

         А. и Б. Стругацкие

Но ведь не только беглецы, не только «уклони­сты» — и дворянских кровей, и крестьянских, — не только они создавали этот миф. Мифологию Петербур­га во всей ее полноте создавал народ. Тоже во всей полноте своих общественных групп, сословий, религи­озных конфессий. Все мифы о Петербурге удивитель­ным образом удобны совершенно для всех — от самого Петра до самого последнего бунтовщика, бегущего на Дон, купца-старообрядца, убежденного врага антихри­стовой порчи.

Петр заложил свой, только свой город? Это удобно и как придворный миф, и как миф врагов Петра. Он, только он виноват, а русский народ — он жертва анти­христа и всех его иноверцев, иноземцев!

На месте Петербурга было пустое финское болото? И отлично, сразу видно, какую работу проделал царь и его приближенные!

...Ясное дело, было там пусто — и пусть бы было во веки веков! Придумал тут сумасшедший царь город стро­ить посреди болота!

Только в этом месте можно было построить город!

...А зачем его вообще строили? Для человеческой погибели?

В Петербурге ужасный климат, нищие почвы, каж­дый день по наводнению? Да! Вот какие трудности пре­одолел Петр, чтобы создать город в единственно воз­можном месте! Кто еще, кроме него, может сделать так, чтобы и «небываемое бывало»?!

...Вот-вот... Царь-антихрист затащил русских людей в гиблое место, чтобы их там побольше умерло. Дейст­вительно, кто бы еще мог такое придумать?!

Строили Петербург ценой колоссальных человече­ских потерь. Зато вот, глядите, какой парадиз стоит на Неве!

...Вот-вот, перебили, сколько могли, народу. И по­гляди — какая дрянь торчит на Неве в результате...

Нет вообще ни одного мифа о Петербурге, который нельзя было бы вывернуть наизнанку, понять в проти­воположном смысле. И на всякий назидательный миф тут же приходится другой, враждебный антимиф.

Чуть ли не с момента своего возведения Петер­бург начал обзаводиться весьма назидательными мифа­ми — своего рода мифологизированными картинками созидания. Каждый такой миф должен был показать, сколь славен царь Петр и как велико его деяние, и как высшие силы благословляли его начинание.

Вот хотя бы история про то, как Петр I прямо 16 мая 1703 года установил на Заячьем острове подобие ворот будущего города. «Неизвестно откуда взявшийся орел опустился на перекладину. Петр взял его, посадил на руку и вошел в еще несуществующий город»[34]. Иногда вводятся даже очень конкретные детали. Например, что сбил орла выстрелом из ружья ефрейтор Одинцов, и что Петр, перед тем как посадить орла на руку, перевя­зал ему ноги своим платком[35].

Красиво, правда? Прямо всхлипнуть хочется — орел, символ неба и свободы, посланец богов, слетает прям в руки Петру! Яснее ясного говорит Провидение, что вручает новый город Петру, благословляет его на­чинание...

Вообще-то Петра на Заячьем острове не было с 11 по 20 мая, и при закладке острова он не присутствовал.

Вообще-то орлы в устье Невы не появлялись. Ни­когда.

Но это, конечно же, чистой воды скучная проза. По­думаешь, был там Петр или не был, был там орел или его придумали! Разбирайся тут, да и зачем разбирать­ся?! Скучное это занятие.

Если же принимать миф за чистую монету, но при этом «перевернуть» по смыслу — то давайте подумаем, а кому это дана власть над животными? И кем? Святому дана Богом — это ясно. Пьяный Петр с трубкой в зу­бах, в обнимку с Катькой-Мартой Скаврощук-Скавронской — это святой?! Но если нет — кто же дал ему та­кую власть? И о чем свидетельствует эта власть над ор­лом Петра — колдуна и пособника Рогатого?!

А кроме того, в то же время возникает и еще один миф. Насчет «быть Петербургу пусту!». Якобы выкрик­нула это первая жена Петра, опальная инокиня Елена. Как прознала о строительстве новой столицы, так и крикнула.

Позже, в 1717 году, кричать «быть Петербургу пус­ту!» затеял дьячок Троицкой церкви — когда спускался дьячок с колокольни, привиделась ему кикимора. На­пился дьячок и кричал. Его, естественно, потащили в Пребраженский приказ, как страшного государствен­ного преступника. Но миф-то никуда не потащишь и не сошлешь, и этот миф тоже очень пришелся по душе жителям Санкт-Петербурга. Многие ли сегодня хотя бы слыхали про орла, севшего чуть ли не на голову Петру? А как насчет «быть Петербургу пусту»? Уж о «быть пусту» — все слыхали!

Мифология неотделима от Санкт-Петербурга. Само название города, его герб, даже его местоположе­ние осмысливаются не в реальных категориях, а в кате­гориях мифа.

История строительства города, его отдельных час­тей, даже география его территории осмысливаются так, чтобы они подтверждали «нужные» мифы: о гени­альном, Великом царе, основавшем в пустом месте, на финском болоте город и тем самым «прорубившем окно в Европу». Самые разные стороны истории города ос­мысливаются так, чтобы связать части города, этапы его истории с Петром и с его сподвижниками, и «рабо­тать» на этот комплекс мифов.

Проблема в том, что нет ничего более безответст­венного и более «текучего», легче изменяющего содер­жание и направленность, чем миф. Мифы, нужные са­мому Петру как подтверждение верности его курса, ро­жденные в среде тех, кто продолжал его «курс» (или, чаще всего, «продолжал»), легко могут быть заменены или, что особенно легко, дополнены другими мифами.

Петербург изначально, с момента основания, связан с мифами и неотделим от мифов разного рода и направ­ленности. Во многом само его основание есть следст­вие мифотворчества.

Стоит ли удивляться, что население города продол­жило эту традицию?

Основные мифы про Петербург, восемь основных мифов появились потому, что строить Петербург и жить в Петербурге не хотел никто. Поэтому мифы оказались нужны всему народу.

Гораздо более интересно, что весь набор мифов не исчез, не канул в лету вместе с эпохой Петра. В конце XVIII века на месте скопления халуп и мазанок вместо города-подобия Москвы возник совершенно новый и действительно необыкновенный город. И вот ведь чудо! Мифы изначального Петербурга оказались очень «в жи­лу» этому новому городу. Мифы не только не прекрати­ли своего существования, но расцветились множеством новых подробностей, попали в литературу и в искусст­во, в существе этих мифов совершенно перестали со­мневаться. Мифы стали в глазах общества непререкае­мой истиной.

Почему?!

Ответ очевиден — да потому, что в этих мифах была потребность — и у властей Российской империи, и у ее образованного слоя (в первую очередь, у петербурж­цев). Зачем петербуржцам нужно жить в городе, на­званном именем Петра I, что привлекательного для них жить в городе, который построен на костях, пронизан стонами своих созидателей и которому неизбежно быть «пусту»? Что за удовольствие жить в городе, где даже и детские железы не иначе как припухли, и в котором жить неудобно и неприятно?