Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина

еще продолжавшая стоять на коленях, воскликнула:

— Кабы поехать туда, барыня, да привезти господина Бонжура?

Двоюродный брат наклонил голову: да, надо бы попробовать. Он на цыпочках направился к двери.

— Я достану его, Анна. Может быть, это развеселит мальчика.

— Курт… правда?.. Ты это сделаешь? Но успеешь ли ты? Где он? ты знаешь?

Курт был уж за дверью.

Обе женщины с лихорадочной поспешностью принялись собирать всевозможные игрушки и обставлять ими мальчика, но Фриц слабеющим голосом продолжал требовать Бонжура.

Наконец явился отец. На лбу его от волнения выступил холодный пот: он стал рассказывать, как напрасно прождал доктора на квартире, потом бросился его разыскивать, но опять напрасно.

IV

— Ге-гопля-тррррр!.. — вдруг раздался чей-то пронзительный голос, и вслед затем в дверях появилась уморительная фигура клоуна, который на руках вошел в комнату — прямо к кровати маленького больного. — Бонжур, Бонжур! — повторял он, принимаясь катать по комнате остроконечный колпачок, который был у него только что в зубах.

Взрослые с ужасом отшатнулись, когда среди них так неожиданно появился клоун. Няня ухватилась за стул: ей показалось, что перед нею привидение.

А с Фрицем произошла странная перемена: он моментально приподнялся, встал на колени, захлопал в ладоши, и из его узкой маленькой грудки вырвался восторженный крик:

— Бонжур, здравствуй, Бонжур!

Валлентин недоумевающе посмотрел на жену. Со страхом наблюдая за выражением лица ребенка, она остановила мужа, когда он намеревался подойти к странному пришельцу.

А клоун, ни на кого не обращая внимания, продолжал проделывать всевозможные штуки: он вертелся, стоял на голове, болтал ногами в воздухе, строил гримасы и становился в самые смешные позы перед больным ребенком.

— Ну-ка, еще, братец! — приговаривал он.

А Фриц с возраставшим волнением хлопал в ладоши. Большими, лихорадочными блестевшими глазами он следил за каждым движением клоуна.

Клоун кое-как надел свой балахон, он был без сапог; парик сидел на его голове задом наперед, а лицо было точно обсыпано мукой. Он корчил такие уморительные рожи, что Фрицу становилось все смешней и смешней, и смех его перешел в какой-то неудержимый нервный хохот.

— Это повредит ему, повредит! — пробормотал отец и хотел остановить клоуна.

Но Анна, по какому-то инстинкту, не дала ему этого сделать.

— Ге-гопля… Ну-ка еще, братец! — опять закричал клоун и, просунув голову меж ног, преуморительно чихнул несколько раз.

А Фриц все хохотал до тех пор, пока с ним не сделался припадок ужаснейшего, удушливого кашля.

В эту минуту вошел доктор.

Увидев клоуна, он в изумлении остановился. Затем он быстро подошел к маленькому пациенту.

— Он задыхается! — закричала мать.

Доктор взял обеими руками голову ребенка и очистил его рот от гноя.

— Нет. Все превосходно. Вот, посмотрите — нарыв в горле лопнул, и как раз вовремя. О, это клоун так насмешил нашего больного? Верно, малыш сильно смеялся. Это очень хорошо, это его спасло. Если бы этого не случилось, бедняга мог бы задохнуться.

— Ну а теперь он будет спать, — понижая голос, сказал доктор. — Проветрите хорошенько комнату, чтобы не было пыли, и дайте мальчугану полный покой. Новый год вы уж наверное будете весело встречать у родителей, сударыня!

V

Воспользовавшись общей суматохой, клоун незаметно проскользнул в коридор; ни родители мальчика, ни няня не заметили этого. Только после ухода доктора спохватились клоуна.

Отец осведомился, каким образом и откуда явился этот странный спаситель. Но Анна могла ему рассказать только о посещении Курта и о его готовности привести клоуна.

— И провались я на этом месте, коли это не тот самый Бонжур из цирка, что так смешил нашего Фрициньку! — сказала няня, которая все еще не могла прийти в себя от изумления.

Ее строго выбранили за ее своевольный поступок: Фриц, несомненно, заразился от кого-либо из детей, бывших в цирке. Но на радостях, так как мальчик так быстро поправился, няню простили. Она и так уж была достаточно наказана пережитым страхом.

Фриц проспал, как убитый, всю ночь напролет. У него выступила благотворная испарина. На следующее утро жар спал, а через два дня мальчик чувствовал себя так хорошо, словно и не был болен.

В порыве благодарности Валлентин хотел перед отъездом отдать визит двоюродному брату своей жены и поблагодарить его за клоуна. Он справился в конторе гостиницы о господине Сидове.

— Он занимал соседний с вами нумер, — последовал ответ, — 25‐го рано утром он уехал в Петербург.

Анна пожалела, что ей так и не удастся узнать никаких подробностей о двоюродном брате. Она спросила управляющего, где служит господин Сидов.

— Он — артист, сударыня.

— Да, я знаю, что он художник.

— Нет, он знаменитый клоун Бонжур, который до Рождества служил в здешнем цирке Ренца. В обыденной жизни это тихий, серьезный, даже угрюмый человек По его грустным глазам никак нельзя предположить, что в нем сидит такой весельчак!

Супруги обменялись испуганным взглядом. Ландрат был шокирован, его жена сконфужена.

Во всю остальную часть пути они ни слова не говорили о двоюродном брате, но мысли их были заняты только им.

— Странная судьба у этого человека, — задумчиво сказал Валлентин, когда они подъезжали к месту назначения. — В то время, когда он сам был молод и жизнерадостен, он заставлял своих родителей проливать жгучие слезы; теперь, сделавшись серьезным, преждевременно состарившимся человеком, он у всех вызывает смех.

Анна утвердительно кивнула головой.

— Да, он был причиной слез, — сказала она. — Но теперь он доказал, что может и осушать слезы.

* * *

С тех пор, когда в семейном кругу заходила речь о былых грехах Курта, супруги Валлентины всегда оказывались необычайно снисходительны к нему. Они не рассказывали, где и при каких обстоятельствах они с ним свиделись. Но их отношение к нему способствовало тому, что старые грехи без вести пропавшего родственника наконец были преданы забвению.

Н. Н

Сон[880]

Давно, очень давно, когда все люди казались мне добрыми и хорошими и когда я весь мир считала созданным для моего счастья, одним словом, в то счастливое время, когда я была еще беспечной, добренькой и шаловливой гимназисткой, наш учитель словесности Виктор Николаевич задал нам сочинение на такую тему: «Встреча Нового года».

Это было перед отпуском на Святки. Кстати сказать, все мы звали нашего учителя — не в глаза, разумеется, а заочно — папашей, что было, конечно, доказательством как его отеческого отношения к нам, так и нашего расположения к нему.

— Опишите, как вы встретите Новый год, — сказал папаша, выходя из класса.

— Ну что я напишу, что я могу написать на такую тему! — сокрушалась я. — Ведь