Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

Прочитанные и перечитанные, стихи непроизвольно становились реликвией. В интеллигентных семьях, не избалованных советской властью ни смелостью, ни правдой, «Бабий Яр» нередко оставляли и сохраняли — или весь номер газеты, или страничку с публикацией, или вырезку с подборкой Евтушенко. Те, у кого не было живого номера, переписывали или перепечатывали себе текст на машинке — и, кинув листок в домашний архив, тоже хранили[682]. В моей семье, например, под архив был приспособлен «Подарок первокласснику» — вместительная коробка из очень плотного картона, если не из папье-маше.

Евтушенко писал, что телеграммы от незнакомых людей стали ему приходить уже в день публикации: «Они поздравляли меня от всего сердца»[683]. После телеграмм повалили письма — около десяти тысяч:

В течение недели пришло тысяч десять писем, телеграмм и радиограмм даже с кораблей. Распространилось стихотворение просто как молния. Его передавали по телефону. Тогда не было факсов. Звонили, читали, записывали. Мне даже с Камчатки звонили. Я поинтересовался, как же вы читали, ведь еще не дошла до вас газета. Нет, говорят, нам по телефону прочитали, мы записали со слуха[684].

Несколько сотен писем пришло в «Литературку»[685], часть из них была адресована лично Евтушенко.

Три сотни с лишним пришло и в редакцию «Литературы и жизни» — ни одна предыдущая публикация в этой газете не собирала столько читательских откликов[686]. Подавляющее их большинство было едино в своем отрицательном отношении к опусам Маркова и Старикова.

Стихотворность выпада Маркова порождала у некоторых усиленное желание ответить ему и ответить стихами же. В этом жанре попробовали себя, наверное, полтора десятка человек, не меньше. Главной площадкой для легализации лучших из таких шальных текстов стали страницы первой антологии произведений о Бабьем Яре, вышедшей в Тель-Авиве в 1981 году. У Эфраима Бауха, ее редактора-составителя, есть для этого такое объяснение или обоснование:

Ошеломляющим был сам факт официальной публикации стихотворения в «Литературной газете». Интеллигенты, поднаторевшие в умении между строк улавливать намеки на намечающиеся повороты в «государственной политике», на этот раз поняли, что налицо просто некий недосмотр, который мог лишь возникнуть на излете «либерализации». Но даже такой малый недосмотр вызвал с одной стороны ярость, с другой — внезапную смелость после долгих лет согбения хотя бы на миг — выпрямиться[687].

За неимением места приведем только один, но, бесспорно, самый лучший поэтический отклик на марковский «Ответ». Принадлежит он отнюдь не Маршаку, которому приписывался, а Даниилу Натановичу Альшицу (1919-2012). Фигура удивительная!

Специалист по истории России XI-XVII веков, археограф и источниковед, докторскую защищал об опричнине и самодержавии, а еще — прозаик и драматург, сатирик. Жизнь его прошла как бы под знаком мистификации, не исключая ареста (6 декабря 1949 года) и обвинения в антисоветской агитации, но в какой — с Иваном Грозным в сообщниках! А именно: работая над диссертацией о редактировании Грозным летописи, посвященной началу его царствования, Альшиц на самом деле якобы писал пасквиль на редактирование И. В. Сталиным «Краткого курса истории ВКП(б)»!

Сам Альшиц считал, что получил десятку не за Грозного, а за Пушкина. Свою главную — и реальную — мистификацию старший библиограф Отдела рукописей Публички Альшиц обнародовал — устно — всего за 10 дней до ареста. В архиве Павла Петровича Вяземского, сына пушкинского друга, он якобы «нашел» пять пушкинских листочков и «реконструировал» по ним 10-ю главу «Евгения Онегина», считавшуюся уничтоженной самим Пушкиным в 1830 году.

Сидел Альшиц в Каргопольлаге, а свои тюремные воспоминания потом назовет... «Хорошо посидели»! В компании с Даниилом Андреевым, великим мистиком и писателем, Василием Лариным, великим физиологом, и Львом Раковым, историком и бывшим начальником Альшица в Публичке, он скромно, но поучаствовал в замечательной интеллектуальной забаве — и тоже, кстати, славной мистификации — в «Новейшем Плутархе: Иллюстрированном биографическом словаре воображаемых знаменитых деятелей всех стран и времен»[688]. Из составивших ее 44 пародийных, а ля энциклопедических статей одна — «Хрипунов О.Д., деятель опричнины» — принадлежала Альшицу.

На свободу он вышел в 1955 году, тогда же и реабилитирован. С ним на свободу, кажется, вырвался и дух мистификации. Его «реконструкция» X главы была обнародована — не им! — в 1956 году по копии, якобы сохранившейся у студентов, а затем, в 1983 году, еще раз в альманахе «Прометей». Пушкинисты были в ярости, зато математические лингвисты — в восторге!..

На свободе Альшиц, взявший себе — в честь Владимира Даля — литературный псевдоним «Д. Аль», стал драматургом (две пьесы написаны в соавторстве с Л.Л. Раковым), но не прекращал и исторических штудий. Он был профессором истории Ленинградского государственного института культуры имени Н. К. Крупской, а по совместительству — и исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета.

Так что не стоит удивляться сугубо литературным качествам антимарковского стихотворного памфлета Д. Альшица (он подписался фамилией, а не псевдонимом). Легко оседлав размер пушкинской «Песни о вещем Олеге», автор явил читателям свой поэтический талант, а Маркову («Маркову третьему») — указал на корни его антисемитизма:

МАРКОВ К МАРКОВУ ЛЕТИТ, МАРКОВ МАРКОВУ КРИЧИТ...

Жил в царское время известный «герой»

По имени Марков, по кличке «Второй».

Он в думе скандалил, в газетках писал —

Всю жизнь от евреев Россию спасал.

Народ стал хозяином русской земли —

От «марковых» прежних Россию спасли...

И вдруг выступает сегодня в газете

Еще один Марков, теперь уже третий.

Не смог он сдержаться: поэт — не еврей

Погибших евреев жалеет, пигмей!

Поэта-врага он долбает «ответом», —

Обернутым в стих хулиганским кастетом,

В нем ярость клокочет, душа говорит...

Он так распалился — аж шапка горит!..

Нет, это не вдруг! Знать, жива в подворотнях

Слинявшая в серую, черная сотня.

Хотела бы вновь недогнившая гнусь

Спасать от евреев «несчастную» Русь.

Знакомый поход! Символично и ярко

Подчеркнуто это фамилией Марков,

И Маркову «Третьему» Марков «Второй»

Кричит из могилы — «Спасибо, герой!»

Ленинград, 26 сентября 1961 года[689]

Стихи, собственно, были приложением к письму, в котором Альшиц, в частности, писал:

Невыносима та гнусная клевета, которую А. Марков возводит на русский народ. Стоило Е. Евтушенко сказать, что русский народ интернационален, что величайшей подлостью горстки черносотенцев было именовать себя «Союзом русского народа», — как Марков яростно клеймит его космополитом, отказывает ему в праве называться настоящим русским. Стоило Е. Евтушенко выразить скорбь по поводу истребленных гитлеровцами евреев, как Марков заявляет, что тот забыл про свой народ.

По Маркову выходит, что «настоящий русский»