Златая цепь на дубе том - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

По поводу причин этого срыва высказывались разные предположения (об этом ниже), но корни психической аномальности несомненно следует искать в аномальном детстве Ивана. В трехлетнем возрасте он лишился отца, в семилетнем — матери, по слухам отравленной. Поначалу окруженный заботой и лаской, мальчик вдруг оказался заброшенным, полностью одиноким. Страной правили, сменяя друг друга, боярские клики. Временщики не церемонились с ребенком — эти ранние обиды Иван запомнит на всю жизнь. Моменты показной благоговейности по отношению к номинальному государю (во время официальных церемоний) сменялись бесприютностью и полным пренебрежением. В тринадцать лет Иван внезапно проявил задатки будущей грозности: приказал своим слугам убить очередного временщика князя Андрея Шуйского, после чего жизнь подростка резко переменилась. Страной по-прежнему управляли бояре, но теперь они заискивали перед подростком, поощряли в каких угодно безобразиях, и происходило это в возрасте, когда юный человек начинает усваивать правила и ограничения взрослой жизни. Подросток Иван узнал, что для него ни правил, ни ограничений нет. Всё, что он ни пожелает, должно быть исполнено. Всё, что бы он ни натворил, похвально.

Бунт переходного возраста у мальчика-самодержца происходил не так, как у обычных тинейджеров. Сначала он бросал с дворцовой крыши кошек и собак, потом начал на улицах топтать конями прохожих — придворные лишь восхищались его удалью. Первые расправы юного великого князя над людьми вызывали не ропот, а раболепный страх. По-видимому Иван был начисто лишен эмпатии, то есть ему и в голову не приходило ассоциировать чьи-то страдания с собственными переживаниями. Внутренне он так и останется жестоким ребенком, с любопытством отрывающим крылышки мухе и жадно наблюдающим, как визжит мучаемая кошка.

Впрочем по меркам той эпохи «ранний» Иван Грозный был не грознее других тогдашних монархов. От природы он был наделен живым, острым умом и обладал разнообразными талантами. Например, как это бывает с нервными и впечатлительными натурами, отличался музыкальностью: пел в церковном хоре и даже сочинял стихи. Это был человек начитанный, хорошо знавший Библию и историю, любивший блеснуть своей эрудицией. Уже в раннем возрасте он проявил себя прекрасным оратором, что для русских монархов редкость — самодержцы почитали излишним тратить красноречие на подданных.

Кроме того юный государь обладал очень ценным для монарха талантом выделять и приближать толковых людей. Вокруг него собралась команда деятельных и даровитых соратников, так называемая «Избранная рада», при помощи которой великий князь на семнадцатом году жизни начал самостоятельно управлять страной. Знамением великих планов Ивана стало возложение на себя более высокого титула: царя, то есть цесаря. За пятнадцать лет (1547–1562) первый русский царь провел важные реформы, одержал громкие победы, раздвинул границы своего государства на востоке, юге и западе, заставив Западную Европу впервые обратить внимание на некую обширную и видимо могущественную страну, возникшую на месте прежней «Тартарии».

Но с начала 1560-х годов поведение царя меняется. Современники и некоторые историки объясняли перемену тяжелым потрясением: смертью царицы Анастасии — кажется, единственного человека, которого любил жестокосердный Иван. Он подверг опале своих соратников, сделался мнителен и болезненно подозрителен, замкнут, а 3 декабря 1564 года внезапно покинул столицу и переехал в монастырь, объявив, что не хочет царствовать в условиях, когда все желают ему смерти. Два месяца царь отсутствовал, что совершенно парализовало государственную деятельность, а когда вернулся, приближенные его еле узнали. Изменилась даже внешность — у царя выпали все волосы на голове. Медицине известны случаи, когда в результате очень сильного стресса происходит тотальная психогенная алопеция — полное выпадение волос (даже бровей и ресниц) вследствие так называемого синдрома «каски неврастеника», приводящей к спазму мышц черепа и нарушениям микроциркуляции крови.

Впоследствии психиатры, пользуясь отрывочными и скудными сведениями о поведении Ивана во второй половине жизни, попытались составить диагноз его заболевания. Очевидно, это была какая-то форма паранойи с признаками биполярного расстройства. Автор одного из таких исследований психиатр П. Ковалевский пишет: «Его душевная болезнь выражалась в форме однопредметного помешательства (мономания, или паранойя), позволявшего ему одновременно и управлять государством, и совершать деяния, которым могут быть найдены объяснения только в его болезненном душевном состоянии… В период ослабления бредовых идей параноик покоен, тих, исполнителен, более или менее общителен и легко подчиняется требованиям общественной жизни; в период ожесточения бредовых идей параноик выходит из своей тихой жизни и пытается проявить в жизни тяготеющее над ним влияние своих бредовых идей». У царя случались резкие перепады настроений и состояний, припадки исступления, когда на губах выступала пена. Он то предавался разврату и кощунствовал, то иссушал плоть и монашествовал; то упивался чудовищными казнями, то горько оплакивал своих жертв. Сохранилось покаянное письмо, в котором Иван называет себя «псом смердящим» и признается: «Сам всегда в пиянстве, в блуде, в прелюбодействе, во скверне, во убийстве, в граб-лении, в хищении, в ненависти, во всяком злодействе».

Посетивший Московию английский дипломат Джером Горсей рассказывает характерную историю о том, как в 1575 году на Руси случился великий голод, и множество нищих устремились в города, где можно было получить подаяние. В Москве, которую заполонили бродяги, было объявлено, чтобы все они шли за милостыней в Александровскую слободу, где тогда находилась царская резиденция. На зов явились несколько тысяч обездоленных, но царь велел их не кормить, а убивать, бросая трупы в озеро. Так истребили семьсот человек. Затем настроение Ивана внезапно изменилось. Бойня прекратилась, и всех уцелевших отправили на прокорм и излечение по монастырям.

Царя постоянно посещала мысль об «уходе из мира», принятии монашества, однако мешали властолюбие и страх, поэтому Иван пытался совместить царствование с иночеством. Он устроил в Александровской слободе подобие рыцарскомонашеского ордена, членами которого сделал триста самых доверенных опричников. Себя он именовал «игуменом». Когда на царя нападал очередной приступ набожности — а это происходило часто, — все должны были обряжаться в черные рясы и ночь напролет молиться. Пишут, что царь набивал себе шишки на лбу усердными земными поклонами.

Набожность сочеталась в молельщике и начетчике Иване с крайним суеверием. Он верил в приметы, в колдовство, в сглаз, в дурные предзнаменования.

Живший при дворе в 1560-е годы Альберт Шлихтинг сообщает, что царь приказывал убивать всякого, кто случайно оказывался на его дороге в начале какого-нибудь важного пути, считая это зловещим предзнаменованием. Однажды слуга не удержал на поводу породистого скакуна, и тот, порвав уздечку, пронесся мимо вышедшего из дворца Ивана. Тот приказал и коня, и слугу рассечь надвое и кинуть в болото.

Была и вовсе поразительная история с репрессированным слоном. Это экзотическое животное государю прислали в дар откуда-то с Востока вместе с дрессировщиком-арабом. Вскоре в Москве случился мор, и царь решил, что виноват в этом невиданный зверь. Слона и араба сначала отправили в ссылку, но затем Ивану этого показалось мало и он повелел обоих казнить. На счастье дрессировщика, тот успел умереть собственной смертью. Слон горевал, лежа на могиле своего единственного друга. Там животное и убили, а клыки доставили государю в доказательство исполнения приказа.

Теперь царь был окружен не соратниками, а запуганными и покорными рабами, не смевшими ему ни в чем перечить. Дела у государства пошли вкривь и вкось.

Иван испортил отношения с теми соседями, с кем еще не воевал. Истощил казну и разорил подданных, истребил лучших полководцев, и войска стали терпеть поражения на всех фронтах, а крымская конница дошла до самой столицы русского государства. Был момент, когда отчаявшийся царь подумывал забрать казну и уплыть в далекую Англию.