«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

на семинарах и в кружках, организованных Компартией Швеции для своих членов, вопросы марксистско-ленинской теории изучались в незначительном объеме. Руководство партии не рекомендовало в качестве пособия для занятий изданные на шведском языке «Основы марксизма-ленинизма» и «Историю КПСС». В феврале 1967 г. на открытом «собрании-вечере вопросов и ответов», организованном КПШ, К.Х. Херманссон представил проект новой программы партии, в котором не упоминались В.И. Ленин и ленинизм. Член правления партии А. Янссон объяснил это тем, что «программная комиссия решила не включать в проект положение о ленинизме, ограничиваясь заявлением о том, что “партия базируется на социалистической традиции, возникшей в Швеции в результате соединения профсоюзного и политического движения рабочего класса с марксизмом” (с советской точки зрения, это выглядело как сдача позиций в пользу социал-демократов. — Ф.С.). По мнению программной комиссии, в термин “ленинизм” в настоящее время вкладываются различные и подчас противоречивые понятия и толкования»[169], что и сделало невозможным опору на эту идеологию.

У некоторых марксистов и социалистов на Западе было свое видение строительства социализма в высокоразвитых странах. Они утверждали о неприменимости советского опыта для их стран, в связи с чем делили социализм на два типа: «восточный» и «западный». Часть коммунистов считала, что Октябрьская революция — «событие далекой истории, явление неповторимое, происшедшее в совершенно специфических условиях», и поэтому учиться у нее «почти невозможно». На совещании у Л.И. Брежнева в декабре 1969 г. П.Н. Федосеев отметил, что «на Западе сейчас очень много говорят о том, что Ленин не предвидел новых явлений»[170].

Происходила «национализация» западных компартий. Тактически она допускалась и ранее, причем с согласия СССР. В 1930-х гг. была поставлена задача завоевать общественное мнение на Западе, и местные коммунисты были представлены как «истинные патриоты под национальными флагами»[171]. Теперь же «национализация» стала более опасной, так как она перешла в идеологическую плоскость.

Французский марксист Р. Гароди разработал концепцию «французской модели социализма», основываясь на уверенности в том, что такая модель должна зависеть от экономической и социальной системы, на которой строится социализм[172]. Он считал, что классическая модель, предложенная К. Марксом, не была достигнута нигде, так как социализм зарождался лишь в странах, более или менее отсталых по своему экономическому развитию (здесь содержалось указание, в первую очередь, на Советский Союз. — Ф.С.). Гароди предлагал выход из «догматического тупика», в котором оказались СССР и страны, копировавшие советскую модель[173].

Итальянская компартия придавала «принципиальное значение… поискам национальных путей перехода к социализму и управлению государством», в итоге выбрав своей стратегической линией свой, «итальянский путь». ИКП разработала «концепцию социалистического общества… с многообразием политических и демократических форм (в котором многопартийность, многообразие демократических институтов на различных уровнях и свобода обсуждения вопросов культуры должны характеризовать социалистическую демократию)»[174]. Руководство ИКП впервые открыло двери в компартию верующим и интеллектуалам вне зависимости от их философских и религиозных убеждений[175], что категорически противоречило нормам, принятым КПСС.

О «собственном пути» заявляли шведские коммунисты. В ноябре 1965 г. член правления Компартии Швеции А. Янссон отметил, что «партия будет… делать ставку на изменение лица КПШ, на ее демократичность, национальный характер, независимость от коммунистических партий в других странах». Председатель окружной организации КПШ в Эскильстуне И. Лёёф считал правильным, что «шведские коммунисты… отбросили заскорузлую терминологию прежних лет и начали говорить с народом Швеции, со шведской молодежью понятным ей языком, выдвигая вопросы, имеющие реальный интерес прежде всего для населения Швеции». Лидер партии К.Х. Херманссон заявлял о необходимости использовать для обучения коммунистов «марксистские работы шведских авторов, которые учитывали бы специфику шведских проблем». Советские дипломаты отмечали, что КПШ ставит «вопросы, имеющие реальный интерес прежде всего для населения Швеции», стремится решать «национальные задачи в значительной степени в ущерб ее интернациональным задачам»[176].

Западные коммунисты выдвигали модели «рыночного социализма», которая соединяла общественную собственность с элементами капиталистической экономики, и «демократического социализма», отрицавшего необходимость руководящей роли коммунистической партии и предусматривавшего обязательность существования оппозиционных партий. Эти концепции противоречили политике и практике, принятой в СССР. (Характерно, что в странах Азии и Африки также возникали свои концепции социализма, основанные на «национальных идеях». Такая идеология были очень популярна — в середине 1960-х гг. «под флагом теории национального социализма» выступало подавляющее большинство политических партий стран Азии и Африки, причем в Африке правительства почти половины стран объявили социализм официальной государственной доктриной[177]).

Среди западных коммунистов ослабла «революционность». В ряде ведущих стран Запада — в первую очередь, во Франции и Италии — произошло устойчивое встраивание компартий в местную политическую систему, что фактически означало не только их отказ от революционной борьбы, но и переход к политике поддержки «структурных реформ»[178]. Известный американский социолог Д. Белл писал, что «на Западе среди интеллектуалов старые страсти улеглись», а «новое поколение… ищет новые цели в рамках политического общества»[179].

В 1965 г. в шведском риксдаге (парламенте) шла острая борьба по вопросу о предоставлении государственной финансовой поддержки политическим партиям. В этой борьбе участвовали и коммунисты. Член правления КПШ X. Нильссон высказывал уверенность, что «компартия Швеции получит из государственных средств более полумиллиона крон на свою деятельность», что, как отметил Нильссон, «будет беспримерным случаем» для капстран[180]. Действительно, переход компартии на финансирование из бюджета капстраны выглядел абсурдно и подрывал ее авторитет. С.М. Липсет писал, что «чем более вовлечены коммунисты и их последователи в политическую систему, которая отплачивает им социально и экономически, тем труднее для… компартии восстановить потерянные позиции среди ее сторонников»[181].

На XIX съезде Компартии Австрии в мае 1965 г. некоторые коммунисты высказывали мысль, что в своей борьбе за социализм партия должна ориентироваться лишь на мирные средства борьбы. Эта позиция была поддержана руководством партии, которое объявило, что ориентация на мирный путь к социализму является «революционной концепцией, соответствующей изменившимся условиям», и социальная революция будет достигнута мирным, демократическим путем[182].

В Компартии Финляндии со второй половины 1960-х гг. росла сила «реформистов» (а не «революционеров»). Партия вошла в состав коалиционного правительства страны. По мнению экспертов Госдепартамента США, принятие в 1967 г. партией программы, которая предполагала финляндский переход к социализму мирным путем и участие коммунистов в коалиционном правительстве, было «еще одним свидетельством угасания “сталинистской” силы сторонников жесткой линии в партии»[183].

Такую позицию коммунистам диктовали реалии жизни на Западе — в том числе высокая легитимность политических и социальных систем капстран, быстрый рост уровня жизни. Как отмечал 3. Бжезинский, участие компартий Италии и Франции «в политической игре» демонстрировало не только потерю «революционного боевого духа, но и