Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии - Дмитрий Константинович Зеленин

В Лукояновском уезде Нижегородской губернии «в русалкино заговенье наряжают кого-нибудь лошадью, подвешивают под шею колокольчик, сажают верхом мальчика, и двое мужчин ведут под уздцы в поле, а позади весь хоровод, с громкими прощальными песнями, провожает и, придя в поле, разоряет наряженную лошадь с разными играми: это значит «проводить весну»[1016].

В Городищенском у. Пенз. губ. проводы весны совершаются в первое воскресенье после Троицы так: когда стемнеет, берут лестницу, обтягивают ее пологом; два мужика в вывороченных тулупах, с кривляньями и криком, берут ее за оба конца и несут по улице; впереди идет третий, неся лошадиный череп, в который бьет рычагом; за ними бежит толпа мальчишек, парней, девушек и детей, с диким хохотом и криком[1017].

В гор. Саратове проводы весны бывают в последнее воскресенье перед Петровым постом и происходят так. После обеда собирается огромная толпа черни обоего пола; на лугу делают чучело в виде лошади, с разными грубыми приборами, и молодые парни носят его по лугу взад и вперед, в сопровождении многочисленного народа, но без песен[1018].

Из восьми описанных случаев в трех – обряд с ряженым конем носит название «проводы русалки» и в трех же – «проводы весны». Но все восемь случаев имеют безусловное отношение к русальским обрядам, совпадая с ними по времени. Все они происходят в один и тот же день, в заговенье на Петров пост, известное во многих местах под названием «русальского заговенья». В трех случаях ряженый конь отожествляется с русалкой.

Можно думать, что местное, нерехотское, название этого всехсвятского заговенья – конюковка[1019] – получило свое происхождение именно от этого обряда с ряженым конем.

Но подобные же обряды (а точнее сказать, игрища) известны и в разные другие сроки: на Святках, на Масленице, в Юрьев день, на свадьбах.

Мы не будем здесь описывать эти нерусальные обряды с конем. Частью они описаны нами в прежней нашей статье «К вопросу о русалках»[1020]. Укажем здесь только цитаты. Святочные игрища с конем описаны для Тюменского у. Тобольской губ.[1021], для Сольвычегодского у. Вологодской губ.[1022], для Вышневолоцкого у. Тверской губ.[1023]; упоминаются в Онежском у. Арханг. губ.[1024]; особый совсем вид имеют в Череповецком у. Новгородской губ.[1025] и в Смоленской губ.[1026].

В Керенском у. Пенз. губ. «при провожании Масленицы молодые ребята делают коня, который идет в конец села с разными криками и прибаутками толпы»[1027].

Рязанский обряд с ряженым конем в Егорьев день, 23 апреля[1028], имеет совершенно особое значение: это обрядовый обход скота перед выпуском его в поле весною.

В Казачьей Слободе Тамбовской губ. в первый день по свадьбе утром два мужика рядятся конем и, посадив на коня мальчика, ходят по дворам и пляшут; лошадь эта «изображает собою будущую добрую и плодовитую кобылицу молодых»[1029].

Укажем, для сравнения, на два обряда с конем у финских народов. Мордовский обряд «проводов весны» с ряженым конем совпадает во всем с нашим обрядом проводов русалки. У мордвы Лукояновского уезда прежде известен был обряд «проводов весны», совершаемый «после Троицына дня». Девушки устраивали подобие лошади, накрывали его пологом, подвешивали на шею колокольчик, сажали верхом мальчика; все это несли закрытые тем же пологом молодые парни и в таком виде проходили по всему селу. Сзади следовал хоровод с песнями, вроде следующей: «Девка хорошая Татьяна. – Почему хороша? – Потому она хороша, что рубашка на ней красивенькая, рукавчики у ней долгенькие, глазки у ней черненькие и ножки толстенькие»[1030].

Эстонское сказание любопытно для нас как лишнее доказательство пока неясной для нас близости русалки к коню в народных поверьях. Эстонская русалка (Naek, Wessi-hallias), прекрасная девушка на морском берегу, которая иногда вдруг превращается в жеребчика и присоединяется в этом виде к играющим детям; когда дети садятся на нее, она увеличивается, так что на нее усядутся до дюжины детей и катаются; но как только кто-нибудь произнесет nаеk, лошадь и седло на ней исчезает, оставя на берегу ряд седоков с растопыренными ногами и разинутыми от недоуменья ртами[1031].

Подводя итоги всем имеющимся в нашем распоряжении данным о проводах русалки, заметим прежде всего, что этот обряд должен быть назван преимущественно южновеликорусским. Из 25 приведенных выше описаний обряда белорусских только 5, из трех разных губерний: Могилевской (три сообщения), Минской и Черниговской, тогда как великорусских 20, из восьми губерний: шесть сообщений – из Рязанской, пять – из Саратовской, по два – из Тамбовской, Пенз. и Астраханской, и по одному – из Тульской, Симбирской и Нижегородской.

У малорусов обряд проводов (равно как и похорон) русалки никем не отмечен. Но малорусские русальские обряды в десятый понедельник после Пасхи имеют нечто общее с проводами, а именно: угощение под открытым небом[1032], а среди малорусских русальных песен находим и эту:

Проводили русалочки, проводили,

Щоб вони до нас не ходили[1033].

Временем совершения обряда является гл. обр. заговенье на Петров пост, т. е. первое воскресенье, следующее за Пятидесятницей; этот срок указывается в 13 великорусских сообщениях и в одном белорусском. Затем следует первый день Петрова поста: 5 великорусских сообщений и одно белорусское. По одному разу названы: вторник Русальской недели, воскресенье перед Петровым днем и канун Троицы, и два раза, оба у белорусов, – день Ивана Купалы.

Куда провожают русалку? Обрядовые песни гласят, что русалок провожают в лес. В белорусской песне поется:

Провяду русалок

Из бору до бору,

В зилену дуброву[1034].

Весьма замечательно, что подобные песни поются и у малорусов, у которых обряда проводов русалки не отмечено:

Проведу я русалочку до бору,

Сама я вернуся до дому[1035].

И в обрядах ряженую русалкой девицу провожают иногда «к кустарнику, версты за две за село» (Гомельск. у. Могил. губ.). «За лес» бегут изгоняемые русалки в Тульской губ., а в Новгород-Северском у., прогоняя русалку, ходят в лес, где угощаются.

Но необходимо помнить, что проводы русалки совершаются и в безлесных губерниях, напр. Саратовской и Астраханской. Быть может, этим отчасти объясняется то обстоятельство, что в обрядах мы встречаемся с «бором», с лесом, реже, чем в песнях. В одном рязанском случае ряженую русалку прогоняют на землю соседней деревни, куда ее «не пускают» едва ли не жители этой последней деревни.

В одном белорусском, речицком, случае ряженую русалку провожают к ручью, с чем можно сравнить потопление в реке