Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира - Константин Александрович Образцов

class="p1">В раннюю пору Средних веков существовал только один центр письменности — монастыри. Там были школы и библиотеки, которые в рукописную эпоху служили не только хранилищами, но и своего рода издательствами. Монастыри являлись опорами для церковной проповеди, и от них во многом зависело то, какой характер примет насаждение новой религии в отдельно взятой области или стране, что зачастую проходило, мягко говоря, не слишком гладко и сопровождалось жертвами как со стороны проповедников, так и их новой паствы.

Христианизация Ирландии происходила на удивление мирно. Хотя сам легендарный святой Патрик, по рождению то ли бритт, то ли валлиец, обративший в V веке Изумрудный остров к новой вере, писал, что каждый день своей проповеди был готов погибнуть за слово Божие, однако ни он, ни кто-либо еще из священнослужителей здесь не пострадал. У ирландской церкви нет мучеников; но и сама церковь проявляла в Ирландии удивительную гибкость и веротерпимость. Эта бархатная христианизация объясняется тем, что почти весь клир, от епископов до монахов, был здесь из местных жителей, с детства усвоивших специфическую культурную традицию Изумрудного острова. Даже многие из друидов, после определенных раздумий, переквалифицировались в диаконов и иереев и вовсе не стремились преследовать своих бывших коллег, продолжавших практиковать традиционное кондовое колдовство. Можно предположить, что и содержание проповеди было адаптировано к кельтской культурной среде. Так часто поступали христианские миссионеры, отправлявшиеся обращать языческие народы: это на Вселенских соборах отцы церкви могли спорить о том, единосущен или подобосущен Христос Богу Отцу, или о том, от кого именно исходит Святой Дух, но попробуй-ка рассказать о любви к ближним и дальним воину, который каждую ночь кладет себе под колено отрубленную голову врага[60], а без того не может уснуть, или растолковать про нетварный Фаворский свет друиду, только вчера состязавшемуся в заклинательных песнях с сидами с окрестных холмов. А ведь с этими людьми придется потом как-то жить. Гораздо проще презентовать им нового, более могущественного Бога, окруженного сонмом малых богов-святых, деликатно отодвинуть в сторонку старые божества и смириться с тем, что в новые мехи христианства залито старое, неразбавленное вино языческого сознания. Часто этим исчерпывалось послание проповеди, так что Церковь становилась просто источником иной, порой более сильной магии — и только.

Святой Патрик. Гравюра 1815 г.

Реликварии Святого Патрика. Рисунок пером и тушью, 1856 г.

Вот как это отражено в саге о смерти короля Муйрхертаха: сида Син, которую он в недобрый час повстречал на могильном холме, внушила ему такую сильную страсть, что король изгнал из дома жену и детей. С помощью волшебства Син держала в магическом мороке и короля, и дружину.

«Король со своими людьми вернулся в замок. В это время ему принесли воду из Войны. Король попросил девушку превратить ее в вино. Девушка наполнила водой три бочонка и произнесла над ними заклинания. Король и его люди нашли, что никогда еще на земле не было более вкусного и крепкого вина. Она также создала из папоротника волшебную призрачную свинью и отдала вино и свинью воинам, которые разделили полученное между собой и, казалось им, насытились. Она же обещала им давать всегда, постоянно то же самое <…> Когда (король) встал утром, он чувствовал себя обессиленным, и так же чувствовали себя все, кто отведал вина и призрачного волшебного мяса, которое Син дала для пира»[61].

Претворяя воду в вино, Син очевидно заходит на каноническую территорию традиционной христианской магии, однако если в евангельском эпизоде говорится об истинном пресуществлении материи, то сида способна лишь на мнимые чудеса. Впрочем, это отвечает ее тайному замыслу, который раскроется только в финале. Кроме иллюзии вина и мяса, Син создает и призрачных воинов, в сражении с которыми изнемогает Муйрхертах и его люди.

«Внезапно услышал он крики воинов; большая толпа их вызывала Муйрхертаха на бой в поле. Ему предстали два равных полка: один из голубых людей, другой из людей с козлиными головами. Пришел Муйрхертах в ярость, услышав вызов этого войска. Он встал во весь рост и грянулся об землю. Затем, напав на воинов, стал избивать и ранить их».

Но тут в дело вмешивается местный епископ Кайрнех — обратите внимание на совершенно автохтонное имя!

«В то время как он бился, Кайрнех послал к нему трех монахов, чтобы он мог иметь помощь Божию, ибо великий святой знал о насилии, совершавшемся над королем. Монахи встретили его в то время, как он рубил камни, дерн и колосья. Они благословили короля и камни. Тотчас гнев Муйрхертаха улегся, он пришел в себя, осенил себя крестным знамением и увидел, что кругом не было ничего, кроме камней, дерна и колосьев».

Может, в римской или византийской агиографической повести этим бы и кончилось дело, но Ирландия — не Византия, а саги — не жития святых. Сида вступает в противостояние с епископом:

«— Не верь монахам, — сказала Син, — они лгут. Я буду тебе лучшей помощницей, чем они.

И она усыпила его ум и стала между ним и учением монахов. В этот вечер она опять создала волшебную свинью для короля и его воинов. Это был седьмой вечер, что она занималась таким колдовством; и было это в вечер вторника, после праздника Самайн. После того как воины охмелели, застонал сильный ветер.

— Это стон зимней ночи, — сказал король. А Син сказала:

— Это я, Резкий Ветер, я, Зимняя Ночь, дочь прекрасных, благородных существ. Вот мое имя, всегда и всюду: я Стон, я Ветер, я Зимняя Ночь».

Монахи пытаются спасти короля от ее чар, но тщетно. Син постепенно доводит ослабевшего Муйрхертаха до безумия, пока он не погибает в объятом пламенем собственном доме, тщетно пытаясь спастись от пожара в бочке с вином:

Древний крест, Монастербойс. 1870-е гг. Фотогораф: Уильям М. Лоуренс (1840–1932)

«Он ежеминутно вылезал и снова прятался в бочку, из страха перед огнем. Рухнул дом над ним, и сгорело его тело на пять футов длины, остальную же часть его предохранило вино от огня».

Епископ Кайрнех с трудом смог спасти из ада лишь бессмертную душу злосчастного короля — предположительно, ибо свидетельств тому не было. Сида же на похоронах Муйрхертаха призналась, что так отомстила ему за смерть отца, матери и сестры, которых король