Язычество в православии - Галина Алексеевна Носова

роль в быту церковных праздников, утративших общественное значение и свою бытовую специфику.

Многие обряды личного культа, прежде находившиеся под строгим контролем духовенства, сейчас выполняются верующими нерегулярно. Культовых требований и церковных предписаний, этих показателей активного проявления религиозности (участие в исповеди, причастии, повседневная молитва дома и др.), постоянно придерживаются лишь немногие верующие. Что же касается знания идеологического и мифологического содержания праздников и обрядов православного культа, то подавляющая масса верующих, которая и раньше слабо разбиралась в вопросах христианского вероучения, сейчас тем более не проявляет к ним сколько-нибудь заметного интереса.

Учитывая актуальность изучения вопросов религиозного синкретизма на его обыденном уровне, автор стремился не только дать читателю представление об истории православного язычества, по и проследить его эволюцию в современных условиях, рассмотреть, когда и какие религиозные предрассудки ушли из быта советских людей, каков характер и формы проявления тех религиозно-бытовых пережитков, которые еще сохраняются, какое историческое наследие их питает, в какой среде они еще бытуют, с какими остаточными моментами в жизненном укладе они связаны. Исследование этих вопросов будет способствовать учету реально существующих форм религиозности, что является непременным условием практической работы по преодолению религии.

Глава I

ИЗ ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ

ПРАВОСЛАВНОГО ЯЗЫЧЕСТВА

Начало изучения особенностей быта и мировоззрения русского народа относится к 30-м годам прошлого столетия. В этот период интерес общественности привлекли вышедшие в свет обширные этнографические труды, представляющие собой многотомные собрания разнообразного фактического материала по духовной жизни народа, его воззрениям и обычаям, изобразительному и устному поэтическому творчеству. Авторы этих работ, почти лишенных научного подхода к излагаемому материалу, зачастую сырого, несистематизированного, принадлежали к консервативно-реакционному течению в этнографии. Широкую известность получили труды И. М. Снегирева, И. П. Сахарова, А. В. Терещенко[22], которые содержали подробное описание календарных праздников и обычаев годового цикла, семейных обрядов, поверий, примет и т. п., а также сравнительные сведения об аналогичных явлениях у других народов. Многое из имеющегося в них конкретного материала и по сей день не утратило для науки ценности источника. Однако общий теоретический уровень этих работ был крайне низок, а основная мировоззренческая, сугубо охранительная концепция лежала в русле так называемой официальной народности, одной из составных частей триединой формулы: самодержавие — православие — народность, — господствующего принципа николаевского крепостнического режима. Эти труды объединяет идеализация народного быта, любование им как символом патриархальности и исконно русских начал.

В середине XIX в. вопрос о народной религии стал рассматриваться как часть общей проблемы о существе и самобытности мировоззрения русского крестьянства, его стремлениях, творчестве, суевериях и предрассудках. Верное понимание этой проблемы было возможно лишь на основе знания и правильной оценки специфики жизни русской деревни, ее общественного и семейно-бытового уклада, знакомства с народными традициями и обрядами, с народной культурой.

Вопрос о трактовке понятия «народность» стал предметом острой борьбы между различными лагерями в русской общественно-политической жизни, науке, литературе: во-первых, между революционно-демократическим и реакционно-крепостническим, во-вторых, между революционно-демократическим и либеральным. Идеологи революционно-демократического направления (В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов) стремились к объективному, реалистическому взгляду на современный им быт народа, связывая изучение «народности» с общими проблемами социально-политического переустройства России, с путями ее будущего развития, с борьбой за ее освобождение от царизма и крепостничества. В социальных условиях, в темных сторонах русской крепостнической действительности они видели источник религиозности народа. В. Г. Белинский отождествлял слова «бог» и «религия» со словами «тьма, мрак, цепи и кнут»[23]; А. И. Герцен, обличая православную «полицейскую церковь», «возмутительно, преступно» равнодушную к народному делу, писал о причинах суеверности крестьян уже в пореформенный период: «Чудесам поверит своей детской душой крестьянин, бедный, обобранный дворянством, обворованный чиновничеством, обманутый освобождением, усталый от безвыходной работы, от безвыходной нищеты, — он поверит. Он слишком задавлен, слишком несчастен, чтобы не быть суеверным. Не зная, куда склонить голову в тяжелые минуты, в минуты человеческого стремления к покою, к надежде, окруженный стаей хищных врагов, он придет с горячей слезой к немой раке, к немому телу, — и этим телом, и этой ракой его обманут, его утешат, чтоб он не попал на иные утешения»[24]. В то же время революционные демократы всегда подчеркивали реалистический подход народных масс к действительности, преобладание у них здравого смысла, стихийно-материалистических начал, верное осознание трудового и социального опыта, их вольнолюбивый дух, отсутствие мистической экзальтации и религиозной созерцательности.

Теоретики революционно-демократического движения выступили как непримиримые противники апологетов реакционно-крепостнического лагеря, идеология которого получила прямое выражение в теории «официальной народности». Проповедники этой идеологии стояли на страже монархического деспотизма и православной религии, отводя последней роль орудия духовного порабощения общества, а православной церкви — роль проводника самодержавной политики; народ же представляли носителем исконной религиозности и невежественных обычаев и предрассудков.

Взгляды В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского сыграли важную роль в критике наиболее реакционных сторон идеологии главных течений внутри русской либеральной интеллигенции 30–40-х годов и середины XIX в. — славянофильства и западничества. По вопросам воздействия православия на народное сознание, степени усвоения его широкими народными массами революционные демократы полемизировали прежде всего с религиозно-идеалистическими воззрениями в философской концепции славянофилов. «Будучи полубогословскими идеалистами и даже мистиками в философии и социологии, защищая крупное помещичье землевладение и монархическую власть и идеализируя русское средневековье, славянофилы высоко подняли вопрос о национальности и об освобождении славянских народов, чем в большой степени способствовали пробуждению национального самосознания не только русского, но и других славянских народов. Они, как никто прежде, остро поставили проблему особого пути развития России, сохранения и приумножения самобытной русской культуры»[25].

Подчеркивая исключительность исторической миссии России, ее национальные особенности, славянофилы в то же время воспевали русское православие как образ мышления народа, как веру, близкую духовному складу славян, как форму выражения свободного народного самосознания и считали народ хранителем патриархально-общинных устоев и религиозно-мифологической обрядности. Разоблачая реакционный национализм славянофилов, революционные демократы развенчивали и крайности теории дворянско-буржуазных либералов — «западников», всячески принижавших русский народ и его культуру, идеализировавших достижения европейской буржуазной цивилизации и не видевших в ней глубоких социальных противоречий.

Борьба этих направлений в общественно-политической мысли не могла не способствовать подъему научного интереса к подлинному быту народа, его традициям и обрядам, религиозным воззрениям, стимулировала их углубленное изучение.

Рост русской религиоведческой науки шел в двух направлениях: первое — собирание, обработка и публикация фактического материала по вопросам народных верований и обрядов; второе — его теоретическое осмысление.

В 60-х годах началась теоретическая разработка проблем истории религии. В этой области знания оформились различные научные направления и школы. Наиболее ранняя из них — мифологическая (представителями ее в русской науке были крупные ученые А. Н. Афанасьев, А. А. Потебня и др.[26]) имела немалые заслуги в изучении