История Карелии с древнейших времен до наших дней - Михаил Ильич Шумилов

Независимо от способа управления, все черносошные крестьяне Карелии являлись оброчными в широком смысле этого слова, так как выплачивали промыслово-ремесленный оброк. Выплаты подчеркивали денежную тенденцию в хозяйственном развитии края. Далее, отличаясь по административно-правовым признакам, они были весьма близки между собой по размерам и отчасти по структуре платежей. С полным правом к оброчным можно отнести черносошных, с 1584/85 г. — дворцовых крестьян Заонежских погостов: сменились органы и лица управления, но правовое и податное положение их жителей осталось прежним.

Существенные коррективы в правовом статусе части заонежцев произошли лишь во второй половине XVII в. Изменения связаны с постройкой на Заонежском полуострове Фоймогубского медеплавильного и Олонецких железоделательных заводов. В течение трех лет здания Фоймогубской мануфактуры возводились с применением методов внеэкономического принуждения. Так произошло первое, пока временное, прикрепление местных крестьян к заводским работам.

Одно время на Олонецких заводах Г. Бутенанта применялся труд наемных работников из местных крестьян. Но производство росло, и вскоре обнаружилась нехватка рабочих рук. Бутенант обратился к правительству с просьбой о приписке к заводам крестьян Кижского погоста. В 1694 г. его предложение было удовлетворено. По существу, на Заонежье распространилась одна из самых тяжелых форм феодальной внеэкономической эксплуатации: труд приписных крестьян на заводских работах соответствовал барщине в частновладельческом секторе сельского хозяйства. Установление такой зависимости далось правительству не легко. Раньше для привлечения населения на работы заводские приказчики зачастую применяли способ закабаления (в основном, с помощью хлебных займов с непосильными процентами). Уже тогда крестьяне поднимались на сопротивление заводчику. Так, в 1684 г. кижане во главе со старостой Константином Поповым напали на Устьрецкий завод и частично его разрушили. Подавила бунт команда стрельцов.

Попытка правительства приписать крестьян всего Кижского погоста к заводским работам вызвала Первое Кижское восстание (1694-1696 гг.). Восстание возглавили состоятельный посадский человек Григорий Тимофеев (родом из местной деревни Филипповской) и богатая верхушка кижан, которым заводские работы грозили разорением. Власти предполагали, что приписка вызовет недовольство жителей. Поэтому вместе с подьячим Дмитрием Ермолаевым в Кижский погост был послан отряд стрельцов. Кижане встретили их весьма недружелюбно — «с дубьем» — и выставили из погоста. Настроенные решительно бунтовщики дали письменные обязательства Г. Тимофееву в том, что будут «стоять за него», что бы ни случилось. Прежде всего, кижане послали в Москву ходоков с челобитьем-протестом, чтобы мирным путем добиться от властей восстановления своих прав черносошных крестьян. Но в столице выбранных представителей арестовали и допросили в Новгородском и Преображенском приказах (последний ведал политическим сыском в России).

Выяснив намерения кижан и получив от Г. Бутенанта жалобу на «ослушников», весной 1695 г. правительство направило в Заонежье еще один стрелецкий отряд под началом стольника Преображенского приказа А. Брянченинова и подьячего Новгородского приказа П. Курбатова. Им удалось арестовать кижских старост. Узнав о случившемся, кижане в большом числе окружили стрельцов и потребовали от Брянченинова и Курбатова освободить своих вожаков. Московские посланцы не решились применить военную силу и выполнили это требование. В следующем 1696 г. к Брянченинову и Курбатову прибыл еще один отряд стрельцов в 300 человек при трех пушках. Только с их помощью удалось осуществить приписку крестьян Кижского погоста к Олонецким заводам, которые до этого, все два года восстания, не работали. Крестьяне стали «во всем послушны» Г. Бутенанту, а правительству было важно наладить производство, поэтому репрессивных мер к восставшим не применялось.

Государевы земли Карелии заселяло и поместное крестьянство. Поместья в Передней Кореле и Заонежских погостах составляли такую же часть «волости великого князя», как и оброчные черносошные земли, находясь лишь в условном владении (а не в собственности) помещиков. Поместные крестьяне выплачивали государству дань и выполняли посоху. Но вместо уплаты государству оброка они несли повинность в пользу помещиков, выплачивая им феодальную ренту под названием доход. Поэтому в расчете на один двор налоги в казну у поместных крестьян были в 1,5 раза ниже, чем у оброчных. Но и доход помещика строго регламентировался. Его взимание не должно было вести к снижению податных возможностей поместных крестьян, «чтобы великих князей дань и посошная служба не залегла». Кроме того, в Карелии, как и повсюду в стране, помещики получали доход в основном продуктами сельского хозяйства, а не деньгами, что, безусловно, тормозило развитие товарно-денежной составляющей поместной экономики.

Закон («Судебники» 1497 и 1550 гг.) давал поместным крестьянам право на «Юрьев день» — уход в конце осени к другому владельцу или в черносошную волость; крестьянин должен был расплатиться с прежним владельцем по всем долгам. К концу XVI в. уход стал затруднительным из-за закрепостительной политики центрального правительства, заинтересованного в стабилизации поместной системы. Соборное Уложение 1649 г. вообще упразднило право на «выход». Но на всем протяжении XVII в. поместные крестьяне покидали поместья, не считаясь с новыми порядками.

Крестьяне Карелии на частновладельческих землях делились на крестьян своеземцев и крестьян монастырей. Их главное отличие от черносошных крестьян заключалось в подчинении административно-судебной власти своих господ. Своеземцы Корельского уезда и Заонежских погостов являлись местными наследственными собственниками земель, не конфискованных Иваном III. Их крестьяне в социально-экономическом смысле походили на крестьян поместных. Государству они выплачивали дань и исполняли посошную службу, а своеземцу приносили доход. Волостка своеземца, в отличие от поместья, являлась не государственной, а частной собственностью, поэтому его крестьяне находились в большей подчиненности, нежели поместные. И все же государство следило за взиманием феодальной ренты, закрепляя ее размеры в писцовых книгах: доход своеземцев, как и помещиков, не превышал пятой части от валового продукта крестьянского двора.

Монастырские крестьяне Карелии испытывали на себе ту же феодальную эксплуатацию, что и крестьяне своеземцев. Но вотчинная (частная) собственность монастырей на земли и угодья являлась корпоративной, то есть по существу неотчуждаемой, ибо по традиции обители не продавали, не закладывали и не завещали никому свои вотчины. В Карелии размеры вотчин главных новгородских монастырей (Юрьевского, Спасо-Хутынского, Николо-Вяжицкого, Антониева) и карельских (в XVI в. — Валаамского и Коневского, в XVII в. — Соловецкого и Александро-Свирского) значительно превосходили волостки своеземцев. Их крестьяне, выплачивая налоги государству и доход-ренту обители, могли легче осуществлять «маневр» экономическими возможностями своего хозяйства, опираясь на значительные природные богатства вотчины. Но большинство местных обителей-«пустыней» или вовсе не обладали вотчинами, или имели лишь по несколько крестьянских дворов (Успенский Муромский, Троицкий Клименецкий, Рождественский Палеостровсий монастыри). Все крупные и мелкие монастыри занимались выгодной торговой деятельностью, в которую вовлекались