Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

Золотой Орды имели достаточно четкие механизмы их судебного урегулирования. При этом в основу судебного процесса, средств обеспечения исполнения обязательств и т. п. были положены не только монгольские имперские правовые принципы и нормы, но и обычаи делового оборота, действовавшие в регионе, в котором Улус Джучи контактировал со своими зарубежными партнерами. Это позволяет говорить о высоком уровне правового и процессуального развития Золотой Орды, в частности о том, что международный правовой опыт отслеживался и учитывался ее властями.

Судебный процесс в Джунгарском ханстве с участием русского посольства

Важным источником в историко-правовых исследованиях выступают тексты неюридического характера, содержащие при этом сведения, существенно дополняющие результаты изучения памятников права – кодификаций, законов, указов, материалов правоприменительной практики и проч. Среди них особое место занимают записки очевидцев, в том числе иностранных, которые сами при разных обстоятельствах побывали в соответствующем государстве и стали в нем участниками правовых отношений. Сравнение их сведений с памятниками права позволяет проанализировать, как те или иные юридические принципы и нормы применялись на практике, насколько они были актуальны в определенный период времени, соответствовали сложившейся правовой практике и проч.

Особенно важным подобный источник представляется при изучении права государств, относящихся к так называемой традиционной правовой семье, в которой писаное право эффективно и органично сочеталось (и сочетается до сих пор) с этическими, религиозными, а порой и бытовыми нормами. В силу того, что значительное число правовых памятников этих государств не сохранилось, представление об их правовой системе существенно дополняют неюридические источники, включая записки путешественников.

К числу такого рода государств можно отнести Джунгарское ханство – ойратское государство в Западной Монголии (сегодня – часть Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР), существовавшее в XVII – середине XVIII в. С конца XVII в. и вплоть до начала 1750-х годов Джунгария играла весьма значительную роль в истории Центральной Азии, поддерживая дипломатические и экономические отношения с ведущими государствами региона, а также на равных соперничая с империей Цин за контроль над Монголией, Восточным Туркестаном и сопредельными территориями.

От этого государства сохранилось, по сути, лишь несколько законодательных актов, тогда как основные данные о его государственности и праве исследователи черпают из иностранных источников, преимущественно китайских. В специальном исследовании мы уже предприняли попытку показать значение записок русских путешественников как источника сведений о джунгарском государстве и праве, упомянув сообщение Ивана Степановича Унковского – российского дипломата, побывавшего с посольской миссией у ойратского хунтайджи Цэван-Рабдана в 1722–1723 гг., которое содержало описание суда с участием членов его посольства [Почекаев, 2021а, с. 76]. Ниже мы намерены более подробно проанализировать это сообщение, поскольку оно является одним из немногих подробных описаний судебного разбирательства в соответствии с традиционным правом монголов и, насколько нам известно, едва ли не единственным описанием суда непосредственно в Джунгарском ханстве, о котором исследователи до сих пор судили в большинстве случаев на основании письменных источников. В частности, ойратского законодательного свода «Их Цааз», принятого на Джунгарском съезде 1640 г., и двух указов (ярлыков) Галдана Бошокту-хана (1671–1697), изданных в дополнение к этой кодификации [Гурлянд, 1904, с. 81–82; Команджаев, 2010, с. 92–94; Рязановский, 1931, с. 62–64].

Соответственно, этот источник дает возможность не только реконструировать основные этапы и стадии судебного процесса, охарактеризовать статус его участников, виды используемых доказательств и проч., но и соотнести данные о конкретном судебном разбирательстве с соответствующими положениями упомянутого ойратского законодательства. Тем самым мы выясним, в какой мере писаные законы (в процессуальной сфере) претворялись в жизнь на практике, т. е. выявим сходства и различия между «писаным» и «живым» правом.

Для начала целесообразно привести полностью соответствующий фрагмент записок И.С. Унковского:

«29 [мая] Приехал в нашу кошу караульной калмык, взяв у другого продавать лошадь, и оную лошадь познал солдат Семен Дорохов, что оная его, на которой он ехал, и оная послана к Санжи зайсану, и сказать приказано, что та лошадь наша, оставлена, едучи в пути, при урочище Самоль, и пятно на оной казенное, чтоб о том розыскать и оную лошадь солдату отдать. Зайсан сказал, что надлежит о том судить в главном зайсанском суде при Урге. И велел оную лошадь с хозяином отослать к суду; но судей тогда не было. И тако проволочили июня по 2 число.

Того ж числа присылал Санжи зайсан сказать, что у них будет богомоление, и он на несколько дней отлучится и будет при Урге. Сказано оному присланному, ежели можно, чтоб мне при той оказии быть и дабы о том зайсану донесено было.

…

1 [июня] Помянутому солдату повещено было, чтоб ехал на зургу (или к суду) о лошади. И ездили; но никакого суда не получили: сказали, что зайсанам не время.

2 [июня] Помянутой солдат Дорохов с толмачом ездили на зургу, или на суд, и были пред зайсанами, которых сидело десять человек, и оного солдата и толмача посадили против себя саженях в двух, а ответчика калмыка, у которого лошадь познали, подле толмача по левую руку. И спрашивали прежде солдата, что он подлинно ли познавает, что то лошадь его, и какие на ней признаки и в каких летах. И оной солдат признаки и лета сказал. Потом послали тех примет и лет освидетельствовать, и по свидетельству явилось против солдатской сказки. Потом спросили ответчика калмыка, что ту лошадь, где он взял? Он сказал, что будто оная лошадь у него дома родилась, и про то знают в его аймаке многие люди. И тако выслушав, зайсаны сказали солдату, что они пошлют в табун осмотреть и ежели в табуне не явится такой лошади, то ему оная отдана будет, а ежели явится, то не отдана будет, объявляя, что лошадь в лошадь бывает. И тако до самого отъезду проволочили, а при отъезде оную привели измученную и к походу негодную; но вместо оной другую, плохую, дали, и правого суда не учинили» [Унковский, 1887, с. 94–95].

Данное сообщение, как представляется, отражает практически все стадии судопроизводства, от возбуждения дела (подачи иска) и до принятия и исполнения решения. Как можно из него понять, судебный процесс в Джунгарском ханстве последовательно проходил ряд стадий, каждая из которых в той или иной степени, несомненно, регулировалась нормами ойратского права.

На первый взгляд речь идет об одном из самых, пожалуй, распространенных в кочевых обществах преступлений – конокрадстве. В ойратском праве (равно как и в праве Северной Монголии – Халхи) расследование этого преступления и определение наказания за него регламентировалось достаточно четко [Гурлянд, 1904, с. 77–78].

Однако в данном случае дело осложнялось тем, что потерпевшим оказался член российского посольства – солдат Семен Дорохов, т. е. представитель другой державы, кроме того, и сама украденная лошадь была государственным имуществом, на что указывает упоминание о наличии у нее «пятна», т. е. тамги или тавра. Таким образом, дело оказалось неподсудным местному суду и было передано в «главный зайсанский суд». Надо сказать, что подобное решение не было чем-то экстраординарным: в судебной системе Джунгарского ханства существовала многоуровневая и четко регламентированная судебная система [Рязановский, 1931, с. 63], и подсудность дела зависела от родо-племенной принадлежности