Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

купцов-истцов и были указаны в выданном им (но не сохранившемся до нашего времени) ярлыке Бердибека[140]. В соответствии с правовой практикой того времени они имели право на вознаграждение от тех, чьи интересы представляли, однако, поскольку те до сих пор не получили ничего, ханша, по-видимому, решила компенсировать и эти расходы истцов.

Среди других получателей выплат числятся таинственные “Sadradino et Sirine”, получившие 500 безантов. Если принять версию А.П. Григорьева о том, что под ними подразумеваются «Садраддин и шерифы», т. е. потомки семьи пророка Мухаммада в Золотой Орде [Там же, с. 214][141], можно предположить, что они получили вознаграждение за то, что, будучи знатоками мусульманского права, могли обосновать с помощью его постулатов право ханши поступить таким образом.

Фигурирует среди получивших вознаграждение и «казначей императрицы» – вероятно, как лицо, отвечавшее за материальное обеспечение самого рассмотрения ханшей дела, а также за исполнение ее решения о выплате указанных сумм. Упоминается также «алафа», т. е. вознаграждение деньгами и/или в натуральной форме, армянину-переводчику. Это дает основание считать, что перевод для иностранцев (в данном случае – для венецианских послов) в судебных заседаниях обеспечивался самими ордынскими властями. При этом переводчики приглашались для конкретных дел с участием «иностранного элемента», поэтому и вознаграждение определялось, вероятно, в каждом случае отдельно.

В качестве «судебных расходов» Тайдула включила в свою «платежную ведомость» также затраты на оформление двух посланий (одно – самому дожу, другое – консулу в Тане), штуку эскарлаты, т. е. отрез дорогой ткани, поднесенный венецианским послам, бумагу «и прочее» общей стоимостью 161 безант [Григорьев, Григорьев, 2002, с. 206, 216–217]. В соответствии с современными принципами процессуального права эти статьи расходов могут быть приравнены к судебным издержкам, компенсация которых производится за счет стороны, проигравшей процесс. Следовательно, в данном случае в качестве таковой воспринималась Венецианская республика. В итоге общая сумма составила около 11 тыс. безантов, которые исследователи приравнивают к 550 сомам серебра [Там же, с. 202, 207]. И теперь власти Венеции должны были выплатить эти средства не пострадавшим ордынским торговцам, а самой ханше: в гражданско-правовых отношениях произошел «переход прав кредитора к другому лицу» (в римской правовой традиции – delegatio)!

Как отмечают исследователи, этот шаг Тайдулы, казалось бы представлявший собой компромиссный вариант решения данного судебного дела, совершенно не устроил ни венецианских послов, выразивших свой протест, ни самого дожа – в силу того, что венецианским властям предлагалось возместить суммы, врученные вовсе не истцам, а многочисленным сановникам и судебным чиновникам Золотой Орды. В результате никакого возмещения от Венеции так и не поступило [Там же, с. 202; Карпов, 2000, с. 179; Скржинская, 1971, с. 36–37].

Однако вряд ли ханша, игравшая столь значительную роль в политике Улуса Джучи и к тому же, по сведениям Ибн Баттуты, бывшая «самой скупой из хатун» [Тизенгаузен, 1884, с. 293], могла так легкомысленно потратить 550 сомов серебра, не рассчитывая вернуть столь значительные средства. Ее прагматизм нашел отражение в еще одном документе, казалось бы не имеющем прямого отношения к анализируемому судебному делу: речь идет о ярлыке хана Бердибека венецианским купцам Азова от 13 сентября 1358 г. Наряду со стандартными (со времен ярлыка Узбека 1332 г.) условиями пожалования венецианцам территории и разного рода прав и привилегий, в этом документе присутствует следующее положение: «В личном указе Тайдулы-хатун подтверждается, что 3 сома с каждого венецианского корабля, прибывающего в Азов, выплачиваются Тоглубаю ее доверенными лицами не от имуществ ханской таможни, а из доли Тайдулы от всей суммы ввозной пошлины. У венецианских купцов ни Тоглубай, ни его доверенные лица на указанную цель ничего не должны запрашивать» [Григорьев, Григорьев, 2002, с. 165].

А.П. Григорьев, анализируя данный фрагмент, полагает, что Тайдула, в силу своего высокого статуса (старшая супруга Узбека, мать Джанибека и бабка Бердибека), еще со времени первого ярлыка венецианцам, выданного ее супругом в 1332 г., имела право на какие-то доходы с азовской таможни [Там же, с. 153]. Однако еще во второй половине XIX в. немецкий исследователь У. Гейд обратил внимание на этот пассаж из ярлыка Бердибека, вполне обоснованно придя к выводу, что право Тайдулы на пошлину с азовской таможни появилось, как только она возместила ордынским купцам-истцам средства, которые они так долго требовали от венецианцев. Гейд рассматривает эту пошлину как особый временный налог, который должен был быть отменен после того, как в результате его сбора Тайдула получила бы истраченную сумму [Колли, 1915, с. 120–121]. То, что это был именно отдельный налог, подтверждается уточнением, что Тоглубай, получая от него свою долю, не должен «запрашивать» ничего дополнительно у венецианских купцов, т. е. распространять свое право на другие обычно взимавшиеся с них налоги и сборы[142].

По всей видимости, этот дополнительный сбор показался весьма обременительным венецианским торговцам в Азове, в результате чего они усилили натиск на власти Светлейшей Республики, на что, вероятно, и рассчитывали Бердибек и Тайдула. Есть сведения о том, что в декабре 1359 г. к ханше прибыл Г. Бон, дипломат-переводчик из Таны, которому были даны полномочия уладить с ней финансовые вопросы и позволено для этого даже получить кредит у ордынских вельмож или же придать вид кредита требованиям самой ханши [Карпов, 2001, с. 25]. Как видим, в итоге ордынским властям все же пришлось принимать окончательное решение по иску на уровне локальной венецианской общины в Азове и за ее счет.

Таким образом, можно сделать вывод, что ордынские власти сумели в значительной степени защитить интересы своих подданных в отношениях с Венецией, не прибегая при этом ни к военным средствам, ни к радикальным репрессивным мерам. Длительность этого процесса (с 1353 по 1359 г.), полагаем, объясняется не только стремлением «законным способом» получить возмещение причиненных убытков, но и противоречивостью отношений между Золотой Ордой и Венецией. С одной стороны, Светлейшая Республика входила в число важнейших торговых партнеров Улуса Джучи и портить с ней отношения (тем более после недавнего конфликта 1343–1347 гг.) ордынским властям совершенно не хотелось[143]. С другой стороны, начавшийся политический кризис в Золотой Орде не мог не подорвать ее престиж на международной арене, и ее властям следовало подкрепить его путем защиты интересов собственных подданных перед иностранными ответчиками. Думается, результат рассмотренного дела в значительной степени позволил им выйти из затруднительного положения.

Описанный процесс, по всей видимости, сумел убедить иностранные державы, и прежде всего Венецию, в том, что Улус Джучи намерен и далее защищать интересы своих подданных, которым причинен ущерб со стороны иностранцев. Это в какой-то мере подтверждается следующим фактом: когда в 1360-х годах венецианские пираты захватили несколько ордынских подданных и привезли в Кафу на продажу, всех пиратов подвергли аресту, пленников отпустили, а хозяину корабля вменили в ответственность возместить имущественный ущерб любому подателю жалобы из числа пострадавших [Карпов, 2000, с. 176–177]. Обратим внимание на то, что это решение было принято в эпоху «Замятни великой», т. е. смуты в Золотой Орде, когда авторитет ее властей на международной арене уже не был столь незыблем…

Таким образом, можно сделать вывод, что на случай возникновения конфликтов гражданско-правового (имущественного) характера власти