Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

Историк Б.А. Илюшин отмечает, что из всего высшего командного состава в этом походе опытными полководцами являлись только Воронцов и царевич Салтыган. Следовательно, к отражению казанской угрозы в Москве подошли «спустя кольчужные рукава». Такую мысль опровергают рамочные подсчеты того же Илюшина численности отправленных к Мурому войск по уже знакомой нам формуле А. Лобина (порядка 4–5 боевых «сотен» под рукой каждого воеводы; одна «сотня» – где-то 150 ратников). Количество задействованных в этой операции служилых татар историк оценивает в 1 тысячу человек, основываясь на сведениях из росписей времен Ивана Грозного и более ранних нарративных свидетельств А. Контарини (1476).

Итого в поход выдвинулось от 2,8 до 4,7 тысячи воинов (в зависимости от того, были ли сформированы Сторожевой и Передовой полки). Получается вполне представительный контингент для отражения типичного татарского набега. Пусть даже подобные цифры выглядят несерьезно на фоне «воя 100 000, посланы великим князем стерещи прихода царева», о которых говорит Казанский летописец. Вот только попали эти силы не в цель, а в молоко. 4 сентября до Москвы дошли известия, что 30 августа казанцы переправились через реку Суру в полутора сотнях верст от Нижнего Новгорода.

Казанский летописец сообщает:

«И собрався с Казанцы своими, и призва еще к себе на помощь 20.000 нагаи, и воюя, хрестьянство убивая, и прииде к Нижнему Нову Граду, и взяти его хотяше»[128].

Тогда этот город еще не стал восточными воротами Русского государства. После разорения ханом Едигеем в 1408 году и Улу-Мухаммедом в 1445-м Нижний Новгород вовсе превратился в захолустье. Деревоземляной детинец на возвышении сильно обветшал. Верхний посад и Почаинский овраг не были застроены. Великокняжеская администрация и войска переместились в Новый Городок, расположенный на холме в полутора километрах к югу от кремля. Вероятно, московским командованием допускалась сдача Нижнего Новгорода.

Первостепенной задачей представлялась защита муромского направления – на Владимир. Татары отлично знали о его приоритетности для Москвы и могли предвидеть, что туда великий князь отправит главные контингенты для отражения набега. Отсюда, по мнению ряда историков, и выбор в качестве цели второстепенного Нижнего Новгорода.

Кампания 1505 года оказалась лебединой песней наступательных устремлений Казанского ханства. Конечно, и в дальнейшем казанцы не перестали вторгаться в пределы Русского государства – достаточно вспомнить «Крымский смерч» 1521 года, в котором приняли участие войска казанского хана Сагиб Гирея. Совершались отдельные набеги даже во времена правления, казалось бы, московского ставленника Джан-Али, не говоря уже о периоде пребывания у власти в ханстве очередного протеже «Тавриды» Сафы Гирея.

Однако в 1505 году Казань в последний раз организовала относительно крупное наступление самостоятельно, хотя и при активном содействии ногайцев. Последующие нападения казанцев рассматриваются в историографии как результаты главным образом крымского влияния, да и возобновились вторжения казанских войск после этого эпизода еще нескоро.

Но вернемся в 1505 год. Прибытие из степи на помощь Мухаммед-Эмину ногайцев явно показывает их заинтересованность в ликвидации московского протектората над Казанью. Летопись рапортует о 60 тысячах казанцев и 20 тысячах ногайцев, которые подошли к городу. Эти «полевые сводки» стоит воспринимать лишь как фигуру речи, подобно 100 тысячам и 100 воинам Дмитрия Донского на Мамаевом побоище. Сколько же в реальности татар «явилось на экскурсию» в Нижний Новгород, сложно сказать из-за отсутствия каких-либо актовых материалов и других объективных источников. Речь может идти о нескольких тысячах воинов.

Редкие и обрывочные упоминания в летописях чаще всего говорят о нескольких сотнях казанцев, задействованных в набегах. Лишь в крупных операциях эти цифры вырастают до тысяч. Например, в битве под Суздалем войска Улу-Мухаммеда насчитывали 3,5 тысячи человек. По мнению ряда авторов, в таких летописных фрагментах зачастую всплывают интересные подробности, которые могли быть записаны только со слов очевидцев или взяты из военных донесений.

Как русский д’Артаньян спас Нижний Новгород

Как уже упоминалось, Нижний Новгород не был крепким орешком. Служилая корпорация города только начала складываться, а укрепления долгое время не обновлялись. С севера, запада и востока детинец надежно защищали высокие и крутые склоны Дятловых гор, которые поднимались на 70–80 метров над уровнем Волги. Учитывая навыки татар во взятии крепостей, с таким же успехом они могли штурмовать 200-метровую ледяную стену из саги Джорджа Мартина. Казанцы подошли к стенам кремля с наименее защищенной южной стороны и расположились на территории верхнего посада. На тот момент деревоземляные укрепления там отсутствовали.

Небольшой гарнизон под командованием воеводы Ивана Васильевича Хабара Симского укрылся в старом кремле в надежде на подмогу, которая запаздывала из-за ошибочно взятого курса на Муром. Но воеводу недаром прозвали Хабар, что означает «прибыток», «барыш», «удача». Наиболее ярко его имя «вспыхивает» в источниках дважды – под 1505 и 1521 годами. Этих эпизодов достаточно, чтобы назвать Симского русским д’Артаньяном XV–XVI веков. Когда казанцы с ногайцами подошли к городу, он не растерялся при виде превосходящих сил противника, а принял решение изыскать дополнительные ресурсы для борьбы с ними. По данным Казанского летописца, в Нижнем Новгороде находились в заточении 300 литовских жолнырей (стрельцов), плененных в битве на реке Ведроши в 1500 году. Скорее всего, на деле их было несколько десятков. «Русский д’Артаньян» выпустил пленников, вооружил пищалями и ручницами и поставил на стены для обороны города. Один из литовцев отличился особенно, каким-то чудом застрелив шурина царева – ногайского мурзу. Его смерть вызвала конфликт между казанцами и ногайцами.

Казанский летописец сообщает:

«…И застрелиша шурина царева Нагаиского мурзу, приведшаго Нагайские воя своя ко царю в помощь. Беста бо со царем стояще за некою церковью християнскою, думающи о взятии града, и понужающа воя своя ко приступу… и прилитев ядро, и удари его по персем, и вниде ему в сердцо и приде сквозь его, и тако исчезе нечестивы. И возмутишася Нагаи, аки птичья стада, оставше своего вожжа и пастыря. Бысть межю ими брань велика усобная, и почашася сечи Нагаи с Казанцы по своем господине, и много у града паде обоих стран…»[129]

Исследователь А.Г. Бахтин считает тем самым злополучным ногайским мурзой сына бека Мусы по имени Султан-Ахмед. Последний пропадает из источников как раз с 1505 года.

В результате этого инцидента ногайцы покинули своих союзников, а на обратном пути разграбили не только русские, но и казанские территории (земли мордвы, мещеряков, мари). Жолныри же убили множество врагов и внесли весомый вклад в снятие татарской осады. За такую помощь «литовцев», которые по большей части были православными и русскими, освободили из плена, вознаградили и отпустили восвояси.

Рассказ о привлечении литовских пленных встречается