Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

С первых же дней немцы отличились в Киеве своими погромами и расстрелами. На еврейском кладбище за один день было расстреляно и казнено 40.000 еврейского населения. Взрослое население расстреливалось из пулеметов, стариков и детей живьем бросали в Бабий Яр[366].

В июле 1942 года спецкор «Правды» Я. Макаренко оценивал общее число жертв оккупации в Киеве — в 86 тысяч, в том числе десятки тысяч в первые же дни[367].

15 октября 1942 года Эренбург поместил в выходившей на идише в Куйбышеве газете ЕАК «Эйникайт» статью «Обетованная земля», в которой процитировал дневник убитого немецкого ефрейтора Герберта Бехера — одного из расстрельщиков в Бабьем Яру:

Я не помню такой трудной работы. Полковник объявил, что мы уничтожили таким образом 56 тысяч врагов Германии[368].

Эту цифру (56 тысяч) знал, возможно, от Эренбурга, и Михл Танклевский — беглец из оккупированного Киева, в октябре 1943 года напечатавший в той же газете свои воспоминания о расстрельных днях[369].

До освобождения Киева Бабий Яр изредка попадал и в другие газеты — от центральной до локально-партизанской. Но в них упоминаний о еврейскости жертв уже и вовсе нет! Вместо них — абстрактные киевляне:

В первые же дни оккупации немцы расстреляли в Бабином Яру — 65.000 киевлян. К 29 марта число убитых в этом яру достигло, по заявлениям самих немцев, 89.000 человек.

Очевидцы рассказывают, что раненые часто подолгу кричали из глубины яра. Один 6-летний мальчик, закопанный немцами живьем, вылез из могилы и пришел в город. Недавно немцы расстреляли его... Черная фашистская ночь нависла над Киевом[370].

Но иногда этническая неокрашенность жертв комбинируется с ландшафтной фантастикой, как, например, в заметке Л. А. Коробова «Что творится в Киеве», опубликованной в самой «Правде» 15 мая 1943 года:

Бабий Яр — самое страшное место в Киеве. Раньше это был большой и глубокий овраг. Теперь здесь ровное место. Каждый день немцы на грузовиках привозили сюда мирных жителей. Палачи раздевали их, затем укладывали на дно оврага и расстреливали. Многие после того, как смолкала стрельба, еще кричали и просили о помощи. Но немцы наваливали на них следующий ряд обреченных, и снова начинали строчить автоматы. Так заравнивался Бабий Яр...[371]

Художник Николай Адрианович Прахов в своем датируемом ноябрем 1943 года свидетельстве приводит, ссылаясь на слухи, такие две цифры числа расстрелянных в Бабьем Яру евреев — именно евреев: 72 и 80 тысяч[372].

В оккупированный Киев время от времени приезжали иностранные журналисты, в том числе, до Перл-Харбора, и самые настырные — американские, так что от сопровождавших их представителей оккупационных властей требовалось немалое искусство для того, чтобы скрыть правду о том же Бабьем Яре. Искусством этим они владели не вполне, так что уже в октябре первые сведения о кровавой бане стали известны. В Киеве одним из таких сопровождающих был капитан Ганс Кох (1894-1959)[373], но и он вынужден был признать, что журналисты уже «в курсе»[374].

Поскольку очевидцы, а то и участники расстрелов иногда ездили из армии домой в отпуска, постольку эхо правды о Бабьем Яре докатывалось и до Германии. Так, Виктор Клемперер 19 апреля 1942 года записал в дневнике то, что его арийка-жена слышала от одного шофера-полицейского:

Чудовищные массовые убийства евреев в Киеве. Маленькие дети, которых убивают головой об стену, мужчин, женщин, подростков расстреливали тысячами и сваливали в одну кучу, после чего взорвали склон и погребли массу тел под взрывающейся землей[375].

Докатывалось аж до Англии — вместе с немецкими военнопленными!

Немного источниковедения

Соотнесемся с этнодемографическими параметрами трагедии в Бабьем Яру и в Киеве.

Обратимся к источникам. Увильнуть, как от историографии, тут уже не получится, уж больно они своеобразны. Первый — банальный — слой: советские переписи и учеты, второй — небанальный: отрывочные данные учетов населения, дважды во время оккупации проводившихся, по согласованию с немецкой администрацией, Киевской управой бургомистра Л. Форостовского. Третий — историография, включая радиопередачи и газетные статьи.

Тематическая специфика недвусмысленно указывает на необходимость работы со статистикой жертв немецких преступлений, прежде всего насильственной смертности, — расстрелов оккупантами евреев, коммунистов-подпольщиков, военнопленных и других категорий потенциальных «врагов Рейха»[376]. И тут источники — как первичные архивные, так и опирающиеся на них литературные — могут иметь самое разное происхождение.

Первая их группа — это советские документы: акты ЧГК[377], допросы и другие следственные и судебные материалы процессов над немецкими преступниками. Вторая группа — аутентичный документооборот немецких (Третьего рейха) карательных, экономических и других органов. Третья группа — международная: следственные и судебные материалы процессов над немецкими военными преступниками — как международных (Нюрнбергский и Токийский трибуналы), так и национальных (в ФРГ, ГДР, Польше, США, Франции, Великобритании, Югославии, Израиле и др.). Грубо говоря, архетипически первая группа источников является частью третьей. И, наконец, четвертая группа: материалы, собранные и/или опубликованные различными некоммерческими общественными организациями и частными лицами, — как исследователями, так и коллекционерами. Чаще всего это различные эго-документы — дневники, воспоминания, интервью и прочие свидетельства участников или современников событий, иногда — подлинные документы.

Для нас особый интерес представляет вторая группа — своего рода бюрократическое селфи немецких карательных органов. И сразу же укажем тут на беспрецедентное по своей полноте и научному качеству трехтомное издание «Документы эйнзатцгрупп в Советском Союзе», составленное К.-М. Малльманом, А. Ангриком, Й. Маттеусом и М. Кюпперсом и подготовленное в дармштадтском «Научном книжном издательстве» в 2011— 2014 годах[378].

Первый том охватывает все «Сообщения о случившемся» — сводки отчетов каждой из эйнзатцгрупп, отправляемые в Берлин, в РСХА, — за 1941 год. Каждый такой отчет содержит информацию по группе в целом и по отдельным командам, в том числе и статистику расстрелов и других карательных действий, часто с указанием городов и даже сел, где это происходило. Бесценный источник для краеведов, но, увы, для демографов в меньшей степени, поскольку континуальности в этих данных нет!

Первое «Сообщение» датировано уже 23 июня, а последнее в 1941 году — за № 149 — 22 декабря. Вплоть до ноября сводные «Сообщения» были вообще ежедневными, но в ноябре — декабре частота и ритмичность нарушились: было отправлено, соответственно, всего 12 и 10 «Сообщений».

В контексте Бабьего Яра существенно и другое. У каждой айнзатцгруппы внутри корпуса этих «Сообщений» была своя регулярность, а точнее,