Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века - Роман Юлианович Почекаев

родственные связи царя с Бугой, видимо, значили больше, чем факт установления его невиновности: он направил 12 своих воинов, которым велено было забрать царя и казнить. Царю позволили помолиться, после чего ему отрубили голову[112]. Примечательно, что его сына Давида также собирались казнить, но нойон Тогачар сумел убедить ильхана передать царевича под свой надзор (возможно, в силу его возраста) [Там же, с. 131–132].

Хронист сообщает, что тело Деметре II долгое время не позволяли забрать его спутникам и его пришлось выкрасть, чтобы увезти в Грузию и похоронить. Однако при этом не сообщается, что ильхан как-то наказал за такое неповиновение его воле. Более того, ни супруга (в «Хронографе» не уточняется, какая именно), ни дети царя не подвергались преследованиям. Напротив, ильхан выделил царице владения в качестве содержания, а Давид, сын Деметре, после скоропостижной смерти своего двоюродного дяди Вахтанга занял престол [Там же, с. 133, 134–135]. Таким образом, как и в деле Салынды, суд и казнь вассального правителя за участие в заговоре против монарха-сюзерена не повлияла ни на судьбу семейства казненного правителя, ни на положение вассального владения в целом. Основным последствием (опять же как и в предыдущем случае) стало усиление контроля чингисидской администрации за ситуацией в зависимом государстве.

Какие же выводы позволяет сделать анализ казусов, связанных с судами над вассальными правителями, которые обвинялись в сообщничестве с преступниками из числа подданных ханов Чингисидов?

Прежде всего, особый статус правителей зависимых государств, формально не входивших в правовое поле Монгольской империи и ее улусов, практически не принимался во внимание, когда правители Чингисиды усматривали в их действиях преступления против государства: заговоры, мятежи и проч. Соответственно, в таких случаях на них распространялись нормы монгольского имперского законодательства и они становились подсудными тем же органам власти, какие разбирали аналогичные преступления, совершенные непосредственно подданными потомков Чингис-хана. Вместе с тем то, что эти вассальные правители изначально рассматривались только как сторонники казненных мятежников, подтверждается тем фактом, что после казни и идикута Салынды, и царя Деметре II репрессии не коснулись их семейств (в отличие от заговорщиков из числа Чингисидов и монгольской знати соответственно) и владения казненных были сохранены за их ближайшими родственниками.

Полагаем, аналогичные выводы можно применить и к ситуации с преданием суду и казнями в Золотой Орде русских князей, тем самым устраняя кажущееся противоречие между автономным положением русских земель по отношению к ханам-Джучидам, с одной стороны, и применением к этим землям монгольских имперских уголовных и процессуальных норм – с другой.

Дело об измене сюзерену: суд над Муин ад-Дином Перване

Одним из ярких примеров суда монгольских правителей над своими вассалами является разбирательство по делу сельджукского сановника Муин ад-Дина Сулеймана, более известного в источниках и историографии под прозвищем Перване (также фигурирует как Перванэ, Парвана, Парман и проч.), имевшее место в 1277 г. Сведения о жизни и смерти этого деятеля содержатся в сообщениях различных средневековых авторов – арабских, персидских, христианских. Как представляется, это позволяет воссоздать достаточно объективную картину причин и хода суда над ним, а также разобраться в причинах вынесения ему смертного приговора.

Перване сыграл весьма значительную роль в истории Сельджукского султаната середины XIII в. и особенно в истории развития его отношений с властями монгольского Ирана. Весьма показательно, что Перване был сыном Мухаджиб ад-Дина Али Дейлеми, везира султана Гийас ад-Дина Кей-Хосрова II (1237–1246), – именно Мухаджиб ад-Дин заключил первый мирный договор с монголами после разгрома своего патрона в битве при Кёсе-даге в 1243 г. Соответственно, Перване, можно сказать, унаследовал от отца контакты с монгольскими правителями Ирана и в течение долгих лет пользовался их поддержкой для укрепления собственной власти и влияния (см., например: [Гордлевский, 1960, с. 34, 170; Hillenbrand, 1993, р. 479]).

Своим прозвищем Муин ад-Дин был обязан занимаемой им должности: так именовался чиновник, в ведении которого находился надзор за владениями, пожалованными за военную службу, а также оформление документов, закреплявших статус этих владений и обязанности их обладателей перед султаном. И хотя впоследствии Муин ад-Дин занял пост везира, название его прежней должности превратилось, по сути, в его личное прозвище [Гордлевский, 1960, с. 169; Запорожец, 2017, с. 326].

Возвышение Перване происходит в конце 1250-х – начале 1260-х годов, когда началась вышеописанная борьба за власть между братьями-соправителями – султанами Изз ад-Дином Кей-Кавусом II (1246–1262) и Рукн ад-Дином Килич-Арсланом IV (1249–1265), которые ранее были вынуждены разделить власть, но затем вступили в противостояние за контроль над всей территорией султаната. Перване, к этому времени женившийся на вдове их отца Кей-Хосрова II Гюрджи-хатун (грузинской царевне Тамар, дочери царицы Русудан), принял сторону Килич-Арслана IV и сумел путем интриг добиться в 1262 г. изгнания Кей-Кавуса II из государства. Достичь этого ему удалось с помощью доноса властям монгольского Ирана: он обвинил султана в тайной переписке с мамлюкским Египтом, который был главным врагом Хулагуидов практически на протяжении всего их правления [Рашид ад-Дин, 1960, с. 197; Amitai-Preiss, 1995, р. 151; Yildiz, 2006, р. 301] (см. также: [Шенгелия, 1984, с. 238; Шукуров, 2017, с. 274])[113].

После изгнания Кей-Кавуса II Перване становится фактическим временщиком Сельджукского султаната и получает от ильхана Хулагу (1256–1263) ярлык о назначении на должность его наместником в султанате, т. е. фактически монгольским даругой [Рашид ад-Дин, 1946, с. 61; Сейфеддини, 1968, с. 70; Bar Hebraus, 1932, р. 442; Yildiz, 2006, р. 321] (ср.: [Запорожец, 2017, с. 363; Hillenbrand, 1993, р. 479]).

В 1264 г. Перване сумел получить от ильхана «царственный ярлык», позволяющий ему отвоевать стратегически важный город Синоп у Трапезундской империи[114]. Взяв город после продолжительной осады, везир испросил у султана Килич-Арслана IV его себе во владение, на что тот дал согласие, поскольку «ни при каких обстоятельствах, кроме как при возглашении “шахады”, из уст султана Рукн ал-Дина не исходило слово “нет”» (цит. по: [Шукуров, 2001, с. 166]; см. также: [Шукуров, 2017, с. 390; Yildiz, 2006, р. 313]). В дальнейшем Перване увеличил свой удел за счет таких городов, как Амасья, Самсун и Сивас. В своих владениях он старался развивать экономическую и культурную инфраструктуру, строя медресе, караван-сараи и проч. Его потомки, создавшие династию Перванеогуллары (Перванезаделер), управляли этими регионами с 1290-х до середины 1320-х годов [Гордлевский, 1960, с. 67, 148; Запорожец, 2017, с. 376; Кононенко, 2016, с. 61–62; Шукуров, 2001, с. 374; Yildiz, 2006, р. 315].

В 1265 г. положение Перване при дворе пошатнулось: султан Килич-Арслан IV почувствовал себя на троне достаточно уверенно и вознамерился избавиться от опеки всесильного временщика. Узнав об этом, Перване прибег к испытанному средству – доносу о поддержании султаном тайной переписки с мамлюкскими правителями Египта и Сирии. Ильхан Абага дал ему приказ избавиться от неблагонадежного правителя, и Килич-Арслан IV был задушен тетивой лука[115], хотя населению султаната было сообщено о его смерти от болезни[116]. Новым правителем стал сын умерщвленного султана Гийас ад-Дин Кей-Хосров III (1265–1282), которому, по одним сведениям, было шесть лет, по другим –