Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны - Владимир Владимирович Беляков

Все это время мы переписывались. Обменивались семейными новостями, обсуждали горячие международные новости. Подчас меня это удивляло, но наши взгляды на мир никогда не расходились. И поэтому 2 июня 2006 года я встретил Джейн в аэропорту Домодедово как родную. После стольких лет заочного знакомства со мной она просто не могла по пути в Варшаву не остановиться в Москве. Вместе с Джейн прилетел и ее племянник Роберт.

Гостиницу МакИверы заказали себе скромную, но приличную, в арбатских переулках. Едва бросив вещи в номерах, Джейн и Роберт спустились вниз. Мы дошли до метро «Смоленская», и через четверть часа уже были на Поклонной горе, возле мемориального комплекса, посвященного победе советского народа в Великой Отечественной войне. Дело шло к вечеру, музей был уже закрыт. Грандиозный комплекс золотило уходящее солнце, лишь подчеркивая его величие.

Три дня я показывал гостям, прилетевшим с другого конца света, Москву. Прошли пешком по Арбату до Кремля, побывали в его музеях и на Красной площади. Посетили Музей изобразительных искусств имени Пушкина и храм Христа Спасителя. Прокатились на речном трамвайчике по Москве-реке.

Роберту очень хотелось попасть в музей космонавтики. Ладно, отправились на бывшую ВДНХ. Там когда-то был роскошный павильон «Космос». Увы, его экспозицию давно растащили, вместо нее – киоски с рассадой и садовыми принадлежностями. Сам музей космонавтики, расположенный у входа на ВДНХ, под взвившейся в московское небо ракетой, оказался закрытым на реконструкцию. Роберт был разочарован, но что поделаешь! Зато гости явно получили удовольствие, побывав у нас на даче. Жарили шашлык, пили чай из самовара… «Какие-то они совсем свои», – сказала мне потом жена. Единственной проблемой было то, что их английский оказался весьма далек от классического, чего в письмах Джейн заметно не было, и мне приходилось постоянно переспрашивать.

Дни пролетели быстро. Обратно из Варшавы Джейн летела уже через Вену, а не через Москву, причем одна: Роберт решил посетить заодно Париж. А в конце лета я получил от нее подробное письмо с рассказом о том, что она увидела в Польше.

В Варшаве Джейн встретили новозеландские дипломаты и отвезли ее в национальный Совет охраны памяти борьбы и мученичества. Там она узнала, что в имеющихся документах о перезахоронении из Модлы в Болеславец есть серьезные разночтения. В одних говорится об останках 60 человек, в других – только о 40. Так что возможно, что часть могил так и не была вскрыта.

Это предположение опроверг пожилой житель Модлы. По его словам, все могилы были вскрыты. Импровизированное кладбище состояло из трех рядов, посередине – монумент. Могила без звезды, в которой, возможно, и покоился Лесли, была крайней слева от мемориала.

Бывшее кладбище сильно заросло, но монумент все еще стоит. Местные жители зажигают возле него свечи. Значит, помнят…

От здания, в котором в феврале 1945 года находился советский военный госпиталь и где умер Лесли МакИвер, сохранилась лишь одна стена. В 1961 году второй его этаж сгорел, и после этого здание забросили.

Из Модлы Джейн поехала в Рукенвалдау (Вержбова), где располагался Stalag VIIIA – лагерь военнопленных, в котором провел последний период своей жизни ее дядя. Сначала ей бросилось в глаза кладбище. «Оно в хорошем состоянии, – написала мне Джейн, – и я уверена, что там все еще покоятся останки 16000 погибших в лагере русских». Сохранились и некоторые здания, как они были описаны в воспоминаниях бывших узников лагеря.

В Болеславце Джейн познакомилась с местным краеведом паном Абрамовичем. Он показал ей два списка – тех, чьи останки были эксгумированы в Модле, и тех, кто похоронен в мемориальном комплексе в центре Болеславца. В последнем списке есть 25 имен бывших военнопленных разных национальностей, но ни одно из них и близко не похоже на имя Лесли МакИвера.

Пан Абрамович считает, что дядя Джейн все еще похоронен в Модле. Он пообещал ей продолжить поиски и выразил уверенность в том, что в следующий раз они встретятся у могилы Лесли.

Из Польши Джейн вернулась с убеждением, что пан Абрамович был прав, что останки ее дяди в Модле не были потревожены. Но выяснить это можно, лишь произведя раскопки на бывшем кладбище. Если будут обнаружены останки, то последнее слово – за анализом ДНК. «Получить разрешение на раскопки будет трудно из-за сильной бюрократии в Польше», – написала мне Джейн.

Многолетнее расследование судьбы дяди подтолкнуло Джейн к мысли о том, что стоит написать книгу о скитаниях его и соотечественников-новозеландцев в годы Второй мировой войны. То, что к ее профессии риэлтора историко-литературное творчество никакого отношения не имеет, племянницу Лесли не смущает. Ведь набралось уже столько уникального материала! Много полезного на этот счет дала поездка в Польшу. Но там МакИвер провел последние месяцы жизни. А начиналась для него война в Египте и продолжилась в Ливии. Туда и отправилась Джейн осенью 2007 года вместе с двумя сыновьями ветеранов из Англии и Новой Зеландии, предварительно получив от местных властей все необходимые разрешения. Маршрут на внедорожниках протяженностью более 5000 км, преимущественно по пустыне, проходил по следам диверсионно-разведывательной группы, в которой служил Лесли.

В каирской Цитадели участники экспедиции нашли казармы, в которых размещались новозеландцы. В Эль-Аламейне Джейн была поражена обилием имен соотечественников на надгробных плитах мемориала союзников. В оазисе Сива, на границе с Ливией, она увидела те же ванны Клеопатры, что и ее дядя.

Из Сивы экспедиция перебралась в Ливию и направилась в оазис Куфра, где в годы войны была база диверсионно-разведывательной группы. Побывала Джейн и в том месте, где ее дядя попал в плен. Дальше группа двинулась на север, к Бир-Хашейму, который когда-то так упорно защищали французы. По дороге попадались остатки грузовиков, куски колючей проволоки. Недалеко от Бир-Хашейма наткнулись на развалины госпиталя с выложенным из камня и хорошо сохранившимся крестом. Оттуда выехали на побережье и направились на запад, к Триполи.

Узнав о подготовке новой экспедиции Джейн, я напомнил ей о моих собственных поисках. В Ливии я бывал не раз, но путешествовать по пустыне там не приходилось. Вдруг она обнаружит какие-нибудь «русские следы»? Ведь, как писал профессор А.З. Егорин, во время отступления итало-немецких войск «русские рабы» Роммеля «пустились в бега по пустыне и оазисам, кто куда мог, и в этом им помогали местные племена Ливии и Туниса». И далее: «Затаившиеся же в пустыне беглецы приняли ислам и арабские имена и “растворились” среди бедуинов так, что до сих пор об их судьбе ничего