Русские солдаты в Северной Африке (1940–1945 гг.). Эль-Аламейн: неизвестные страницы войны - Владимир Владимирович Беляков

просьбе попытался найти место захоронения Лесли. Он считает, что мой дядя скорее всего был похоронен не вместе с русскими, а рядом с ними. На одной из могил не было звезды, и местные считают, что это была могила немца. Но я думаю, что это могила Лесли. Вот бы найти документы о перезахоронении! Тогда все сразу стало бы ясно».

Я ответил Джейн, что вестей из Варшавы пока нет, зато есть вести из Петербурга. И перевел на английский язык и отправил ей письмо из Военно-медицинского архива.

Джейн была чрезвычайно рада. «Ваше письмо очень много значит для меня и моей семьи, – ответила она. – Теперь мы точно знаем, когда и отчего скончался Лесли. Правда, это случилось на пару дней раньше, чем мне когда-то сообщил его товарищ, но для военнопленных это не такая уж редкая вещь. Подчас они не знали, какой сегодня день».

«У меня грустная новость, – писала дальше Джейн. – Мой единственный оставшийся в живых дядя умирает. Он один из старейших марксистов в Новой Зеландии. Дядя хранил свою веру все эти годы, несмотря на преследования полиции в 1960-е годы и тот факт, что почти всю свою жизнь он провел под негласным надзором (что в Новой Зеландии большая редкость). Он безобидный, любящий человек. Вообще наша семья очень интересна в этом отношении. Ее представители занимают от крайне правой до крайней левой политической позиции. А еще одни глубоко верующие, а другие атеисты. Но живем дружно. Прямо образец для подражания остального мира!»

Через несколько дней мне опять позвонил полковник Семидетко и сказал, что представитель Военно-мемориального центра в Варшаве не смог найти документы о перезахоронении останков советских солдат из Модлы в Болеславец.

Перезахоронение, причем, возможно, не только из Модлы, скорее всего было вызвано желанием командования ликвидировать мелкие кладбища и сосредоточить останки погибших в сравнительно крупных городах. Так за мемориалами легче ухаживать. Но не исключаю, что было и другое соображение. Дело в том, что в военной истории России Бунцлау – Болеславец занимает весьма заметное место. В этом городе умер Кутузов.

«18 апреля (1813 года. – В.Б.) пришлось сделать остановку в Бунцлау, – пишет П.А. Жилин в книге «Фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов», изданной в Москве в 1988 году. – Кутузов со своим штабом остановился в небольшом двухэтажном доме. Будучи тяжело больным, он продолжал руководить войсками. Но болезнь быстро прогрессировала. В среду 28 апреля в 21 час 35 минут фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов скончался».

Тело покойного забальзамировали и положили в цинковый гроб. Туда же у изголовья поместили небольшой серебряный цилиндр с набальзамированным сердцем. Гроб отправили в Петербург, и 25 июня тело Кутузова было захоронено в Казанском соборе. Но при бальзамировании из тела вынимают не только сердце, но и другие внутренние органы. Их положили в небольшой свинцовый гроб и, как пишет П.А. Жилин, «8 мая захоронили на холме близ польской деревни Болеславец, в двух км западнее Бунцлау». Через год на этом месте был установлен памятник. А в 1821 году был установлен памятный обелиск и на центральной площади Бунцлау.

Во время Великой Отечественной войны Бунцлау, а возможно, и Модлау, освобождала от фашистов 55-я гвардейская танковая бригада, которой командовал друг моего отца, Герой Советского Союза полковник Давид Абрамович Драгунский (1910–1992). Произошло это 10 февраля 1945 года, на следующий день после того, как Лесли МакИвер был ранен и попал в советский полевой госпиталь. Об этом эпизоде Драгунский подробно написал в своих мемуарах «Годы в броне», изданных в Москве в 1973 году.

После боя Драгунский и группа офицеров его бригады поехали в центр города. На гранитном обелиске они увидели надпись: «До сих мест полководец Кутузов довел победоносные войска российские, но здесь смерть положила предел славным его делам. Да будет благословенна память героя».

Советских офицеров удивило, что в немецком городе сохранился не только обелиск в память Кутузова, но и дом, в котором он умер, и даже его кровать. Впрочем, как пояснил им немец-учитель, русские солдаты, преследовавшие армию Наполеона, пришли сюда как освободители. «А немцы, – сказал учитель, – умеют хранить свои реликвии…»

Во второй половине дня бригада двинулась на запад. Дорога шла мимо холма с мемориалом Кутузова. «Я остановил бригаду, – вспоминает Д.А. Драгунский. – На площадке перед могилой выстроились танкисты, автоматчики, артиллеристы, саперы, связисты. У самого памятника остановился танк “Кутузов”. Его построили на собственные средства и подарили нам уральцы. Боевая, видавшая виды машина стала на какое-то время импровизированной трибуной. Начальник политотдела Дмитриев открыл митинг. Просто и задушевно выступили несколько человек…

Прогремел троекратный салют. Раздалась команда “По машинам”. Колонна тронулась в путь. Она шла на запад, в глубь Европы, шла по старым кутузовским дорогам, шла к победному завершению войны».

Книгу Д.А. Драгунского я цитирую по экземпляру, который он когда-то подарил моему отцу, снабдив ее следующей надписью: «Владимиру Ивановичу Белякову (Володе). Прошу принять эту книгу, посвященную нашему поколению, нашей дружбе, нашей беспредельной преданности Родине. На память о совместной службе в 4 стр. полку в 1933 году, об учебе в Саратовском бронетанковом училище, о боях на Хасане, об учебе в Академии Фрунзе (а где мы еще не были вместе?). Твой друг Д. Драгунский. 8.9.73».

Книгу эту я бережно храню, как и вырезку из газеты «Неделя», которую подарил мне дядя Дима – так я звал Драгунского с детства. Накануне 35-й годовщины Победы журналисты газеты взяли у него подробное интервью – к тому времени уже генерал-полковника, дважды Героя Советского Союза (вторую звезду героя он получил за взятие Берлина и Праги), начальника Высших офицерских курсов «Выстрел». На полях он размашисто написал: «Володе Белякову (младшему) – в знак глубокого уважения и пожелания следовать в жизни дорогами своих отцов. Всегда Ваш Д. Драгунский. 8.8.1980».

А моя старшая сестра хранит папины награды. Два ордена Красного Знамени (первый из них он, как и Драгунский, получил за отражение японской агрессии в августе 1938 года на Дальнем Востоке, у озера Хасан, где был ранен), четыре ордена Красной Звезды и десяток медалей.

Так судьба семьи МакИвер из очень, очень далекой от нас Новой Зеландии неожиданно коснулась судьбы советской семьи Беляковых…

Я написал об этом Джейн. Она была несказанно удивлена. И сообщила мне такую новость: «Я получила из Польши известие о том, что, согласно документам польского Красного Креста, в списке перезахороненных в Болеславце советских солдат Лесли МакИвер не значится. Видимо, его могила – та самая, без звезды, под оградой церкви в Модле. Ладно, скоплю денег и поеду в Модлу сама».

Письмо было