Дельфийский Оракул - Уильям Брод

покой. На Закинфе ему удалось не только устроить своим студентам запоминающуюся практику, но и узнать многое такое, что поможет прояснить проблему Дельф. Для него было очевидно, что раскаленные глубины Закинфа действовали как нефтеперегонный завод, перерабатывая битум в комплекс продуктов. Студенты собрали образцы смолы, нефти, газа и парафина. Широкий ассортимент таких продуктов свидетельствовал о том, что внизу бушует высокая температура, что было вполне объяснимо. В конце концов, в широком просторе Средиземноморья Закинф располагался в местах, где африканская плита поднырнула под греческий материк, вспучив, раскалив и перетряхнув все, что было вокруг.

Как знает любой инженер-нефтехимик или геолог, который занимался когда-либо работой в нефтяной промышленности, для извлечения простых газов из сырой нефти не нужно много тепла — меньше ста градусов по Фаренгейту или сорок градусов по Цельсию. Дело в том, что газы состоят из цепочек атомов углерода, которые не бывают длинными, один-пять атомов, не больше, — и поэтому их молекулы очень летучи. Для отделения более сложных углеводородов — бензина (пять-десять атомов углерода), керосина (десять-двенадцать атомов углерода), мазута (пятнадцать-восемнадцать атомов углерода), смазочного масла (шестнадцать-восемнадцать) и дегтя и асфальта (тридцать-пятьдесят) — требуются намного более высокие температуры.

Исследования на Закинфе показали, что Греция, страна, бедная пригодными для добычи запасами нефтехимических ископаемых, тем не менее обладает многими производными сырой нефти, которые могут подниматься на поверхность земли. По сути дела, они обнаруживались так часто и в таком разнообразии, что де Бур просто не ожидал увидеть остров, хранивший в себе необычайно много видов побочных нефтепродуктов. Следовательно, заключил де Бур, это очень убедительно говорило о том, что недра Закинфа подогреваются внутренним жаром сильнее, чем в Дельфах.

Это не значило, что недра Дельф должны были кипеть. Де Бур знал, что требуется совсем не такое большое количество тепла, чтобы битуминозные известняки под храмом Аполлона высвобождали газы, которые, как он считал, вдыхали Оракулы.

Теперь дело было за тем, смогут ли они с Хейлом обнаружить убедительные доказательства присутствия древних газов в Дельфах, в каких-то полутора сотнях километров от Закинфа, по ту сторону Ионического моря и Коринфского залива. Судя по всему, так оно и должно было быть. Оба места не только находились в одной области и совсем по соседству, но по всему было видно, что они обладают общими признаками.

Раздумывая над полученными результатами и о том, что находится в Дельфах, де Бур с особенным удовольствием вспоминал красоту пересекающихся разломов на пляже Ксигии. Так элегантно очерченные, так замечательно открывающиеся и так легко доступные для исследования явления встречаются исключительно редко. Стык пород выглядел настолько отчетливым, что как геологу ему не с чем было это сравнить. На Закинфе он со своими студентами не нашел в средней части разлома, поделившего остров на две части, ни нефти, ни газа, ни битума. Но на пляже Ксигии нефтепродукты выливались на поверхность в месте, где пересекались две расщелины. Возможно, то же самое происходило и на берегу в Кери, хотя удостовериться они не могли, потому что эта геологическая структура лежала под болотом.

Во всяком случае, их находки на Закинфе добавили свежих доказательств в подтверждение идеи, что под храмом Аполлона в Дельфах находится место пересечения двух разломов. Похоже, у де Бура оказалось еще больше возможностей ответить на вопрос Хейла.

На другом конце мира в Луисвилле Хейл изнывал от нервного ожидания. Из Греческой археологической службы министерства культуры Греции пришел пакет с афинским штемпелем. Это был ответ, которого они так долго ждали. Со времени их первой попытки получить разрешение на взятие образцов прошел год. Археолог, как и геолог, лично для себя решил, что Американская археологическая школа, вероятно, была права и что греки никогда такого разрешения не дадут.

Письмо было написано на греческом. Хейл знал древнегреческий, а знакомство с современным языком было слишком поверхностным, чтобы разобраться в содержании письма и его приложениях, которые казались официальными документами со множеством печатей и марок. От одного размера пакета у него поднялось настроение. Вряд ли простое «нет» могло быть таким пространным. Он осмелился надеяться, что Афины удовлетворили их просьбу.

Перелистав списки студентов, он нашел студентку, принадлежавшую к греческой православной церкви в Луисвилле. Нет, сказала она, она не владеет греческим, но у нее есть друг', который владеет.

Около полудня он вошел в кафе «Сити», на одной из центральных улиц города, славившееся хорошими ленчами. Друг студентки уже был там. Познакомившись и обменявшись с ним общими фразами, Хейл вынул греческие документы. Молодой человек молча просмотрел их. Через секунду у него засияло лицо.

— Да, да, — сказал он, — ваши надежды не напрасны. Вам дали разрешение!

В первый момент Хейл от возбуждения не мог произнести ни слова. Произошло невероятное. Юноша дал приблизительный перевод. За руководством археологического музея в Дельфах, как значилось в письме, остается последнее слово в отношении процесса взятия образцов, афинские же власти дали принципиальное согласие на этот акт. По окончании ленча Хейл с удовольствием заплатил по счету.

Еще не веря в свое счастье, он отправился в главную библиотеку Луисвилльского университета. Большой греческий словарь помог ему сделать скрупулезный, слово за словом, перевод. Он не хотел пропустить ни одного нюанса или оговорки. Все было так, как сказал молодой человек. Они получили разрешение. Мало того, в соответствии с их просьбой им будет разрешено взять десять образцов дельфийского травертина и вывезти из Греции бесценные камни для проведения анализа.

Найти университетских профессоров в летнее время дело нелегкое, так как многие разлетаются по миру, как листья по ветру. Они путешествуют, они бродят, они лазают по горам, они ездят тут и там. Перед этим, в июне, Хейл был в Португалии. Теперь стоял конец лета 1997 года, и археолог, несмотря на то что был близким партнером де Бура, никак не мог разыскать его. Оказалось, что геолог во Франции, проводит время в своем доме. В августе Хейл сумел раздобыть его телефонный номер и позвонил ему.

— Мы его получили! — выпалил он. — Мы получили разрешение взять образцы травертина!

Де Бур пришел в восторг, что было совершенно ему не свойственно, обычно он был человеком очень сдержанным. Наконец-то после буранов и гроз солнечный Аполлон улыбается им. Они с Хейлом стали договариваться о том, когда смогуг поехать в Грецию. Поездка могла состояться в начале весны следующего года, в марте 1998 года. Это будет почти вторая годовщина их первой поездки. Хейл сообщал де Буру о том, что планирует сделать доклад об их проекте. Мало-помалу археолог справлялся со своим беспокойством по поводу недостаточно веских