Блог «Серп и молот» 2021–2022 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2021–2022 читать книгу онлайн
У нас с вами есть военные историки, точнее, шайка клоунов и продажных придурков, именующих себя военными историками. А вот самой исторической науки у нас нет. Нельзя военных разведчиков найти в обкоме, там они не водятся, обкомы вопросами военной разведки не занимаются. Нельзя военных историков найти среди клоунов-дегенератов. Про архивы я даже промолчу…
(П. Г. Балаев, 11 октября, 2021. Книга о начале ВОВ. Черновые отрывки. «Финская война»)
Вроде, когда дело касается продавца в магазине, слесаря в автосервисе, юриста в юридической фирме, врача в больнице, прораба на стройке… граждане понимают, что эти профессионалы на своих рабочих местах занимаются не чем хотят, а тем, что им работодатель «нарезал» и зарплату получают не за что получится, а за тот результат, который работодателю нужен. И насчет работы ученых в научных институтах — тоже понимают. Химик, например, работает по заданию работодателя и получает зарплату за то, чтобы дать тот результат, который работодателю нужен, а не тратит реактивы на своё хобби.
Но когда вопрос касается профессиональных историков — в мозгах публики происходят процессы, превращающие публику в дебилов. Мистика какая-то.
Институт истории РАН — учреждение государственное. Зарплату его научным сотрудникам платит государство. Результат работы за эту зарплату требует от научных сотрудников института истории государство. Наше российское. Какой результат нужен от профессиональных историков института истории нашему государству, которое финансирует все эти мемориалы жертвам сталинских репрессий — с двух раз отгадаете?
Слесарь в автосервис приходит на работу и выполняет программу директора сервиса — ремонтирует автомобили клиентов. Если он не будет эту «программу» выполнять, если автомобили клиентов не будут отремонтированы — ему не то, что зарплаты не будет, его уволят и больше он в бокс не зайдет, его туда не пустят. Думаете, в институтах по-другому? Если институты государственные — есть программы научных исследований, утвержденные государством, программы предусматривают получение результата, нужного государству. Хоть в институте химии, хоть в институте кибернетики, хоть в институте истории.
Если в каком-нибудь институте кибернетики сотрудники не будут давать результата нужного государству в рамках выполнения государственных программ, то реакция государства будет однозначной — этих сотрудников оттуда выгонят.
Но в представлении публики в институте истории РАН нет ни государственных программ исследований, ни заказа государства на определенный результат исследований, там эти Юрочки Жуковы приходят на работу заниматься чисто конкретно поиском исторической истины и за это получают свои оклады научных сотрудников государственного института.
А потом публика с аппетитом проглатывает всю «правду» о Сталине, которую чисто конкретно в поисках истины наработали за государственную зарплату эти профессиональные историки, не замечая, каким дерьмом наелась.
Вроде бы граждане понимают и знают, что наши государственные чиновники выполняют волю правительства, которое действует в интересах олигархата, и верить этим чиновникам может только слабоумный. Но когда дело касается вопросов к профессиональным историкам, чиновникам государства в институте истории РАН, то всё понимание куда-то исчезает, Витенька Земсков и Юрочка Жуков становятся чисто конкретными независимыми искателями правды о Сталине и СССР. За оклады и премии от государства…
(П. Г. Балаев, 30 августа, 2022. «Профессиональные историки и историки-самозванцы»)
-
Прибыл Синцов в штаб полка Серпилина под Могилевом поздно ночью. Командир полка сначала отругав его за ночные хождения и пригрозив, что заставит лежать на земле до утра, потом зачем-то заявил, что он слышать не желает ни о каких диверсантах. А чего тогда ругался?
Утром знакомство газетчика Синцова с Серпилиным началось с того, что командир полка начал хвалить немцев за тактику, без всякого к тому повода:
«— Как вы думаете, товарищ комбриг, — спросил Синцов, — что будет сегодня: бой или тишина? — Ему передалось сдержанное волнение Серпилина, и смутная догадка шевельнулась в его душе.
— Боюсь, что тишина, — подумав, ответил Серпилин, — боюсь, что сегодня попробуют проткнуть там, где послабей. Я был и остаюсь высокого мнения о тактике немцев, они неплохие тактики, — добавил он с каким-то непонятным для Синцова вызовом и усмехнулся жестко и напряженно чему-то, о чем вспомнил, но не сказал.»
По ходу «пьесы» выясняется, что за восхваление немецкой армии Серпилина в 1937 году на десятку в лагеря и закатали:
«Непосредственным поводом для ареста послужили содержавшиеся в его лекциях и бывшие тогда не в моде предупреждения о сильных сторонах тактических взглядов возрожденного Гитлером вермахта.»
Сам Ежов, лично, его делом занимался. Четыре года отсидел, пока не освободили совершенно неожиданно, ничего не сказав, и уже на второй день после освобождения отправили на фронт. Ну, мы-то знаем, что Сталин, как только началась война, испугался немцев, которых он считал дурачками, поэтому сажал всех, кто их хвалил за сильную тактику, поэтому всех посаженных талантливых военных, которых не успел расстрелять и сгноить на Колыме Ежов (на Колыме Серпилин сидел, ага), распорядился освободить и отправить на фронт спасать его, Сталина. Сразу на фронт из лагеря, без заезда в санатории для поправки здоровья, подорванного на северах, из лагерных бушлатов переодевались в гимнастерки и шинели уже в окопах.
Само собой, такие, как Серпилин, оторванные Колымой от подготовки к войне, были намного образованнее всяких иных:
«Сколько помнил себя Серпилин, после гражданской войны он почти всегда учился: пройдя курсы переподготовки, опять командовал полком, потом готовился в академию, кончал ее, потом, переучиваясь на танкиста, служил в первых механизированных частях и, снова вернувшись в пехоту и два года прокомандовав дивизией, получил кафедру тактики в той самой Академии Фрунзе, которую пять лет назад кончил сам. Но и здесь он продолжал учиться, все свободное время зубря немецкий — язык наиболее вероятного противника.»
Мало того, что заведовал кафедрой тактики в Академии, так еще и немецкий язык зубрил. И немецкие уставы изучал:
«Когда его в тридцать седьмом году вдруг арестовали, то, как ни странно, поставили ему в вину даже этот немецкий язык и подлинники немецких уставов, отобранные на квартире при обыске.»
После этого читатели, те, кто имеет хоть какое-то представление об армии, уверен, согласятся со мной, что не зря я обвинил Симонова в абсолютном незнании армии. Этот военный корреспондент и беллетрист даже книжки уставов никогда в руках не держал. Боевых уставов, разумеется. Зачем Серпилину, преподавателю тактики, нужен был на квартире устав гарнизонной службы вермахта?
Я бы на месте Николая Ивановича Ежова не просто интересовался делом любителя держать дома подлинники немецких уставов, но лично его с пристрастием допрашивал бы: «Откуда у тебя, сволочь, эти книжки с грифом „секретно“?»
Армейские уставы не продаются в книжных магазинах, чтобы преподаватели тактики могли их там покупать и дома конспектировать. Эта литература выдается военнослужащему строго под роспись и в случае утраты ее — военнослужащему грозят всяческие кары, как за утрату секретов.
Подлинник устава — это типографская книжка, которая поступает только в войсковые части и хранится только там. Если бы у Серпилина на квартире нашли даже книжки советских уставов, и то ему несладко пришлось бы, их нельзя за пределы воинской части выносить. А немецких… Он нелегально в Германию выезжал, там проник в воинскую часть вермахта и похитил подлинники уставов?
* * *
Но ладно, с этими немцами многое непонятно. Они могли свои боевые уставы и в газетных киосках продавать, с них станется, но сам же Симонов пишет, что Серпилин в Академии тактику преподавал, так ты, писатель, когда сочинял свой роман, хотя бы поинтересовался у закончивших академию, что там с преподаванием тактики. Они тебе рассказали бы, что там есть, и всегда был, курс тактики армий вероятного противника, и на этом курсе преподаватели говорили, как о сильных сторонах вероятного противника, так и о слабых. А посадили одного Серпилина за это. Или всю кафедру тактики в ГУЛАГ отправили? Серпилин, как преподаватель тактики в Академии, даже не преподаватель, он кафедру вел, обязан был изучать боевые уставы не только немцев. Почему он польские не изучал? Японских почему у него не было?
А-а, наверно, это намек на то, что Серпилина еще и в краже книг, этих уставов, из библиотеки Академии обвинили?
Еще, гад такой, немецкий язык изучал, в чем и был виноват. За изучение немецкого языка большинство школьников СССР тоже в будущем Колыма ждала, ведь в те годы в школах самым изучаемым языком был не английский, а как раз немецкий.
А Синцов в романе Симонова, оставшись в полку у Серпилина, стал очевидцем того, как немецкие автоматчики выкосили всю нашу побежавшую роту. До последнего человека. Уже неизвестно, кто придумал эту байку про страшных немецких автоматчиков, косящих всех очередями от
