«Балканский фронт» холодной войны: СССР и югославско-албанские отношения. 1945-1968 гг. - Александр Животич

Пребывание в Москве албанской делегации повлияло на отношении Тираны к Белграду. Очевидно, по указанию Кремля албанцы за несколько дней до отъезда в Москву приостановили антиюгославскую кампанию в своих СМИ. Взяв паузу в идеологическом противостоянии, руководство АПТ и НРА, тем не менее, одновременно приступило к критике югославской внешней политики и педалированию спорных международных проблем[599]. По возвращении из Москвы Ходжа и Шеху объявили, что албанское правительство будет придерживаться политики добрососедства, основанного на принципах мирного сосуществования, марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма[600]. Была озвучена потребность в улучшении отношений с ФНРЮ. При этом неоднократно повторялось, что именно Белград, ответственный за нынешнее усугубление двусторонних противоречий, должен сделать первый шаг к их урегулированию. Вместе с тем свою примирительную риторику албанское руководство не спешило воплотить в практические шаги[601].

Югославская сторона позитивно отреагировала на заявления Шеху и Ходжи, расценив их как хорошую основу для начала нового диалога. Девятого мая 1957 г. посланник Арсо Милатович во время приема по поводу возвращения на родину посла КНР заявил в разговоре с помощником албанского министра иностранных дел Нести Насе, что положительно оценивает развитие событий и надеется, что идеологические расхождения не станут препятствием для развития межгосударственных отношений. Дипломаты выразили мнение, что следует развивать сотрудничество и совместно преодолевать возникающие разногласия, основываясь на общности интересов двух стран[602].

Дипломатические представители восточноевропейских стран в Тиране по-разному оценили вышеописанные заявления албанского руководства. Болгары выступили с примирительных позиций, заявляя, что обе стороны одинаково виноваты во взаимном охлаждении[603]. Вследствие резких перемен в соцлагере, а также ввиду неоднозначного отношения к Албании восточноевропейские государства увеличили свое дипломатическое присутствие в этой стране. Одной из предпосылок этого было, разумеется, и серьезное изменение югославско-албанских отношений, и вероятные последствия этого для ситуации внутри всего восточного блока[604].

Пришедшееся на вторую половину 1957 г. потепление между Югославией и восточноевропейскими странами было недолговременным. Уже осенью наметилось новое противостояние с СССР, постепенно сказывавшееся на отношениях Югославии и с другими государствами. На их негативный характер влияли отказ Белграда в ноябре 1957 г. в Москве подписать Декларацию совещания представителей коммунистических и рабочих партий социалистических стран о положении в социалистическом блоке и отношениях между партиями, обсуждения проектов Устава и программы Союза коммунистов Югославии (весна 1958 г.), а также сами решения VII съезда СКЮ и выступления его делегатов (апрель 1958 г.). В этих условиях незначительное улучшение отношений с Албанией, которые могли в любой момент обостриться, грозило трансформацией партийно-идеологической склоки в межгосударственный конфликт. Кроме того предыдущие разногласия отнюдь не были преодолены, а на горизонте уже появились новые. В этой ситуации для Югославии выходом в очередной раз стало укрепление связей с Западом, а также активизация внешнеполитической деятельности по консолидации государств, не состоящих в каких-либо блоках, и объединению их в Движении неприсоединения[605].

Один из аспектов обострения отношений с Югославией проявился в начатой в Албании на рубеже 1957–1958 гг. «антиревизионистской» кампании, поводом для которой стал отказ руководства СКЮ присоединиться к Декларации двенадцати компартий. Как ежедневно сообщала албанская пресса, декларация прорабатывалась и на уровне первичных партийных организаций АПТ. Во время этих обсуждений говорилось о важности борьбы с ревизионизмом, необходимости тесных связей компартий при руководящей роли КПСС в международном коммунистическом движении. В борьбе с ревизионизмом основной упор делался на укреплении рядов с опорой на СССР[606]. Данная кампания была напрямую направлена против югославских коммунистов, упорно отрицавших руководящую роль СССР, отстаивавших свою самостоятельность и право принятия решений по вопросам югославской внутренней и внешней политики.

Дипломатические службы восточноевропейских стран по-разному реагировали на начало нового противостояния. 14 марта болгарский посол в Тиране Атанасов в разговоре с югославским коллегой резко раскритиковал политику Югославии в отношении Албании, заявив, что нельзя ожидать от албанцев, чтобы они относились к югославам так же, как и к болгарам, с которыми они плодотворно сотрудничают. Исправить ситуацию, по мнению Атанасова, могла бы встреча на высшем уровне[607]. Болгарский торговый атташе Станчев в разговоре с секретарем югославского посольства Урошевым утверждал, что Белград перегибает палку и преувеличивает прегрешения албанцев, от которых, в принципе, сложно добиться взаимности, так как они все больше зависят от СССР[608]. Похожей позиции придерживались и сотрудники посольства ГДР в Тиране, впрочем, они жаловались на то, что на практике их отношения с Албанией сводились к сфере экономики[609]. Совсем иначе высказался посол Чехословакии Телух, который рассказал Милатовичу, что Энвер Ходжа сказал ему, что хотел бы дружить с Югославией. Телух, сомневавшийся в искренности слов албанского руководителя, опасался общего ужесточения политики восточного блока по отношению к Югославии[610]. Похожим образом рассуждали и остальные чехословацкие дипломаты в Тиране, подчеркивая, что албанцы действуют крайне неуклюже и неискренне. Но Югославии, тем не менее, следовало бы, по их мнению, продемонстрировать добрую волю и сделать первый шаг по пути ослабления конфликта[611]. Венгры, в отличие от пессимистически настроенных чехословацких дипломатов, ожидали югославско-албанского потепления и перехода от деклараций к конкретным шагам, направленным на улучшение двусторонних отношений[612]. Румынские представители демонстрировали полную незаинтересованность и отказывались комментировать югославско-албанский конфликт[613].

Анонсированный визит советского лидера Н. С. Хрущева в Албанию послужил поводом для временного прекращения антиюгославской кампании, развернутой в прессе и выступлениях партийных лидеров с февраля 1958 г. Статьи, разоблачающие югославский ревизионизм, уступили место восхвалению результатов советской помощи Албании. Только в комментариях о достижениях албанского народного хозяйства нашлось место для утверждения, что они стали лучшим ответом «адской клевете западных империалистов и их прислужников — белградских ревизионистов». Впервые за несколько месяцев в юмористическом еженедельнике Hosteni, известном антиюгославскими карикатурами, не оказалось ни одной, высмеивающей официальный Белград и югославское руководство[614]. Причин прекращения антиюгославской риторики было много. Решающее значение имели предстоящий визит советского лидера в Албанию и ясно определенная позиция Москвы по этому вопросу. К числу других, менее существенных, но многочисленных причин следует отнести также результаты Женевской конференции (И мая — 13 июля)[615], ослабление позиций Кремля среди стран третьего мира, а также неэффективность самой антиюгославской кампании и высокая вероятность того, что в результате дальнейшего противостояния всплывут проблемы, решать которые советскому руководству совсем не хотелось. Кроме того благодаря антиюгославской кампании к ее объекту было привлечено избыточное внимание, что в дальнейшем могло иметь для Белграда положительные последствия. Югославия увеличила влияние в Азии и Африке, примирительно высказывалась о Советском Союзе, а также сама по себе занимала важное место в политике Кремля на Балканах