Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

года правления наместника Феодосия Восточная империя наслаждалась исключительным спокойствием, в то время как Западная распадалась на хаос. Наименее забытым событием этого периода стала публикация Феодосиева кодекса (438). В 429 году корпусу юристов было поручено кодифицировать все законы, принятые в империи со времени воцарения Константина. Новый кодекс был принят как на Востоке, так и на Западе и оставался законом империи вплоть до более масштабной кодификации при Юстиниане.

Между Феодосием II и Юстинианом I в Восточной империи было много правителей, которые в свое время произвели большой фурор, но теперь о них остались лишь воспоминания: жизнь великих людей напоминает нам, как кратковременно бессмертие. Лев I (457-74) послал против Гайзерика (467) самый большой флот, когда-либо собранный римским правительством; он был разбит и уничтожен. Его зять Зенон Исаврянин (474-91), желая утихомирить монофизитов, вызвал ожесточенный раскол между греческим и латинским христианством, императивно постановив в своем «объединительном» послании, Энотиконе, что во Христе только одна природа. Анастасий (491–518) был человеком способным, мужественным и добрым; Он восстановил финансы государства путем мудрого и экономного управления, снизил налоги, отменил состязания людей с дикими зверями на играх, сделал Константинополь почти неприступным, построив «Длинные стены» на протяжении сорока миль от Марморского моря до Черного, потратил государственные средства на многие другие полезные общественные работы и оставил в казне 320 000 фунтов золота (134 400 000 долларов), что позволило осуществить завоевания Юстиниана. Население возмущалось его экономией и монофизитскими тенденциями; толпа осадила его дворец и убила трех его помощников; он предстал перед ними во всем достоинстве своих восьмидесяти лет и предложил уйти в отставку, если народ сможет договориться о преемнике. Это было невыполнимое условие, и толпа в конце концов стала умолять его оставить корону. Когда вскоре он умер, трон узурпировал Юстин, неграмотный сенатор (518-27), который так любил свою септуагенарную легкость, что оставил управление империей своему блестящему регенту и племяннику Юстиниану.

Прокопий, его историк и враг, должен был быть недоволен Юстинианом с самого рождения, поскольку будущий император родился (482 г.) от низкого иллирийца — возможно, славянина.1-крестьян близ древней Сардики, современной Софии. Его дядя Юстин привез его в Константинополь и дал ему хорошее образование. Юстиниан настолько отличился как офицер в армии и как девятилетний помощник и ученик Юстина, что когда дядя умер (527), племянник сменил его на посту императора.

Ему было сорок пять лет, он был среднего роста и телосложения, гладко выбрит, румяный, кудрявый, с приятными манерами и улыбкой, способной заслонить множество целей. Он был воздержан, как анкорит, ел мало и питался в основном вегетарианской пищей;2 Он часто постился, иногда до изнеможения. Даже во время этих постов он продолжал вставать рано и посвящал себя государственным делам «с раннего рассвета до полудня и далеко за полночь». Часто, когда его помощники думали, что он ушел на покой, он погружался в учебу, стремясь стать музыкантом и архитектором, поэтом и юристом, теологом и философом, а также императором; тем не менее он сохранил большинство суеверий своего времени. Его ум был постоянно активен, он одинаково хорошо чувствовал себя и в больших проектах, и в мельчайших деталях. Он не был физически сильным или храбрым; он пожелал отречься от престола в начале своего правления и никогда не выходил на поле боя в своих многочисленных войнах. Возможно, недостатком его дружелюбия было то, что он легко поддавался влиянию друзей и поэтому часто колебался в политике; часто он подчинял свои суждения мнению жены. Прокопий, посвятивший целый том недостаткам Юстиниана, называл его «неискренним, хитрым, лицемерным, сдерживающим свой гнев, двуличным, ловким, превосходным артистом в исполнении мнений, которых он притворялся, и даже способным вызвать слезы… в зависимости от необходимости момента»;3 Но это может быть и описание умелого дипломата. «Он был непостоянным другом, — продолжает Прокопий, — беспринципным врагом, ярым приверженцем убийств и грабежей». Очевидно, временами он был таким; но он также был способен на великодушие и снисходительность. Один из генералов, Пробус, был обвинен в том, что поносил его, и предан суду за измену; когда отчет о суде был представлен Юстиниану, он разорвал его и отправил послание Пробусу: «Я прощаю тебя за обиду, нанесенную мне; молись, чтобы и Бог помиловал тебя».4 Откровенную критику он переносил без обиды. «Этот тиран, — так неудачно пишет его историк, — был самым доступным человеком в мире. Ибо даже люди низкого сословия и совершенно безвестные имели полную свободу не только предстать перед ним, но и беседовать с ним».5

В то же время он усилил пышность и церемониал своего двора даже по сравнению с прецедентами Диоклетиана и Константина. Как и Наполеон, он остро нуждался в поддержке легитимности, став наследником узурпатора; у него не было престижа присутствия или происхождения; поэтому он прибегал к внушающему благоговение ритуалу и пышности всякий раз, когда появлялся на публике или перед иностранными послами. Он поощрял восточное представление о королевской власти как о божественной, применял термин «священная» к своей персоне и своему имуществу и требовал от тех, кто входил в его присутствие, преклонять колени и целовать подол его пурпурной мантии или пальцы его покрытых бусинками ног.* Сам он был помазан и коронован Константинопольским патриархом и носил диадему из жемчуга. Ни одно правительство не делало столько шума, как византийское, чтобы обеспечить народное почтение с помощью церемониальной пышности. Эта политика была достаточно эффективной; в истории Византии было много революций, но в основном это были перевороты дворцового персонала; двор не был потрясен собственной торжественностью.

Самый значительный бунт царствования произошел рано (532 г.) и едва не стоил Юстиниану жизни. Зеленые и синие — фракции, на которые жители Константинополя делились по одежде своих любимых жокеев, — довели свои распри до открытого насилия; улицы столицы стали небезопасными, и зажиточные люди вынуждены были одеваться как нищие, чтобы избежать ночных поножовщин. В конце концов правительство набросилось на обе группировки, арестовав нескольких их сторонников. После этого группировки объединились в вооруженное восстание против правительства. Вероятно, к восстанию присоединилось несколько сенаторов, а пролетарское недовольство стремилось превратить его в революцию. В тюрьмы вторгались и освобождали заключенных, убивали городскую полицию и чиновников, устраивали пожары, в которых сгорела церковь Святой Софии и часть императорского дворца. Толпа кричала «Ника!» (победа) — и так дала название восстанию. Опьяненная успехом, она потребовала отставки двух непопулярных, возможно, деспотичных членов совета Юстиниана, и тот подчинился. Ободренные, мятежники уговорили Ипатия, представителя сенаторского сословия, принять трон; вопреки мольбам