Легенды и мифы Санкт-Петербурга - Наум Александрович Синдаловский
Легенды и мифы Санкт-Петербурга читать книгу онлайн
Книга «Легенды и мифы Санкт-Петербурга» – это удивительные истории о жизни города, его предания, поэзия и фольклор, погружающие в чарующую атмосферу Северной столицы.
Как Петербург стали называть Питером? Правда ли, что «Медный всадник» движется по ночам? Где был посажен дуб Петра I? Кого «обнимал» первый общественный транспорт города на Неве? Об этом и многом другом поведают увлекательные легенды Санкт-Петербурга, обитающие на извилистых улочках города и даже за его пределами.
И если в основном рабочие кварталы соседствовали с оазисами великосветской роскоши, скрытыми за чугунными или каменными оградами особняков, то в северных районах Петербурга, вплоть до Елагина острова, бесконечно тянулись однообразные беднейшие поселки рабочих пивоваренных и бумагопрядильных фабрик, ситцевых и деревообделочных предприятий, не соседствуя ни с какими оазисами. Именно здесь и родилась формула бедности, вошедшая в золотой фонд петербургского фольклора.
Поставщик соли
Где соль, там и Перетц.
Среди немногих конкретных лиц, оставивших свой след в петербургском фольклоре, есть имя корабельного подрядчика А. Перетца. В начале XIX века он был владельцем дома № 15 по Невскому проспекту, широко известного как дом Чичерина. Перетц приобрел его у князя Куракина и через некоторое время продал купцу Косиковскому.
В бытность свою владельцем дома на Невском предприимчивый коммерсант наряду с судостроением занялся широкой торговлей солью, преуспев в этом деле и став крупным поставщиком царского двора. Тогда-то и родилась крылатая фраза-реклама, вероятно, изрядно способствовавшая процветанию дельца.
Чарлз Берд и его предприятие
– Как дела?
– Как у Берда. Только труба пониже да дым пожиже.
К концу XVIII века на левом берегу Невы, в ее нижнем течении оставалась неосвоенной территория между Галерной верфью и Новым Адмиралтейством. Болотистый островок, омываемый Невой, Мойкой и Пряжкой, еще при Петре I заселялся отставными солдатами, среди которых проживал мельник Матис. В начале Северной войны Матис оказывал услуги Петру, при случае донося ему о перемещениях шведских войск, за что царь выдал мельнику охранную грамоту на остров. С тех пор и болото, и деревня, и сам остров стали называться Матисовыми.
Этот остров и облюбовал для строительства металлургического завода англичанин Чарлз Берд, прибывший в Россию по приглашению Екатерины II в числе прочих десяти «художников». Строительство началось в 1792 году, а уже через четыре года на острове выросло несколько каменных корпусов с хорошо организованным металлургическим производством. В 1815 году предприимчивый англичанин демонстрировал на реке Пряжке первый в России пароход «Елизавета». Это вызвало неслыханное ликование петербуржцев и обеспечило Берду выгодные правительственные заказы. Он получил привилегию на строительство и эксплуатацию всего парового флота России, участвовал в таких крупных государственных работах, как строительство Исаакиевского собора, для которого выполнил уникальные металлические перекрытия. Все это гарантировало Берду невиданное процветание, которое вошло в поговорку. А владельцы популярных среди простого люда дешевых лотерей, расхваливая свои товары, почитали за высший знак качества упомянуть завод Берда в зазывных куплетах:
Серьги золотые,
У Берда на заводе из меди литые,
Безо всякого подмесу,
Девять пудов весу.
В 1881 году обрусевшие наследники английского предпринимателя решили избавиться от завода и продали его французскому акционерному обществу франко-русских заводов, после чего он стал называться Франко-русским.
Ныне он является составной частью Адмиралтейских верфей.
Ремонт судов на Адмиралтейских верфях
Петербуржцы в первом поколении
Псковский да витебский – народ самый питерский.
В XVIII веке население Петербурга росло за счет принудительных мер правительства, которое насильно сгоняло на строительство города плотников, каменщиков, землекопов, мастеровых и даже торговых людей. Кроме того, петербургская знать переселяла в столицу своих крепостных, составлявших их многочисленную челядь. В XIX веке, особенно во второй его половине, положение изменилось. Петербург стал центром притяжения тысяч крестьян, порвавших с землей и в большинстве своем искавших постоянного заработка, а в меньшинстве – случайного обогащения, легкой свободной жизни, неожиданного поворота судьбы.
Население столицы начало стремительно расти. Город, едва насчитывавший в 1861 году полмиллиона жителей, к 1900 году занял четвертое место в мире по численности населения, уступая лишь Лондону, Парижу и Константинополю. И среди полутора миллионов его жителей перепись 1900 года зарегистрировала 718 410 крестьян, прибывших из 53 губерний необъятной России.
Различны и порой непредсказуемы причины миграции сельского населения. Однако легко заметить, что наибольшей миграционной активностью отличались близлежащие к Петербургу губернии: Ярославская, Псковская, Тверская, Новгородская, Витебская, переселенцы из которых становились кузнецами и текстильщиками, портными и сапожниками, работницами табачных фабрик и прачками. Но какова бы ни была их профессиональная ориентация, в массе своей они становились петербуржцами в первом поколении, петроградцами во втором и третьем, ленинградцами и вновь петербуржцами в последующих.
Старая карта Санкт-Петербурга. Конец XIX в.
Грустный урок
Хорош город Питер, да бока вытер.
Питер бока повытер.
Батюшко Питер бока наши повытер.
Попал бы в Питер, он бы тебе бока вытер.
Батюшко Питер бока наши повытер, братцы-заводы унесли годы, а матушка-канава совсем доконала.
Необратимые процессы капиталистического развития пореформенного Петербурга тонко почувствовала русская литература, всегда совестливая и ответственная за происходящее. Пушкинский Петербург катастрофически превращался в Петербург Достоевского – город, представлявший собой социальный тупик, в котором сходятся все дороги и из которого не ведет ни одна. Опьяненные иллюзией свободы и призраком обогащения, русские растиньяки бросились на завоевание русского Парижа в честолюбивой надежде стать вершителями судеб и властителями дум.
Но сословный и чопорный Петербург быстро разрушал иллюзии искателей счастья, и отрезвевшие псковичи и ярославцы, помятые жизнью и потертые бедностью и унижением, если не возвращались на «круги своя», то превращались в извозчиков и лакеев, мелких чиновников и ремесленников, на всю жизнь усвоив житейскую истину о хорошем городе Питере, который «бока вытер».
Этот грустный урок, войдя в кровь и плоть демократического населения Петербурга, однажды превратился в литературный образ ахматовской «Поэмы без героя»:
А вокруг старый город Питер,
Что народу бока повытер
(Как тогда народ говорил), —
В гривах, в сбруях, в мучных обозах,
В размалеванных чайных розах
И под тучей вороньих крыл.
Проспект 25 Октября. Фото, 1924–1930
Формула приблизительности
Плюс-минус Нарвские ворота.
Эта фраза, выражающая высшую степень приблизительности и неточности, родилась в связи с тем, что Нарвские триумфальные ворота возводились дважды, на разных местах, в разное время, из разных материалов и по проектам двух разных архитекторов. Вторые, существующие сейчас ворота – и те, и не те, что первые… Приблизительно одинаковые.
Впервые о триумфальных воротах Петербург заговорил в «благословенные» дни 1814 года, в преддверии победоносного возвращения гвардейских частей из Парижа в столицу Отечества. Работа по проектированию арки по праву была поручена Джакомо Кваренги. За тридцать лет службы в Петербурге
