«Балканский фронт» холодной войны: СССР и югославско-албанские отношения. 1945-1968 гг. - Александр Животич

Большое значение имела конференция глав МИД стран — участниц Малой Антанты, состоявшаяся в Загребе в январе 1934 г.[14] На ней было принято решение об установлении отношений с Советским Союзом при наличии необходимых общих экономических и политических условий. В сложившихся обстоятельствах официальный Белград решил не препятствовать союзникам в принятии соответствующих решений, однако сам предпочел на время воздержаться от официального признания Советского Союза. Начавшийся процесс застопорился после гибели короля Александра. Советский Союз, несмотря на отсутствие дипломатических отношений с Югославией, ответил на призыв французского правительства и горячо поддержал проект Конвенции о международной борьбе против терроризма.

После смерти короля Александра наступил новый этап югославской политики в отношениях с Москвой. Будучи убежденными антикоммунистами, принц Павел вместе с новым премьер-министром и главой МИД Миланом Стоядиновичем отвергали формальное признание СССР, отказывались от контактов с советской дипломатией и одновременно все отчетливее дистанцировались от совместного курса Малой Антанты. В то же время князь Павел и Стоядинович не могли игнорировать растущее влияние СССР на международные отношения. Поэтому они в обход Малой Антанты, при посредничестве Турции, направили Советам послание, смысл которого состоял в следующем: хотя не существует какого-либо конфликта между Москвой и Белградом, условия для взаимного признания еще не сложились. В ответ Советы выразили сожаление, подчеркнув, что в будущем не намерены принимать каких-либо решений, направленных против Югославии и ее интересов. Со своей стороны, югославские официальные лица заявили, что Белград не присоединится к какому-либо пакту, враждебному СССР. По их утверждениям, вопрос нормализации югославско-советских отношений лишен остроты, однако признание не может состояться по той причине, что советское представительство стало бы поддерживать политическую оппозицию в Югославии[15]. Тайные контакты Стоядиновича с Советами хоть и не привели к долгожданному признанию, однако вывели югославско-советские отношения на уровень взаимопонимания и постепенного согласования позиций. Несмотря на отсутствие дипломатических отношений с Советским Союзом, в июле 1936 г. югославское правительство после продолжительных переговоров подписало в Монтрё Конвенцию о режиме проливов, которая имела для СССР приоритетное значение. Безотносительно того, что указанное многостороннее соглашение помимо югославов и советских представителей также подписали турецкие, болгарские, румынские, британские, французские, греческие и японские дипломаты, важным шагом в направлении нормализации двусторонних отношений можно считать сам факт признания СССР равноправным, заслуживающим доверия партнером[16].

Политический кризис в Европе, вызванный Мюнхенским соглашением о присоединении пограничных земель Чехословакии, населенных немцами, к нацистской Германии, изменение баланса сил между великими державами, а также усугубление внутриполитических проблем вынудили князя Павла и югославскую дипломатию вернуться к проблеме установления отношений с СССР. Антагонизм интересов великих держав подталкивал князя Павла, не скрывавшего своего неприятия сближения с СССР, к поиску новых путей ведения внешней политики. Однако начало Второй мировой войны, советское вторжение в Польшу через две недели после нападения на нее гитлеровской Германии и особенно советско-финская война заставили югославскую сторону замедлить движение навстречу Москве. Опасения югославских властей подогревали и западные союзники, в частности британцы, опасавшиеся, что установление дипломатических отношений с Советским Союзом обернется усилением традиционных русофильских настроений в Югославии.

Переговоры об установлении дипломатических отношений активизировались после окончания советско-финской войны. В конце апреля — самом начале мая при участии югославского посла в Анкаре была достигнута договоренность как о визите торговой делегации Югославии в Москву, так и о процедуре обмена нотами между правительствами о взаимном признании. Югославская делегация прибыла в Москву в середине мая 1940 г. После подписания экономических соглашений стороны приступили к обсуждению будущего двустороннего сотрудничества, а также возможности приобретения Югославией в СССР дефицитного сырья и необходимого ее армии вооружения и военного снаряжения[17]. Вслед за этим последовала ратификация заключенных договоров, а 24 июля 1940 г. состоялось официальное установление дипломатических отношений между Югославией и Советским Союзом. Падение Франции летом того же года вынудило Белград, опасавшийся возможной итальянской и германской агрессии, сделать выбор в пользу СССР как стратегического союзника, способного гарантировать безопасность Югославии. Советский Союз не отказался удовлетворить просьбу югославской стороны о предоставлении военной помощи. Однако декларативная готовность оказать ее наталкивалась на ряд затруднений.

Некоторые обещания, данные Москвой югославской стороне, остались невыполненными по ряду причин: во-первых, опасение вызвать нежелательную реакцию со стороны Берлина, во-вторых, недоверие в отношении поведения Югославии на международной арене и, в-третьих, сомнение в том, что югославская армия способна оказывать продолжительное сопротивление вероятному агрессору. В обстановке серьезных осложнений отношений с германским рейхом Советы смотрели на Балканы, и на Югославию в частности, как на предмет будущих советско-германских договоренностей с целью разграничения сфер влияния и переноса сроков германского нападения на СССР. Когда новое югославское правительство, сформированное после военного путча 27 марта 1941 г., запросило срочной помощи, Советы колебались — давать ли согласие на подписание советско-югославского пакта. Быстрый разгром югославской армии Германией не вызывал у них сомнений. Само заключение Договора о дружбе и ненападении, состоявшееся за несколько часов до германской агрессии, не имело практического смысла и носило скорее демонстративный характер. Стремясь ни в коем случае не провоцировать Берлин, советская дипломатия на протяжении скоротечной Апрельской войны воздерживалась от официального осуждения германского вторжения. Теми же соображениями был вызван разрыв дипотношений СССР с Югославией, последовавший 8 мая 1941 г. под предлогом, что с ее правительством утрачена связь[18].

Пауза в дипломатических отношениях между Югославией и СССР была непродолжительной. Сразу после 22 июня 1941 г. югославское правительство выступило с заявлением о полной солидарности с Великобританией, которая признала СССР своим военным союзником[19]. Новые обстоятельства, сложившиеся после вступления Советского Союза в войну и упомянутого заявления югославского правительства в эмиграции, сделали актуальным вопрос восстановления отношений между Югославией и СССР. Его предвестником стало обращение В. М. Молотова к советскому народу, состоявшееся в первый день Великой Отечественной войны. При перечислении жертв фашистской агрессии нарком иностранных дел отдельно упомянул сербский народ, что можно считать первым официальным советским заявлением, осуждающим нападение нацистской Германии на югославское королевство. Вновь установив отношения с Югославией[20] и признав ее своим военным союзником, советское правительство опосредованно признало и ядро антифашистского движения сопротивления, которое начало формироваться вокруг полковника Драголюба (Дражи) Михайловича в мае 1941 г. Однако наряду с официальными контактами с югославским правительством, располагавшимся в Лондоне, Советы в самой оккупированной Югославии делали ставку на своих идеологических союзников — югославских коммунистов, которые после нападения Германии на СССР приступили к организации вооруженного антифашистского движения в Юго-Восточной Европе, порой и за рамками территорий, входивших в межвоенный период в состав королевской Югославии. Наблюдая за событиями в Югославии, Москва, руководствуясь соображениями военной целесообразности, выступала за совместное ведение боевых действий обоими