Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2019–2020 читать книгу онлайн
Перед тем, как перейти к непосредственно рассмотрению вопроса о Большом терроре, нужно оговорить два важных момента.
Первый. Самого по себе факта Большого террора, расстрелов по приговорам несудебного незаконного органа 656 тысяч человек и заключению в лагеря на срок 10 лет еще примерно 500 тысяч человек, т. е. тяжелейшего преступления перед народом СССР, как факта не существует по определению. Некоторые особенно отмороженные правозащитники до сих пор носятся с идей проведения процесса над КПСС (правильней будет — ВКП(б)) по типу Нюрнбергского. Эту идею я поддерживаю, голосую за нее обеими руками. Я страстно желаю, чтобы на открытый судебный процесс были представлены те доказательства репрессий 37–38-го годов, которые наши профессиональные и не очень историки считают доказательствами массовых расстрелов и приговоров к 10 годам заключения более чем миллиона ста тысяч граждан СССР. Даже на процесс, который будут проводить судьи нынешнего нашего государства. Но моё желание никогда не сбудется. Попытка провести такой процесс уже была, уже были подготовлены доказательства, которые сторона, обвинявшая КПСС в преступлениях, хотела представить на суд. Да чего-то расхотела. А пока такой процесс не состоялся, пока не дана правовая оценка тем доказательствам, которые свидетельствуют о масштабных репрессиях 37–38-го годов, факт Большого террора любой грамотный историк может рассматривать только в виде существования этого факта в качестве политического заявления ЦК КПСС, сделанного в 1988 году. Мы имеем не исторический факт Большого террора, а исторический факт политического заявления о нем. Разницу чувствуете?
Второе. Историки в спорах со мной применяют один, убойный на их взгляд, аргумент: они работают в архивах, поэтому знают всю правду о БТ, а я — «диванный эксперт», в архивы не хожу, поэтому суждения мои дилетантские. Я, вообще-то, за столом работаю, а не на диване — раз, и два — оценивать доказательства совершенных преступлений, а БТ — это преступление, должны не историки, а криминалисты. Занимаясь вопросом БТ до того, как доказательствам его существования дана правовая оценка, историки залезли за сферу своей компетенции. Я себя к профессиональным историкам не причислял никогда и не причисляю, зато я имею достаточный опыт криминалиста. Как раз не та сторона в этом вопросе выступает в роли дилетанта.
Как раз именно потому, что я имею достаточный опыт криминалиста, я категорически избегаю работы в архивах по рассматриваемому вопросу. По нескольким причинам. Я сторона заинтересованная, я выступаю в качестве адвоката, и не стесняюсь этого, сталинского режима. Заинтересованная сторона в архив должна заходить и документы в нем изучать только в ситуации, приближенной к условиям проведения процессуального действия, т. е. в присутствии незаинтересованных лиц, с составлением соответствующего акта.
(П. Г. Балаев, 18 февраля, 2020. «Отрывки из „Большого террора“. Черновой вариант предисловия»)
-
А теперь вернемся к тому документу, в котором говорилось о приказе № 00447, внимательней глянем на его шапку:
«СОДЕРЖАНИЕ:
№ 00497. О дополнении директивы НКВД и Прокуратуры СССР от 26 декабря 1938 г. № 2709 и приказа НКВД СССР № 00116-1939 г.
8-го мая 1939 г., гор. Москва.»
Опять же, в украинском сборнике находим и приказ № 00116-1939, он очень и очень интересный:
Архив: ОГА СБУ. Ф. 9. Д. 5. Л. 156–157. Типографский экземпляр
«4 февраля 1939 г.
Совершенно секретно
ПРИКАЗ
Народного Комиссара Внутренних Дел Союза ССР
за 1939 год
СОДЕРЖАНИЕ:
№ 00116.
О порядке рассмотрения жалоб осужденных бывшими тройками НКВД (УНКВД).
4-го февраля 1939 г., гор. Москва
В развитие директивы Народного комиссара внутренних дел Союза ССР тов. Берия и прокурора СССР тов. Вышинского от 26 декабря 1938 года за № 2709 устанавливается следующий порядок рассмотрения жалоб осужденных бывшими тройками НКВД/УНКВД и УРКМ, уведомления заявителей о решениях по их жалобам и освобождения осужденных из лагерей и ссылки по отмененным решениям троек:
1. Поступающие от осужденных бывшими тройками жалобы и заявления о неправильном осуждении должны быть рассмотрены не позже, чем в двухдекадный срок со дня их получения. Рассмотрение заявления обязательно должно сопровождаться детальным ознакомлением с архивным делом осужденного и производством в необходимых случаях дополнительных следственных действий (допросы свидетелей, проверка документации преступления и т. п.).
2. Постановления об отмене решений бывших троек НКВД и УНКВД утверждаются начальниками УНКВД (НКВД) или их заместителями (по делам УРКМ — начальником УРКМ) и направляются вместе с заявлением, материалами расследования, архивными делами и справкой тюрьмы о месте направления осужденного (лагерь, тюрьма, ссылка) в 1 Специальный отдел НКВД СССР для исполнения. К архивному делу должны быть приложены учетные карточки (форма № 1), заполненные в 2 экз. на каждого осужденного.
3. Первый спецотдел НКВД на основании указанных постановлений дает задания соответствующим лагерям (в отношении ссыльных — УНКВД) об освобождении осужденных и контролирует своевременное исполнение этих заданий. Освобожденным выдаются администрацией лагеря справки по прилагаемой форме.
4. С каждым освобождаемым начальник лагеря или его заместитель или уполномоченное ими лицо обязан лично провести индивидуальную беседу.
5. НКВД республик и УНКВД краев и областей по месту жительства освобождаемых должны завести среди них соответствующую агентуру для освещения их настроения, особенно в первый период после освобождения.
6. В случаях обращений освобожденных в органы НКВД с просьбой о розыске членов семьи, в частности детей, надлежит выдавать необходимые справки об их местонахождении.
7. При отказе в просьбе осужденных о пересмотре решения также должно быть составлено мотивированное постановление, которое утверждается в порядке, указанном в пункте 2, и приобщается вместе с заявлением и материалами расследования к архивному делу. Об отказе УНКВД сообщает непосредственно администрации лагеря по месту содержания осужденного для объявления последнему.
Повторные заявления осужденных подвергаются расследованию лишь в тех случаях, если осужденные приводят в заявлениях новые факты, которые не были ими изложены в первичных заявлениях. При отсутствии таких фактов заявление с резолюцией нач. УНКВД приобщается к архивному делу, и осужденному сообщается в установленном порядке об отказе в пересмотре дела.
8. Следственные дела освобожденных из числа осужденных бывшими тройками НКВД и УНКВД хранить в архиве 1 Спецотдела НКВД СССР; следственные дела осужденных бывшими тройками УРКМ — возвращать на хранение в архивы соответствующих УРКМ.
Заместитель народного комиссара внутренних дел СССР комиссар государственной безопасности 3-го ранга В. Меркулов»
Наверняка историки-трактователи, обратив внимание на пункт 8 данного документа: «Следственные дела освобожденных из числа осужденных бывшими тройками НКВД и УНКВД хранить в архиве 1 Спецотдела НКВД СССР; следственные дела осужденных бывшими тройками УРКМ — возвращать на хранение в архивы соответствующих УРКМ» — позволили себе сделать вывод о существовании двух разных троек. Тройки НКВД и тройки УРКМ. Это бесстыжая манипуляция. Само же название приказа «О порядке рассмотрения жалоб осужденных бывшими тройками НКВД (УНКВД)» говорит о существовании только одной тройки — НКВД (УНКВД), в преамбуле уточняется — тройка НКВД/УНКВД и УРКМ. Мы же и состав ее уже знаем: начальник Управления НКВД (или нарком республиканского НКВД), начальник УРКМ и начальник отдела НКВД, в котором велось следствие (в том числе и сотрудниками милиции, которые находились в штатах районных и городских отделов НКВД). Поэтому расширенное название тройки НКВД — тройка УНКВД/НКВД и УРКМ. Это не две тройки, как явствует из названия приказа, а одна. Было бы их две, название звучало бы «О порядке рассмотрения жалоб осужденных бывшими тройками НКВД (УНКВД) и УРКМ», а еще точнее — «О порядке рассмотрения жалоб осужденных бывшими тройками НКВД (УНКВД) и бывшими тройками УРКМ».
А что тогда с 8-м пунктом? Противоречие? Да никакого! Меня поражает высочайший уровень штабной, если можно так выразиться, культуры в тогдашних органах, явно видный на примере данного приказа. Распорядительные документы, в отличие от мифического приказа № 00447, составлялись так, что никакого толкования не допускали, абсолютно никакого. И тщательно, при этом, соблюдался принцип краткости, максимальной лаконичности, ни одного лишнего слова.
Я сейчас пункт 8 немного сокращу и вы все поймете. Он будет выглядеть, если бы его не совсем аккуратно писали в наркомате, вот так:
«8. Следственные дела НКВД и УНКВД хранить в архиве 1 Спецотдела НКВД СССР; следственные дела УРКМ — возвращать на хранение в архивы соответствующих УРКМ.»
Понятно так? Тройка-то одна, но следственные дела, поступающие на ее рассмотрение, вели как сотрудники собственно НКВД, чекисты, так и сотрудники милиции, их дела стояли на разных оперативных учетах, хранились в разных архивах. Самим чекистам и милиционерам было в приказе абсолютно всё понятно, но Меркулов же не рассчитывал на то, что его будут трактовать через 50 с лишним лет в плане существования двух разных «троек», НКВД и «милицейской», если бы рассчитывал, то налил бы в него воды, тогда пункт выглядел бы так:
«Следственные дела освобожденных из числа осужденных бывшими тройками, заведенные и находившиеся в производстве НКВД и УНКВД, хранить в архиве 1 Спецотдела НКВД СССР; следственные дела осужденных бывшими тройками, заведенные и находившиеся в производстве УРКМ — возвращать на хранение в архивы соответствующих УРКМ.»
Но тогда над Меркуловым смеялись бы получатели и исполнители приказа: зачем эта вода, если из самого названия видно, что тройка — одна, только следственные дела на нее шли из НКВД и милиции?
Ну и
