Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2019–2020 читать книгу онлайн
Перед тем, как перейти к непосредственно рассмотрению вопроса о Большом терроре, нужно оговорить два важных момента.
Первый. Самого по себе факта Большого террора, расстрелов по приговорам несудебного незаконного органа 656 тысяч человек и заключению в лагеря на срок 10 лет еще примерно 500 тысяч человек, т. е. тяжелейшего преступления перед народом СССР, как факта не существует по определению. Некоторые особенно отмороженные правозащитники до сих пор носятся с идей проведения процесса над КПСС (правильней будет — ВКП(б)) по типу Нюрнбергского. Эту идею я поддерживаю, голосую за нее обеими руками. Я страстно желаю, чтобы на открытый судебный процесс были представлены те доказательства репрессий 37–38-го годов, которые наши профессиональные и не очень историки считают доказательствами массовых расстрелов и приговоров к 10 годам заключения более чем миллиона ста тысяч граждан СССР. Даже на процесс, который будут проводить судьи нынешнего нашего государства. Но моё желание никогда не сбудется. Попытка провести такой процесс уже была, уже были подготовлены доказательства, которые сторона, обвинявшая КПСС в преступлениях, хотела представить на суд. Да чего-то расхотела. А пока такой процесс не состоялся, пока не дана правовая оценка тем доказательствам, которые свидетельствуют о масштабных репрессиях 37–38-го годов, факт Большого террора любой грамотный историк может рассматривать только в виде существования этого факта в качестве политического заявления ЦК КПСС, сделанного в 1988 году. Мы имеем не исторический факт Большого террора, а исторический факт политического заявления о нем. Разницу чувствуете?
Второе. Историки в спорах со мной применяют один, убойный на их взгляд, аргумент: они работают в архивах, поэтому знают всю правду о БТ, а я — «диванный эксперт», в архивы не хожу, поэтому суждения мои дилетантские. Я, вообще-то, за столом работаю, а не на диване — раз, и два — оценивать доказательства совершенных преступлений, а БТ — это преступление, должны не историки, а криминалисты. Занимаясь вопросом БТ до того, как доказательствам его существования дана правовая оценка, историки залезли за сферу своей компетенции. Я себя к профессиональным историкам не причислял никогда и не причисляю, зато я имею достаточный опыт криминалиста. Как раз не та сторона в этом вопросе выступает в роли дилетанта.
Как раз именно потому, что я имею достаточный опыт криминалиста, я категорически избегаю работы в архивах по рассматриваемому вопросу. По нескольким причинам. Я сторона заинтересованная, я выступаю в качестве адвоката, и не стесняюсь этого, сталинского режима. Заинтересованная сторона в архив должна заходить и документы в нем изучать только в ситуации, приближенной к условиям проведения процессуального действия, т. е. в присутствии незаинтересованных лиц, с составлением соответствующего акта.
(П. Г. Балаев, 18 февраля, 2020. «Отрывки из „Большого террора“. Черновой вариант предисловия»)
-
Письмо заканчивается так:
«При этом представляю на Ваше рассмотрение проект Указа Президиума Верховного Совета СССР и проект Положения об Особом Совещании при Министре государственной безопасности СССР, согласованные с Министром юстиции тов. ГОРШЕНИНЫМ и Генеральным прокурором СССР тов. САФОНОВЫМ.
С. Игнатьев»
Не хватает только резолюции И. В. Сталина на этом «архивном документе»: «Товарищ Игнатьев, вы не министр МГБ, а придурок!», потому что проект Указа Президиума ВС СССР так и остался проектом. Так и валяется в архиве Президента РФ с таким исходником «Ф. 3. Оп. 58. Д. 10. Л. 56–62. Подлинник».
Бу-га-га! «Подлинник»!..
* * *
В своем письме Игнатьев ссылается и на Постановление ГКО, которым ОСО представлены права приговаривать по 58-ой статье вплоть до расстрела. Тоже интересный документ.
«Сов. секретно
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ
ПОСТАНОВЛЕНИЕ № ГКО-903сс
от 17 ноября 1941 г. Москва, Кремль
1. Разрешить НКВД СССР в отношении всех заключенных, приговоренных к высшей мере наказания, ныне содержащихся в тюрьмах в ожидании утверждения приговоров высшими судебными инстанциями, привести в исполнение приговоры военных трибуналов округов и республиканских, краевых, областных судебных органов.
2. Предоставить Особому Совещанию НКВД СССР право с участием прокурора Союза ССР по возникающим в органах НКВД делам о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР, предусмотренных ст. ст. 58-1а, 58-1б, 58-1в, 58-1г, 58-2, 58-3, 58-4, 58-5, 58-6, 58-7, 58-8, 58-9, 58-10, 58-11, 58-12, 58-13, 58-14, 59-2, 59-3, 59-3а, 59-3б, 59-4, 59-7, 59-8, 59-9, 59-10, 59-12, 59-13 Уголовного Кодекса РСФСР выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела. Решение Особого Совещания считать окончательным.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ И. СТАЛИН»
Начнем со второго пункта, который вызывает… Нет, не подозрение. У меня нет сомнений в том, что этот документ, если брать только его второй пункт, с грифом «Совершенно секретно» является бессмысленным. Применять его невозможно. Ведь засекречены сведения о правах ОСО применять меры наказания по 58-ой статье. Автоматически приговоры сразу становились совершенно секретными. И как вы себе это представляете? Как знакомить приговоренного с приговором, если приговор секретный? Открывать допуск шпионам и диверсантам к гос. тайне и брать подписку о неразглашении? Так и будет зэка ходить по зоне и отвечать на вопросы интересующихся: «Кто меня осудил — говорить не имею права, потому что дал подписку»?
И вообще, какой смысл был это засекречивать? Засекретили, чтобы не напугать некоторых советских граждан с особо тонкой душевной организацией?
Так публиковались в военное время и более грозные вещи. Например, «ОБ УТВЕРЖДЕНИИ ПОЛОЖЕНИЯ О ВОЕННЫХ ТРИБУНАЛАХ В МЕСТНОСТЯХ, ОБЪЯВЛЕННЫХ НА ВОЕННОМ ПОЛОЖЕНИИ, И В РАЙОНАХ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ.» Указ Президиума Верховного Совета СССР («Ведомости Верховного Совета СССР» 1941 г. № 29).
В этом положении вообще запредельное «зверство» есть:
«Приговоры военных трибуналов кассационному обжалованию не подлежат и могут быть отменены или изменены лишь в порядке надзора (ст. 407 УПК РСФСР и соответствующие статьи УПК других союзных республик).»
Какой смысл был секретить вполне обычный для военного времени документ, при том что секретность этого правового акта делало невозможным его применение?
Конечно, всё дело в первом пункте:
«Разрешить НКВД СССР в отношении всех заключенных, приговоренных к высшей мере наказания, ныне содержащихся в тюрьмах в ожидании утверждения приговоров высшими судебными инстанциями, привести в исполнение приговоры военных трибуналов округов и республиканских, краевых, областных судебных органов.»
Т. е., Берия добился разрешения от ГКО расстрелять по всей стране смертников, ожидающих вступления в силу приговоров судов. А зачем? Чтобы смертники не попали в руки немцев, если те вдруг прорвут фронт и захватят тюрьму? Даже в сибирских тюрьмах? И что значит — разрешить? А если Берия, получив разрешение, завтра проснется в благодушном настроении и не захочет расстреливать?
Еще люди, стряпавшие эту фальшивку (конечно, это фальшивка), допустили непростительный ляп:
«…привести в исполнение приговоры военных трибуналов округов…»
Они не учли, что по положению о военных трибуналов округ:
«О каждом приговоре, присуждающем к высшей мере наказания (расстрел), военный трибунал немедленно сообщает по телеграфу Председателю Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР, Главному Военному Прокурору Красной Армии и Главному Прокурору Военно-Морского Флота Союза ССР, по принадлежности.
В случае неполучения в течение 72 часов с момента вручения телеграммы адресату телеграфного сообщения от Председателя Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР, или Главного Военного Прокурора Красной Армии, или Главного Прокурора Военно-Морского Флота Союза ССР о приостановлении приговора, таковой приводится в исполнение.
Остальные приговоры военных трибуналов вступают в законную силу с момента их провозглашения и немедленно приводятся в исполнение.»
Незачем было Берии давать разрешение расстреливать приговоренных военным трибуналами.
Без него их быстро к стенке ставили. Зато Постановления ГКО имеют одну очень интересную особенность: их нумерация не разделяла постановления секретные и несекретные. Шли по нумерации они по порядку, только к номеру добавлялся код грифа (с или сс) и не все подлежали публикации, если касались только деятельности отдельных ведомств, то рассылались только по ведомствам. Т. е., можно было из архива изъять настоящее Постановление ГКО, негрифованное, касающееся расширения прав ОСО, и подменить его на совершенно секретное и такое же совершенно идиотское, чтобы выставить Сталина и Берию палачами, с санкции которых расстреляли в тюрьмах возможно невинных людей, ожидающих кассации…
* * *
Мне долго было непонятным, почему правозащитники «Мемориала» и подобная им шелупонь так докопалась до этого Особого совещания, представляя его решения каким-то незаконным зверством, приведшим к осуждению невинных людей, зачем понадобилось стряпать такую лажу, как документы о приговоре ОСО С. П. Королева. Подумаешь, адвоката не было у осужденных! И что из того?! Материалы ОСО проходили на проверку их законности через прокурора, т. е., фактически, прокурор в этой комиссии выступал в роли адвоката. А это намного покруче какого-то юриста из адвокатской конторы. Мне понятно, что и судам до законности приговоров ОСО было непросто дотянуться.
Да я сам почти 14 лет занимался почти тем же, чем занималось Особое совещание. Только я рассматривал административные дела, они — уголовные, но разницы почти никакой нет.
Будучи заместителем начальника таможни по правоохранительной деятельности, я рассматривал дела об административных правонарушениях, возбуждаемых в таможне, если наказание за правонарушения
