Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев
Блог «Серп и молот» 2019–2020 читать книгу онлайн
Перед тем, как перейти к непосредственно рассмотрению вопроса о Большом терроре, нужно оговорить два важных момента.
Первый. Самого по себе факта Большого террора, расстрелов по приговорам несудебного незаконного органа 656 тысяч человек и заключению в лагеря на срок 10 лет еще примерно 500 тысяч человек, т. е. тяжелейшего преступления перед народом СССР, как факта не существует по определению. Некоторые особенно отмороженные правозащитники до сих пор носятся с идей проведения процесса над КПСС (правильней будет — ВКП(б)) по типу Нюрнбергского. Эту идею я поддерживаю, голосую за нее обеими руками. Я страстно желаю, чтобы на открытый судебный процесс были представлены те доказательства репрессий 37–38-го годов, которые наши профессиональные и не очень историки считают доказательствами массовых расстрелов и приговоров к 10 годам заключения более чем миллиона ста тысяч граждан СССР. Даже на процесс, который будут проводить судьи нынешнего нашего государства. Но моё желание никогда не сбудется. Попытка провести такой процесс уже была, уже были подготовлены доказательства, которые сторона, обвинявшая КПСС в преступлениях, хотела представить на суд. Да чего-то расхотела. А пока такой процесс не состоялся, пока не дана правовая оценка тем доказательствам, которые свидетельствуют о масштабных репрессиях 37–38-го годов, факт Большого террора любой грамотный историк может рассматривать только в виде существования этого факта в качестве политического заявления ЦК КПСС, сделанного в 1988 году. Мы имеем не исторический факт Большого террора, а исторический факт политического заявления о нем. Разницу чувствуете?
Второе. Историки в спорах со мной применяют один, убойный на их взгляд, аргумент: они работают в архивах, поэтому знают всю правду о БТ, а я — «диванный эксперт», в архивы не хожу, поэтому суждения мои дилетантские. Я, вообще-то, за столом работаю, а не на диване — раз, и два — оценивать доказательства совершенных преступлений, а БТ — это преступление, должны не историки, а криминалисты. Занимаясь вопросом БТ до того, как доказательствам его существования дана правовая оценка, историки залезли за сферу своей компетенции. Я себя к профессиональным историкам не причислял никогда и не причисляю, зато я имею достаточный опыт криминалиста. Как раз не та сторона в этом вопросе выступает в роли дилетанта.
Как раз именно потому, что я имею достаточный опыт криминалиста, я категорически избегаю работы в архивах по рассматриваемому вопросу. По нескольким причинам. Я сторона заинтересованная, я выступаю в качестве адвоката, и не стесняюсь этого, сталинского режима. Заинтересованная сторона в архив должна заходить и документы в нем изучать только в ситуации, приближенной к условиям проведения процессуального действия, т. е. в присутствии незаинтересованных лиц, с составлением соответствующего акта.
(П. Г. Балаев, 18 февраля, 2020. «Отрывки из „Большого террора“. Черновой вариант предисловия»)
-
Зато сам Н. Стариков, не читая меня, разумеется, запустил обо мне клевету, которая даже в статью Википедии вошла:
«Автор же, Пётр Балаев, к примеру, говорит о том, что на Украине всё произошло своим естественным путём, а не как в 1917-м, или в 1933-м.»
Разумеется, никогда ничего подобного я про украинские события не говорил и не писал, я вообще этой темы почти не касался, зато клевета была запущена именно тогда, когда эти события вызывали наиболее острый резонанс. И кого же будет интересовать книга Балаева, который оправдывает украинских националистов, правда ведь? И кто после этого Стариков? Вы и теперь согласны с тем, что я о нем слишком жестко высказался?
Ой! Да ведь его на дискуссию надо было вызвать! Поспорить с ним! А он бы согласился? Чем бы он крыл меня на этой дискуссии? Моим несуществующим выражением про Украину?
Зато с его подачи была запущена клевета о моей грубости и хамстве, да еще сторонники Старикова стали разбрасывать рецензии, в которых писали, что я грешу в книге нецензурщиной. Вот так даже! Теперь вы сами попробуйте найти в «Почему история все-таки наука» хоть одно нецензурное слово.
А перед выходом второй книги «Правда о русской революции» у меня случился конфликт еще с двумя «левыми» — М. Соркиным и Б. Юлиным. Изображая из себя моих товарищей эти двое отполоскали меня на первом же совместном мероприятии, в прямом эфире, за утверждение, что в Феврале подняли на восстание рабочих большевики, аргументируя свою позицию тем, что работниц Петрограда вывела на демонстрацию эсерка Мария Спиридонова, Юлин еще и тем тогда отметился, что на мои слова о казачьем национализме высказался: казаки себя не считали землепашцами, они себя воинами считали.
Я не стал в прямом эфире размазывать из по всему скайпу лицами, предложил после мероприятия им публично извиниться и признать, что они несли чушь. Что Спиридонова во время февральских событий находилась на каторге, что в 1918 году восстание казаков, которые не считали себя земледельцами, вызвано было переделом земли в пользу иногородних. Ответили, что они согласны это обсудить с глазу на глаз. Публично — нет. Обгадили публично, а извиняться — обсудим тет-а-тет. И кто эти двое после всего этого?
Я их публично и назвал негодяями. Или я не прав был? Слишком грубо? Зато после выхода второй моей книги Юлин распустил обо мне клевету, как о шарлатане, будто я в ней утверждаю о том, что Гражданскую войну придумали при Хрущеве, что я нафантазировал о том, что Хрущев приказал переписать историю.
Вообще-то, про Гражданскую войну я только написал, что ее считать Гражданской не совсем правильно, при том, что в истории она значилась как четыре похода Антанты. Но про переписывание истории при Хрущеве… Историк Б. Юлин сам-то читал доклад Никиты, в котором прямо и недвусмысленно эта задача была поставлена?
Вас удивляет, что клеветать на меня стал не только охранительский лагерь со стороны Старикова, но еще и левый? И с двух сторон посыпались обвинения в грубости и хамстве. Я тоже сначала был удивлен и ошарашен.
А теперь потрудитесь открыть вторую мою книгу «Правда о русской революции», прочтите предисловие и данные автора предисловия. За что такое благожелательное внимание от такого человека? Но теперь этот человек меня и знать не желает. Я же грубиян и обзывальщик всякими грубыми словами! Резких выражений и в первых двух книгах хватает, конечно. Но они не помешали академику Шулусу предложить мне дружить даже семьями. Только при одном условии: Петр Григорьевич, вот на этом и остановись, дальше не нужно копать. Ага, и будет тебе признание, перепечатки, эфиры-телевизоры, будешь ты признанным историком, слава и почет, материальное благополучие. Так что дело не в моей грубости и в матерщине, которой у меня нет, дело совсем в другом.
Уже «Ворошилов. Первый маршал страны Советов» показал, что я человек невменяемый с точки зрения академиков. Да я и слишком хорошо знаю этот тип деляг от науки и политики, чтобы купиться на их благосклонность. Только согласись продаться, как тебя используют и выкинут, как использованную резинку. Даже со Стариковым именно так произошло. А как старался Коля!
После выхода «Берии и ЦК. Два заговора» началось уже настоящее веселье. Здесь уже все возбудились. Евгений Спицын даже прислал мне личное письмо, обозвав ветеринаром. Типа, оскорбил. Да еще угрожал разделаться со мной лично. Когда я со смехом ответил — готов, он разразился нецензурной бранью и заткнулся. А матерщинник — я, разумеется. Кто же еще? Не уважаемый же историк Е. Спицын?!
Да, я резко о нем высказался. Но недостаточно резко. Я его еще пожалел. У него был друг — историк Пыжиков. Покойный уже. Спицын изо всех сил прославлял Пыжикова. Как настоящего ученого. Те, кто читал труды Пыжикова, имея в голове хотя бы одну извилину, поняли, что там — раздувание изо всех «научных» сил антиукраинского национализма. За гранью всякого разумного. Бешенное. Откройте Уголовный Кодекс 1926 года, вы там найдете статью для Пыжикова и Спицына, который пропагандировал труды своего друга. И наказание за это — вплоть до высшей меры социальной защиты. Помните, фотографии в советских газетах митингов трудящихся с плакатами: «Собакам — собачья смерть!». Вот так нужно выражаться про этих пыжиковых-спицыных, а не в тех выражениях, которые о них у меня.
Ну и Ю. Мухин, тоже относимый к левым (да-да. Даже откровенные фашисты у нас — левые), возбудился. Его шавки тоже меня в грубости обвинили. Я же затронул непорочное имя самого Мухина! Всячески обозвал его за то, что он Сталину приписал организацию тайных политических убийств с помощью ядов «Лаборатории-Х». Это Мухин так Сталина от клеветы защищал. Как я должен был назвать всю эту публику, чтобы не оскорбить их нежные чувства?
И Прудникова, ее шавки, после «Берии» пришли в возбуждении. Елена Анатольевна тоже оскорбилась: Балаев в непозволительном тоне пишет! Оскорбляет!
Да,
