История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

Другой касается истории государства кочевых узбеков хана Абулхаира XV века и отношения к этому государству современных казахов и узбеков. Третий — с взаимодействием тюрко- и ираноязычных народов на территории Средней Азии и их отношением к современным таджикам и узбекам. Можно отметить, что различные версии общей истории в определённых случаях могут оказывать самое серьёзное влияние на современную политику. Споры об «исторической правде» имеют огромный разрушительный политический потенциал.

Очевидно, что в каждом новом государстве на территории бывшего СССР формирование исторической идеологии прежде всего связано с национальными политическими интересами и развивается по собственной логике. При этом не имеет большого значения мнение соседей или тех, чьи интересы может задевать такая версия исторических событий, которая легла в основу исторической идеологии той или иной страны. Формирование собственной идеологии — задача сугубо внутренняя. Однако нельзя не отметить, что часто историческая идеология пересекается с аналогичной идеологией, формируемой в соседнем государстве или у соседнего этноса. А это уже может нести вполне конкретный конфликтный потенциал.

Как определить точки соприкосновения различных исторических идеологий? Для этого можно ввести в исследование термин историческое поле, но это очень условное понятие. Когда мы говорим об историческом поле, то имеем в виду ту конкретную базу исторических событий, которая составляет основу исторической идеологии конкретного этноса, который претендует на роль государствообразующей нации в современных условиях.

Соответственно, одной из главных задач формирования исторической идеологии является необходимость определения исторического поля, в пределах которого сформировался этнос, ставший базовым для создания национального государства. То есть речь идёт о том, в каких условиях, когда, при каких обстоятельствах происходило формирование конкретного этноса. При этом возникает задача обеспечить непрерывность исторической преемственности существования такого этноса на занимаемой им сегодня территории. В результате одной из главных задач формирования исторического поля для исторической идеологии стало достижение максимально возможного уровня древности того или иного этноса. Поэтому и идёт сегодня на пространствах бывшего СССР такая борьба за принадлежность тому или иному народу тех или иных исторических событий, а также связей с теми народами, которые исторически проживали на территории его современной государственности. Это справедливо и для казахов, ряд историков которых стремятся обосновывать своё происхождение от древних ираноязычных кочевников Казахстана, и для узбеков, которые доказывают свою связь с наследием прежнего ираноязычного населения Средней Азии, и для многих других.

В связи с этим показательна ситуация у русских, украинцев и белорусов. Они являются наследниками Древней, или Киевской Руси. Между этими народами идёт серьёзная конкуренция за её историческое наследство. Несомненно, для них это важно с точки зрения задач собственного государственного строительства и общественной самоидентификации. Фактически борьба идёт за историческое поле в рамках задач, стоящих перед исторической идеологией.

Показательны и разночтения ответов на вопрос, почему центр государственного развития Древней Руси переместился из района Киева на северо-восток и почему именно Московская Русь в политическом смысле стала преемницей Киевской Руси. По мнению известного российского историка XIX века С. Соловьёва, «несмотря на то, что Юго-Западная Русь, преимущественно Киевская область, была главной сценой древней нашей истории, пограничность её, близость к полю, к Степи, жилищу варварских кочевых народов делали её неспособною стать государственным ядром для России; отсюда Киевская область вначале и после носит характер пограничного военного поселения до полного государственного развития, начавшегося в Северной Руси»[1]. Далее Соловьёв указывает: «Назначение старой, Южной Руси: расплодить, распространить Русскую землю, наметить границы. Но Руси Северной выпал удел — закрепить приобретённое, связать, сплотить части, дать им внутреннее единство, собрать Русскую землю»[2].

В то же время известный украинский историк М. Грушевский считает, что «по традиции старой московской историографии, принятой новейшей русской, факты украинской истории обыкновенно включали эпизодически в традиционную схему восточноевропейской или, как она называется обыкновенно, русской истории. Последняя начиналась старейшими известиями о Восточной Европе; после обзора славянского расселения следовало изложение истории Киевского государства, доводившееся до второй половины XII века, после чего нить повествования переносилась в великое княжество Владимирское, потом Московское, и, наконец, история Московского государства переходила в историю Русской империи»[3]. Не соглашаясь с российской интерпретацией, Грушевский делает предположение, что уже среди древних славян намечалось разделение на три группы племён. Среди них он выделяет «южную, украинскую, группу славянских племён, которые располагаются в бассейне среднего и нижнего Днепра, простираясь на запад в область Карпат»[4]. Таким образом, Грушевский отстаивает право на историческую самобытность современного украинского этноса, пытаясь найти для этого основания в прошлом.

По большому счёту, перед обоими уважаемыми историками стояла сложная задача ответить на вопрос: как можно разделить историю Древней Руси, общую для современных этносов русских и украинцев? Такая постановка вопроса была обусловлена идеологическими задачами. При этом важно отметить, что эти задачи не были поставлены государством. Они были вызваны потребностями современных русского и украинского обществ в самоидентификации.

Примечательна логика рассуждений Соловьёва и Грушевского. Чётко видно, что оба историка идут в прошлое от современного для них исторического момента. То есть они исходили из объективного факта существования современных этносов русских и украинцев и уже потом выдвигали аргументы, которые обосновали бы их существование на той территории, которую они занимают в настоящее время. Естественно, что при этом они, как и любые другие историки на их месте, просто вынуждены вступать в полемику с представителями противоположной стороны. Потому что речь идёт об одном историческом поле, которое крайне трудно разделить таким образом, чтобы не задеть чьих-то историко-идеологических интересов.

Это замечание важно для нашего исследования. Подобный принцип изучения истории с современных позиций характерен практически для всех обществ, которые сталкиваются с проблемами самоидентификации и создания государственной идеологии. Практически везде вопросы истории рассматриваются с точки зрения современных идеологических задач. Затем в глубинах истории ищут основания, подтверждающие современную реальность. Получается как бы логика наоборот. От реалий сегодняшнего дня мы двигаемся в прошлое. Однако проблема в том, что кроме нас в это же самое прошлое двигаются и наши соседи, и зачастую бывает очень трудно разделить когда-то общее прошлое на отдельные составные части.

Поэтому практически на всём пространстве бывшего СССР мы можем наблюдать своего рода «битву за прошлое». Очевидно, что это будет продолжаться до тех пор, пока в новых независимых государствах не завершатся процессы государственного строительства. Для этого важно накопление необходимого количества качественной исторической литературы, где будут проговорены самые сложные моменты истории, особенно в части взаимодействия с соответствующими историями соседних стран.

Вызов для науки

Несомненно, что существующий спрос со стороны и государства и общества на историческую идеологию